Филип Дик - Особое мнение (Сборник)
Человек застонал. Заморгал. Зашевелился. На лице застыло выражение беспримесной, страшной муки.
— Г-господи, — прошептал он.
Глаза оставались пустыми, тело беспомощно обвисло, еще не оправившись от перенесенной боли.
— Они…
— Вы очнулись, — сказал Хэмфрис — его еще потряхивало после увиденного. — Не волнуйтесь, вы в полной безопасности. Все прошло, закончилось, осталось в прошлом. В далеком прошлом.
— Кончилось? — жалко пробормотал Шарп.
— Вы вернулись из прошлого в настоящее. Вы слышите меня?
— Д-да, — еле выговорил Шарп. — Но — что это было? Они меня выкинули. Откуда-то. Куда-то. И я стал падать, падать… — Тут он задрожал всем телом. — Я упал. Я упал!
— Вы выпали из люка, — спокойно объяснил Хэмфрис. — Вас избили и жестоко изранили — похоже, эти люди решили, что вы мертвы. Но вы выжили. Вы живы. Вы сумели выкарабкаться.
— Но зачем? Почему они это сделали? — запинаясь, проговорил Шарп. — Его лицо осунулось и посерело, черты исказили страх и отчаяние: — Хэмфрис, помогите мне, прошу вас…
— Вы действительно не помните о произошедшем? Никаких воспомниний, даже смутных?
— Да нет же!
— И даже где это могло произойти, не помните?
— Нет! — У Шарпа задергалась щека. — Они пытались убить меня — и они меня убили! Убили с концами!
Он попытался приподняться и застонал:
— Да нет же, ничего похожего со мной не случалось! Я бы помнил! Это чужое, фальшивое воспоминание — мне взломали мозги!
— Оно не фальшивое. Оно вытесненное, — твердо ответил Хэмфрис. — Оно было вытеснено в глубины подсознания, поскольку причиняло боль. Это вид амнезии — только такие подавленные воспоминания просачиваются в сознание опосредованно — в виде вот таких фобий. Но как только вы все это вспомните…
— А что, мне нужно снова это пережить? — взвизгнул Шарп. — Вы что, опять меня под эту чертову лампу посадите?
— Этот опыт нуждается в осознании, — строго сказал Хэмфрис. — Но не весь и не сразу. На сегодня, пожалуй, хватит.
Шарп облегченно вздохнул и устало поник в кресле.
— Спасибо, — слабым голосом выговорил он.
Потом ощупал лицо, руки и тихо сказал:
— Подумать только, я столько лет носил это в себе. А оно меня пожирало изнутри…
— Фобия должна ослабеть, — утешил его психоаналитик, — как только вы сумеете справиться с воспоминаниями об этом инциденте. Мы уже многого достигли, теперь мы знаем ваш истинный страх в лицо. Итак, речь идет об избиении, о нападении профессиональных убийц. Видимо, бывших солдат — в послевоенные годы они сбивались в банды. Я помню это время.
Судя по выражению лица, Шарпу полегчало.
— Ну теперь-то понятно, почему я так боюсь упасть. Учитывая, что со мной сделали.
И он, все еще дрожа, попытался встать.
И тут же издал пронзительный жалобный крик.
— Что случилось? — Хэмфрис подскочил и схватил его за руку.
Шарп отпрыгнул, зашатался — и безвольно упал в кресло.
— Что с вами?
На лице Шарпа изобразилась мученическая гримаса:
— Я не могу встать!
— Что?
— Я не могу подняться на ноги.
И он жалобно уставился на аналитика с болезненным ужасом во взгляде.
— Я… я боюсь, что упаду. Доктор, я теперь даже на ногах стоять не могу!
Некоторое время они оба молчали. Потом, уткнувшись глазами в землю, Шарп прошептал:
— Я, собственно, поэтому к вам и пришел. Потому что у вас кабинет на первом этаже. Забраться повыше меня просто не достало…
— Нам придется снова прибегнуть к лампе, — сказал Хэмфрис.
— Я понимаю. Но мне страшно. — Вцепившись в подлокотники кресла, он продолжил: — Но вы делайте все, что нужно. Другого выхода нет, я понимаю. Я все равно выйти из кабинета не сумею. Хэмфрис, оно убьет меня, я умру!
— Нет. Не умрете.
И Хэмфрис снова подкатил к нему лампу.
— Мы вас вылечим. Постарайтесь расслабиться. Старайтесь ни о чем не думать.
Щелкнув выключателем, он тихо добавил:
— В этот раз мы не станем возвращаться к травмирующему событию. Мне нужны воспоминания до и после него — контекст. Более обширный участок вашего прошлого.
Пол Шарп спокойно шел по снегу. Дыхание вырывалось блестящими клубочками пара. Слева тянулись выщербленные руины — некогда они были зданиями. Под снегом они казались симпатичными, даже красивыми. На мгновение он остановился, чтобы полюбоваться пейзажем.
