Нил Шустерман - Непереплетённые
— Сдаётся мне, весёлая была поездочка, приятель, — начинает разговор мускулистый австралиец лет семнадцати. Парень, похоже, из тех, кто третирует слабых, наверняка лупил очкариков-отличников, прежде чем подался в бега.
Колтон пытается хоть что-то сказать, но его все еще трясёт.
— А ты у нас молчун, да? — продолжает гроза лузеров. — Я Дженсон. Добро пожаловать в Волшебное Королевство.
Видимо, так они называют это место. Дженсон объясняет, что изначально это была шутка какого-то расплёта, но название подхватили и охранники, в итоге оно стало официальным. Этот заготовительный лагерь — один из семи, принадлежащих Да-Зей, — ближе остальных к тайской границе, примерно в полу-миле от неё.
Дженсон показывает на двух тайцев. Один, маленький и хрупкий, забился в угол и едва сдерживает рыдания. Второй, чуть покрепче, выглядит полной противоположностью первого — сидит в позе лотоса с бесстрастным выражением лица.
— Гэмон у нас плакса, — объясняет Дженсон. — По-моему, не говорит по-английски. Второго звать Кемо. Этот и не пискнет. Он хотел уйти в буддистский монастырь, но его продали Да-Зей, чтобы оплатить долги отца-игрока. А Гэмона продали, чтобы оплатить свадьбу его брата.
Дженсон пинает «плаксу» — не больно, только чтобы продемонстрировать власть, и рявкает:
— Кончай ныть!
Всхлипы Гэмона переходят в хныканье.
— Он все время так выпендривается, когда приводят новичка, — продолжает Дженсон. — Будто хочет доказать, что он самый разнесчастный расплёт на свете.
Потом самозваный главарь внимательно осматривает Колтона.
— С тобой ведь не будет проблем, а? Достали уже проблемные расплеты.
— Ты здесь, похоже, давно, — замечает Колтон.
Собеседник слегка сдаёт обороты.
— Да уж, когда гостишь у Да-Зей, три недели кажутся вечностью.
Что до девушки, то имени своего она не называет и на приветствие Колтона отвечает ругательствами. По словам Дженсона, она русская и считает себя политзаключённой.
— Говорит, что она «pravda», то есть русский хлопатель, и убила семьдесят членов Да-Зей.
— Так и есть! — настаивает девушка. — Убью, если скажешь, что нет.
Кажется, она не в себе. В конце концов, хлопатель уже давно бы взорвался. Но Колтон понимает, что эти фантазии помогают ей прожить ещё один день. В каком-то смысле она не врёт — потому что сама верит в свою выдумку. И верит, что русское правительство заплатит за её освобождение и её экстрадируют. «Правде» не больше четырнадцати лет.
История Дженсона такая же, как у Колтона, только без девушки. Он сел в неправильный тук-тук, который привёз его к серому зданию. Дженсон раньше слышал про этот дом от других беглых расплётов и бросился бежать, как только понял, где оказался, но его транкировали. Он признаёт, что виной всему его собственная неосторожность, но за всё то время, что он в бегах, с ним ничего плохого не случилось, и он совсем расслабился. Думал, что после принятия в Штатах Параграфа-17 он в безопасности. Однако в Азии свои порядки.
— Вот же сволочная девка! — комментирует Дженсон, выслушав историю с Кариссой. — Ну, она ещё хлебнёт своего же дерьма.
— Надеюсь, — отвечает Колтон, улыбнувшись впервые за все то время, что он здесь. — Мне только хочется, чтобы именно я преподнёс ей это блюдо.
Крохотные комнатушки лагеря битком забиты подростками. Каждое утро ребят выталкивают на улицу, и те щурятся от яркого света, пока охранники выстраивают их в линию и осматривают. Из этого строя выдёргивают на расплетение. После чего все временно выдыхают. Пленников пересчитывают и скармливают им водянистую белковую пасту, о происхождении которой Колтон старается не думать. Проверяют, не появилось ли новых ран, сыпи или болезней. Заболевших отправляют в лазарет, где за ними присмотрит доктор Роден. Остальных заталкивают обратно в каморки.
К удивлению Колтона, оказывается, что старый телик работает. На сегодняшнем утреннем построении Дженсон обменивается дисками с другими ребятами и получает пару новых фильмов. Вообще-то это старые фильмы, которые никто не видел и не вспоминал с начала Глубинной войны, но лучше уж это, чем пялиться на бетонные стены. Или друг на друга.
По-видимому, таков ритуал Дженсона — после утренней поверки ставить диск с фильмом. Сегодня кино про невидимого инопланетянина в джунглях, вроде тех, что окружают лагерь. Как будто только этого и не хватало пленникам — у них и без всяких невидимок достаточно поводов для тревоги.
