Яна Завацкая - Ликей. Новое время (роман второй)
На этом рукопись обрывалась. Все это показалось Агнии безумно интересным. Она никогда не читала ничего подобного. Но еще интереснее была личность самого Алексея, временами вырывающаяся из-за строк.
"В бытность мою ликеидом пришлось довольно близко ознакомиться с культом Ликея. Я получал посвящения во всех пяти основных храмах…"
"Особенно убогим на фоне этих утопий кажется прогресс нашей космонавтики. Уже во время обучения в Школе Астронавтов в Хьюстоне я не раз недоуменно задавал себе этот вопрос…"
Агния не знала, что Алексей был раньше ликеидом, да еще - без пяти минут астронавтом. И не представляла причин, которые могли бы заставить человека отказаться от такой судьбы. Однако очевидно, что с христианством несовместимо пребывание в Ликее. Теперь уже Агнии это было очевидно. Ведь ликеид обязан ходить во все эти храмы, поклоняться десяткам разных богов… Но за что Алексея могли исключить из ликеидов?
Приступ еще не начался, вообще после душа стало как-то легче. Агния вытерлась, надела халат… однако аура не прошла до конца. Ничего. Сейчас - в постель. Принять таблетку и спать. Агния прошла к себе. Вытряхнула на ладонь "Синалгин", проглотила таблетку без воды. Непривычно. С детства она не принимала никаких таблеток. Это было запрещено в доме отца. Болит голова или живот - энергетический сеанс, травяные настои, все, что угодно, но не "химия". Или терпи, в конце концов, если ничего не помогает.
Агния скользнула под одеяло. Очень быстро ей удалось заснуть.
Она проснулась к обеду. За дверью слышались чьи-то шаги - видимо, Таня вернулась из института.
Агния полежала еще под одеялом. Хорошо… сквозь сон она чувствовала прорывающуюся головную боль, тошноту, ее мучили какие-то кошмары… Но удалось не проснуться, и приступ, смягченный таблеткой, прошел сам собой.
А теперь голова была легкой и ясной… Агния улыбнулась.
Все не так уж плохо! Она вскочила и начала одеваться. Потом заправила кровать. Вспомнила, что надо бы помолиться… но что сейчас - утро, вечер? А, ладно, не обязательно.
В дверь стукнули.
- Агния, ты не спишь? Тебе звонят, я на твой экран передам?
- Давай, - отозвалась Агния, сердце снова тревожно стукнуло. Она напряглась в ожидании. Экран вспыхнул.
Агния увидела отца.
Он как-то осунулся за последнее время. Седые бакенбарды низко спускались на бледное, похудевшее лицо. Глаза лихорадочно блестели. Агния почувствовала жалость…
- Здравствуй, папа.
- Здравствуй, Агния. Я долго тебя искал.
- А что меня искать? - удивилась девушка, - ведь я же оставила свой адрес.
- Агния… - отец помолчал, - ты знаешь, я не хотел звонить тебе. Анжела настояла. Агния, я вижу что-то нехорошее… очень нехорошее в твоем ближайшем будущем.
Агния непроизвольно стиснула кулачки. Побледнела.
- Доченька, - заговорил отец непривычно мягко, - Послушай меня… поверь… вернись ко мне. За что ты так наказываешь меня? Разве я когда-то стеснял, ограничивал твою свободу? Разве я запрещал тебе что-нибудь? Я был когда-нибудь с тобой груб, жесток, несправедлив?
- Нет, папа, - прошептала Агния.
- За что ты мучаешь меня?
- Папа, я не хочу, - волнуясь, заговорила Агния, - Я хочу тебе только хорошего… но пойми, я взрослый человек. Я не против того, чтобы общаться с тобой, - голос ее окреп, - но почему я не могу жить одна? Сейчас почти все уходят от родителей… мне уже двадцать два года.
- Почему ты живешь у чужих людей?
- Ну я не могу сразу снять квартиру… и с деньгами пока не очень.
- Я дам тебе денег, - сразу сказал отец. Агния отрицательно покачала головой.
- Я уже почти договорилась… У меня будет работа со следующего месяца.
- Господи, какая работа? Где?
- Меня берут ученицей на часовой завод… на сборку деталей спайсов.
- Агния, - с мукой в голосе сказал отец, - ведь ты умная, развитая девочка. Ты в школе так хорошо училась… ну хотя бы ты поступила в университет!
- Может быть, я и поступлю, - согласилась Агния, - Это мне сейчас работа нужна, ведь жить надо на что-то.
- Агния… ну вот посмотри, разве ты не наказываешь меня? Я заставлял тебя работать целителем? Я не разрешал тебе поступить в университет? Да оставь ты все, поступай, разве я против? Ты можешь прекрасно жить у нас, питаться и быть дочерью в доме, а не приживалкой у чужих людей. Но ты уходишь, чуть ли не голодаешь, побираешься неизвестно у кого… Может быть, ты думаешь, что мне не нравится твое увлечение старой религией? Агния, ты ведь знаешь, я сам христианин, как же я могу иметь что-то против? Ну скажи, Агния, в чем я перед тобой провинился?
