Сергей Петров - Абсолютное программирование
День я провела в праздности. Облака на небе рассеялись, и пустыня снова задышала сорокаградусной жарой. Соболев и Алексей укатили на какое-то совещание и не появились даже на обед. Я раза три искупалась в озерце, пару раз выспалась, изучила местную библиотечку, поболтала с обалдевшими от счастья солдатиками из охраны объекта, а после ужина, часов в восемь, когда жара спала, пошла побродить по окрестностям.
Я шла по твердой спекшейся поверхности песка навстречу солнцу, раскаленным кирпичом лежащему на далеких пустынных холмах, и думала о странной своей судьбе. Такой же странной, как то, что я иду сейчас в дорогом вечернем платье, в туфельках, предназначенных для хорошего паркета, и в бриллиантах по дикой выжженной пустыне, где до меня бывали лишь верблюды, казахи-кочевники да солдатики из охраны, которым и в самоволку сбежать-то здесь некуда. Кто я? Потаскушка, повидавшая всю грязь, какая только бывает на этой планете, и чудом залетевшая в чистый круг? Лучшая ученица и студентка, надежда учителей и преподавателей, падшая до уровня обыкновенной потаскушки? Неверная жена? Верная любовница? Что будет со мной дальше? Может быть, бросить все, сбежать от них всех куда-нибудь в захолустный городишко, купить там маленький домик с палисадником, усыновить какого-нибудь детдомовского малыша, пусть даже совсем больного, и жить, постепенно старясь и дурнея, но только чтобы вдалеке от всех этих грязных и чистых? Ничего я не знаю. Но что-нибудь сделаю обязательно. Только бы не остаться навсегда такой, как сейчас.
Стемнело удивительно быстро, почти мгновенно, как только верхний край потерявшего всякую форму солнца канул за гряду холмов. Я испугалась, что заблужусь в темноте, но, повернувшись назад, обнаружила, что отошла от домиков совсем недалеко. Во тьме южной ночи они звали в свой уют теплыми огоньками, и суетливые дорожки от этих огоньков тянулись ко мне через зеркало озерца.
Соболев, похоже, был уже у себя: из его комнаты сквозь закрытые жалюзи пробивался свет. На крыльце я сбросила туфли, смахнула ладонью песок со ступней и без стука открыла дверь.
Что-то сильное и безжалостное вдернуло меня внутрь, и дверь захлопнулась за спиной. Я, видно, стала помаленьку забывать, как обращаются с проститутками. Даже почувствовала какой-то мгновенный приступ гнева, словно нарушили мое священное право на неприкосновенность. Даже попыталась закричать, но тут потная рука накрепко запечатала мне рот, и чье-то вонючее дыхание просвистело над ухом, что-де, спокойно, малышка, без нервов, а то будет хуже. И я в самом деле сразу успокоилась. Сработал профессионализм. В конце концов, изнасилование – это тоже часть моей работы.
Настольная лампа накрывала световым кругом прикроватную тумбочку, коврик и часть кровати. На тумбочке – небольшой металлический медицинский бокс. Рядом с ним – несколько взломанных стеклянных ампул. В перевернутой крышке – кусочек ватки и шприц, холодный, вызывающий волнующую дрожь шприц, с вытянутым то отказа поршнем. На кровати – что-то большое и жутко неподвижное. На коврике – ноги в знакомых серых в мелкий рубчик брюках и пыльных лаковых полуботинках, протянутые из полумрака, небрежно лежащие одна на другой.
– Машенька, голубчик, только спокойно, – донесся из полумрака голос владельца ног. Голос Алексея Васильевича. – Не пугайтесь. Все будет хорошо. Не вырывайтесь и не кричите. Вы не будете кричать?
Я мотнула головой, насколько позволила зажимавшая рот рука.
– Ну вот и хорошо, договорились. Чуть-чуть отпусти ее, Николай, пусть вздохнет. Нам не нужно, чтобы она задохнулась. Попридержи только.
Хватка немного ослабла.
– Машенька, – продолжил из полумрака Алексей Васильевич, не меняя позы. – Вы должны нам помочь.
– А попроще никак нельзя попросить? – выдохнула я.
– К сожалению. Извините за грубость и причиненные неудобства, но попроще никак нельзя.
– И в чем же заключается моя помощь? И где Михаил Александрович?
– Михаила Александрович вот, – спокойно сказал Алексей, чуть повернув настольную лампу в сторону кровати. Одновременно рука Николая вновь перекрыла мне дыхание.
Свет упал на то большое, что лежало на кровати. Соболев. Белое лицо. Слепой взгляд направлен в бесконечность. Мертв.
Терпеливо дождавшись, пока я перестану вырываться, Алексей Васильевич продолжил:
– А помощь нам от вас нужна очень простая. Вы спокойно, без фокусов, должны будете лечь рядом с Михаилом Александровичем и позволить ввести себе в вену вот этот раствор из этого шприца. А лучше, если вы сделаете это сами своими золотыми ручками. Вам же не привыкать, Машенька, правда? Вас же Соболев, помнится, вылечил и заставил завязать, правда?