— Интересно, да? — сказал один из сопровождавших его исследователей. — Там может оказаться все, что угодно. В буквальном смысле.
— А ведь красиво, правда? — заметил Шарп.
— Видите тот шпиль?
И молодой человек поднял руку в толстой перчатке — полевые исследователи ходили в спецкостюмах с защитными свинцовыми пластинами. Они с товарищами только что вылезли из воронки, в которой сохранялся высокий радиационный фон. Буры аккуратно лежали на земле.
— Это церковь. Была, — сообщил он Шарпу. — Очень даже милая, судя по развалинам. А вон там… — и ткнул в бесформенную кучу обломков, — раньше была мэрия.
— Прямого попадания город избежал? — спросил Шарп.
— Одна бомба упала справа, другая слева. Хотите, спуститесь с нами, осмотрите находки. В воронке справа…
— Нет, спасибо. — Шарп даже отшатнулся. — Сами там ползайте…
Молодой эксперт с любопытством взглянул на Шарпа, но тут же сменил тему разговора:
— Если обойдемся без неожиданностей, к очистке почвы можно приступить прямо со следующей недели. Сначала, конечно, нужно бы шлак вывезти. Он уже растрескался — видите, тут трава проросла, плюс он сам собой разлагался. На выходе получилось много полуорганического пепла.
— Отлично, — с удовлетворением заметил Шарп. — Приятно, что здесь снова отстроят город. Не вечно же ему стоять в развалинах.
Эксперт поинтересовался:
— А как оно было, ну, до войны? Я ведь не застал те времена — родился уже после того, как пошли бомбить все подряд.
— Ну, — сказал Шарп, оглядывая занесенные снегом поля, — здесь раньше было много плодородной земли. Активно развивалось сельское хозяйство. Выращивали грейпфруты, к примеру. Аризонские грейпфруты. А вон там стояла плотина Рузвельта.
— Да, — кивнул эксперт. — Мы нашли ее развалины.
— Здесь выращивали хлопок. Плюс — салат, люцерну, виноград, оливки, абрикосы. Мы как-то с родителями проезжали через Финикс, и больше всего мне запомнились эвкалипты.
— Да уж, прошлого не вернуть, — со вздохом отозвался эксперт. — И что это за штука — эвкалипты? Я о таком даже не слышал…
— В Соединенных Штатах они больше не растут, — сказал Шарп. — В Австралию надо ехать, чтоб на такое посмотреть.
Хэмфрис слушал и быстро черкал в блокноте — конспектировал.
— Так, — наконец сообщил он, громко и отчетливо. И со щелчком выключил лампу. — Шарп, очнитесь.
Тот помигал и с недовольным ворчанием открыл глаза.
— Да что такое…
И попытался приподняться. Потом зевнул, потянулся и невидяще огляделся вокруг.
— Что-то такое про восстановление. Я руководил командой экспертов. Говорил с каким-то парнишкой.
— А когда начались восстановительные работы в районе Финикса? — спросил Хэмфрис. — Похоже, это жизненно важная информация для этого отрезка времени и пространства.
Шарп непонимающе нахмурился:
— Мы еще не занимались Финиксом. Это все еще на уровне проекта остается. Возможно, следующим летом начнем работу, а что?
— Вы уверены?
— Ну да. Уж в чем-чем, а в рабочей информации я не путаюсь.
— Мне придется снова отправить вас назад, — проговорил Хэмфрис и потянулся к лампе.
— А что, случилось что-то?
Лампа ярко вспыхнула.
— Расслабьтесь, — резко приказал Хэмфрис — пожалуй, даже резковато для специалиста-психолога.
Спохватившись, он, тщательно выговаривая слова, сказал:
— Мне нужна более широкая перспектива. Поэтому мы посмотрим, что случилось незадолго перед тем, как в Финиксе начались восстановительные работы.
Дешевая кафешка в деловом районе города. Двое мужчин сидят за столом друг напротив друга.
— Извини, — нетерпеливо выговорил Пол Шарп, — но мне пора. Работа ждет.
И он одним глотком осушил остатки эрзац-кофе в чашке.
Высокий худой мужчина напротив аккуратно отодвинул пустые тарелки и, откинувшись на стуле, неспешно раскурил сигару.
— Вот уже два года, — не скрывая раздражения, проговорил Джиллер, — ты увиливаешь от ответа. Мне надоели твои отговорки.
— Отговорки? — Шарп пожал плечами и встал из-за стола. — Что-то я не совсем понимаю, о чем ты.
— А то я не знаю, что вы примериваетесь к местности, перспективной с точки зрения сельского хозяйства. К Финиксу. Так что не надо мне рассказывать, что вы чисто промышленные районы восстанавливаете. Ты вообще представляешь, как живется всем этим людям? На что они живут? Ты что, не можешь им вернуть фермы и землю?