Агния стиснула зубы.
Вот опять. Опять получается так, что она - сплошь плохая, жестокая, злая. А отец - страдалец…
- Папа, - сказала она еле слышно, - я не могу у вас жить. Извини.
- Что тебе мешает? Тебя кто-то тиранит дома?
- Нет… атмосфера… вся атмосфера… я не могу. Я ничего против вас не имею, но… не могу.
Я только почувствовала, что есть другая жизнь, есть свобода… Только уйдя от вас, я впервые почувствовала себя, как я есть, я поняла, что не зазорно мечтать о простой человеческой жизни, что я не обязана спасать мир. И мне стало тошно с вами, невыносимо тошно…
Но даже это ты не решишься сказать! А на самом деле причина побега совсем иная… но о ней почему-то нельзя говорить. Нельзя. Глупо - ведь доказать ничего нельзя.
Вместо этого, вместо правды - какой-то жалкий лепет про "атмосферу". Насколько низко, подло, глупо ты выглядишь по сравнению с отцом - таким благородным страдальцем, таким умным и мужественным.
Агния опустила голову.
Ничего нельзя сказать. Ничего. А без этого - какой смысл в разговоре?
- Агния, но если тебе что-то мешает, ты же можешь просто сказать… зачем такие демонстрации? Я не понимаю…
- Папа… скажи… ты говорил, что окружен защитной стеной. И если тебе кто-то захочет причинить вред, этот вред отразится на нем самом?
- Да, я не отрицаю этого. Но это от меня не зависит. Бог дал мне такую защиту.
- Папа, а если я причиню тебе вред?
- Ну что ты говоришь, Агния! Ты плоть от плоти моей. Для моих ангелов ты - то же, что и я. Тебя защищают не менее активно, чем меня. Просто потому, что я тебя люблю, Агния. Любовь - это великая сила. Это главное в жизни.
- Пап… а если ну… на кого-то отразился этот удар, то ты можешь остановить его?
- Агния, но ведь я даже не знаю об этом. Пойми, я не защищаю себя. Меня защищает Любовь!
- Но если ты знаешь? Тогда можешь остановить?
- Это не зависит от моей воли, - мягко сказал отец, - а почему ты спрашиваешь об этом, Агния?
- Так… просто.
- Агния, я жду тебя. Жду каждый день, каждый час…Агния, пожалей меня!
Девушка, не поднимая глаз, покачала головой.
- Я не приду, - прошептала она.
- Ну что же, - отец казался маленьким и жалким, - прости… если я тебя чем-то обидел. Я не буду тебя держать…
Экран погас. Агния легла на кровать и закрыла руками лицо.
12.
Где-то глубоко внизу, под слоем облачности, уже раскинулась тайга Дальневосточной республики. Кедровые вековые леса, пихты, лиственница…
А здесь ничего нет - пустота, сияние, голубизна. Солнце бьет сверху и справа, на Славкину сторону опущены фильтры. Где-то внизу тучи, ливень, сильный северо-восточный ветер. Здесь - одно лишь сияющее небо. Алексей бросил взгляд на часы. Минут через сорок будем на месте, подумал он. И даже легкое разочарование ощутил.
Он совсем не устал. Наоборот, ему было очень хорошо, так хорошо, как давно уже не было…
"Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе".
"Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его. Славьте Бога Богов, ибо вовек милость Его. Славьте Господа Господствующих, ибо вовек милость Его. Того, который один творит чудеса великие, ибо вовек милость Его. Который сотворил небеса премудро, ибо вовек милость Его…"
- Леш, а Леш!
- Чего тебе? - отозвался Алексей, не оборачиваясь.
- Погода-то хреновая будет. Снег, ветер…
Алексей вздохнул.
- А что ж тебе, все как на курорте? Сделаем.
Слава замолчал. Через некоторое время заговорил снова.
- Хорошо еще, что нас только до утра продержали.
- Я думал, нас не допустят к полету.
- Почему?
- Медики, - объяснил Алексей. Подумал, что зря болтает - все же пишется… вот гробанется сейчас самолет, и будут рассуждать о каких-то проблемах, мол, пилоты виноваты. Поосторожнее надо.
Славка, видно, подумал о том же - примолк.
- А хорошо он тебе заехал, - сказал он через минуту. Алексей улыбнулся криво.
- Ну я ему тоже… ничего. Говорят, вывих?
- Да, этот..удак сразу застонал, прикинулся полумертвым, потребовал справедливости. Ну увели его в изолятор. Но, говорят, то ли вывих, то ли растяжение… а то бы тебе еще приписали чего-нибудь.
Алексей помрачнел.
- Давай потом об этом, а? - сказал он.
Здесь до такой степени все это безразлично… все эти мелкие земные дела. То есть, понимаешь, что все это очень важно. Но ничего с собой сделать невозможно, когда ты здесь, на своем месте, среди помигивающих экранов и панелей управления, когда в поле зрения и в сердце - одно только сияющее небо.