Голос Алексея успокаивал и завораживал. А силы таяли. Николай, похоже, оказался человеком невероятной мощи и выносливости. Как я ни извивалась в его руках, сколько ни молотила пяткой по слоновьим ногам, его бережная и мертвая хватка не ослабевала и не усиливалась ни на йоту.
– Машенька, лапочка, не надо вырываться, – продолжал уговаривать Алексей Васильевич. – Николай абсолютный профессионал, он вас ни за что не отпустит, а то вы понаставите себе синяков, как мы потом докажем, что это несчастный случай? Будьте благоразумны. Вот даже Соболев, уж на что сильный человек, а и то никаких проблем не доставил. Я уж не говорю о вашем Максиме. Ну-ну, не надо так. Чем раньше вы согласитесь помочь нам, тем быстрее для вас все кончится. Ведь это же так просто. Вам будет даже приятно: вспомните, так сказать, былое, поймаете кайф. А потом заснете – и все. Легенда очень простая. Были в Англии, клюнули на дешевку, сорвались. Рейс сюда бестаможенный, виповский. Провезли ампулки. А тут у Соболева такая неприятность – носитель дерьмовый оказался. Вот вы ему и предложили ширнуться, расслабиться. Неудобно, конечно, скандал: такой большой человек, а откинулся от левого дурева в кровати с переводчицей-проституткой. Ну да чего в жизни не случается? Зато всем хорошо: вы напоследок поторчите, Соболев все свои проблемы разом решит, уже решил; жена его, подружка ваша, приличное наследство получит, государство обратно перспективное предприятие поимеет, муж ваш мучиться дурью перестал. Ну и мы, грешные, свое возьмем. Так что кончайте свое сопротивление, расслабьтесь и получите удовольствие.
Я из последних сил вцепилась зубами в ладонь Николая. С таким же успехом можно кусать автомобильный протектор. «Тихо, с-сука,» – вот и весь результат.
Николай аккуратно перетащил мое безвольно обвисшее в его руках тело к кровати и, как куклу, усадил рядом с мертвым Соболевым.
– Ну как, вы сами, или помочь? – позаботился Алексей Васильевич.
– Сама, – еле прошелестела я.
– Ну и славненько. А даже и хорошо, что вы посопротивлялись: вон веночки как набухли. И жгутика не потребуется. Попадете в веночку-то?
Я молча взяла протянутый шприц и попала с первого раза. Знакомая, но давно забытая звенящая волна накрыла с головой, подхватила в мягкие материнские объятия и понесла далеко-далеко, в ласковый, невозвратный океан любви и вечности.
Глава 10.
Двадцать первый век
Сознание включилось вместе с хлопком двери.
– Проходите, пожалуйста, Илья Евгеньевич, дорогой вы мой, – ласково сказал Саваоф Ильич. – Присаживайтесь. Я понимаю: вы в шоке. Не страшно. Не спешите, придите в себя. Ничего не надо говорить. Вот коньяк, вот кофе. Пейте-пейте, не стесняйтесь, я все понимаю.
Я машинально опрокинул в себя рюмку насыщенной терпким древесным экстрактом жгучей жидкости.
– Дежавю, да? – участливо поинтересовался Саваоф Ильич, наблюдая, как я ошалело оглядываюсь вокруг.
Те же свечи, те же панели древнего дерева, те же тисненые золотом фолианты, тот же снег за стрельчатыми окнами.
– Что со мной? Вы меня спасли?
– Вас – Илью Евгеньевича, или вас – Машу?
– Хоть кого-нибудь.
– Наливайте еще, если хотите. Никого, конечно, я не спас, да и не собирался, потому что это не в моих силах. Маша скончалась три с половиной года назад на Байконуре, при странных и компрометирующих обстоятельствах. Странных, потому что в тот же самый день в Мытищах погиб ее муж, выбросившись из окна их квартиры. Следствие установило, что оба несчастных случая никак не связаны один с другим. Компрометирующих – потому, что смерть наступила от отравления грязным героином, и еще вместе с Машей скончался ее непосредственный начальник, известный предприниматель Михаил Александрович Соболев. Маша похоронена в Подмосковье, родители Максима увезли его тело на Украину, а Соболев лежит, как и предполагал, на Ваганьковском кладбище. Вот и вся история.
– Постойте, как – три с половиной года? – Кажется, я еще чувствовал укус укола на левой руке и горячий гул подступающего наркотического дурмана.
– Да, вот так. Вы не существовали три с половиной года. На Земле сейчас две тысячи второй год, январь месяц. И произошло много-много разных событий. Но, к сожалению, не совсем тех, на которые мы с вами рассчитывали. Однако потеряно не все. Мы существуем – следовательно, мы существуем. И значит, надо продолжать борьбу. Вот именно поэтому я снова вызвал вас из небытия.