— С чего это Да-Зей заморачивается нашим досугом? — вслух удивляется Колтон.
— Кто знает? — откликается Дженсон. — Может, это их возвышает в собственных глазах. Такая разбодяженная версия милосердия.
В самый напряжённый момент фильма, Гэмон, видимо, почувствовав себя совсем уж несчастным, начинает всхлипывать, заглушая слабенькие динамики телевизора. И тогда Дженсон выходит из себя, набрасывается на беднягу и жестоко избивает, осыпая ругательствами. Похоже, именно эта манера срываться с катушек и довела австралийца до ордера на расплетение.
— Я ТЕБЕ! СКАЗАЛ! ЗАТКНИСЬ! НАФИГ!
— Дженсон! Прекрати!
Колтон с трудом оттаскивает драчуна от бедного парнишки, который даже не пытается защититься. Дженсон смотрит на Колтона так, словно выходит из транса и вяло лепечет:
— Он… он сам напросился. Испортил фильм… давно нарывался…
Но даже для самого агрессора его «аргументы» звучат неубедительно. Гэмон, окровавленный, весь в синяках, сворачивается с комок и продолжает всхлипывать, точно так же, как до избиения.
Тут Кемо выходит из своей медитации и поднимается на ноги. Все глаза обращены на него, пока он медленно, со спокойной уверенностью приближается к Дженсону. И хотя таец на голову ниже австралийца, тот втягивает голову в плечи.
— Ты повредил их собственность, — произносит Кемо на безупречном английском. — Знаешь, что они делают с тем, кто портит их собственность?
Колтон на мгновение захвачен врасплох спокойствием Кемо, его знанием английского и мыслью о том, что все они собственность.
Дженсон молчит, лишь отшатывается, уткнувшись взглядом в свои окровавленные пальцы. Это что — его кровь? Нет, вряд ли.
Кемо поворачивается к нему спиной.
— Да, ты знаешь.
Возвращается на прежнее место и усаживается в позу лотоса.
«Значит, все россказни о Да-Зей правда, — думает Колтон, — или по крайней мере Кемо в них верит». Но нужно спросить. Колтон приближается к тайцу.
— Что они делают?
Тот молчит, и по лицу его ничего не понять.
— Что они делают, Кемо?
Отвечает Правда из противоположного угла:
— Много чего. Может, ты сам видеть.
И улыбается, словно и ей хотелось бы посмотреть.
Дженсон не произносит больше ни слова. Просто отходит к дальней стене, опускается на пол и обхватывает голову окровавленными ладонями, уже не интересуясь инопланетянином, который выдирает из людей позвоночники.
• • •На утреннем построении их инспектирует повелитель Сонтхи — так положено величать персону подобного уровня. Он облачен в камуфляж, словно находится в состоянии вечной войны.
Сонтхи останавливается напротив Гэмона, быстро приметив синяки и распухшее лицо. Парнишка трясётся и хнычет.
— Кто это сделал? — вопрошает начальство, глядя на остальных.
Все молчат.
Тогда Сонтхи приближается к Колтону, хватает его запястья, осматривает костяшки пальцев. Удовлетворённый, перемещается к Дженсону и находит виновника — вот они, разбитые костяшки. Сонтхи злобно пялится в глаза австралийцу, пока тот не отводит взгляд, и поворачивается к остальным его сокамерникам.
— Виновен один — виновны все. — И обращается к охранникам: — Отведите их в Дом с привидениями.
Что-то подсказывает Колтону, что прогулка окажется не из весёлых.
• • •Их ведут через весь заготовительный лагерь мимо пяти зданий, каждое больше того, в котором они обретаются. «Интересно, — размышляет Колтон, — здесь тоже все битком набито расплётами, ожидающими своей судьбы?» Поскольку окон нет, снаружи ничего не понять.
В дальнем конце лагеря возвышается отдельное строение. Похоже, когда-то здесь была удобная резиденция для владельцев, возможно, даже храм, но теперь здание заросло джунглями и покрылось мхом. Правда вдруг делает попытку удрать, но идущий позади охранник хватает её за руку и возвращает в строй.
Сонтхи открывает тяжёлую дверь и вводит пленников внутрь.
Здесь все безупречно чисто. Что удивительно, учитывая каково здание снаружи. Откуда-то из глубины исходят странные звуки, отражаясь эхом от каменных стен. Хрюканье и сопение. Невнятный говор и хлюпанье. Колтон чувствует, как узел в его животе затягивается туже.
Узкий коридор выводит процессию в огромный двор под открытым небом. По всему периметру двери в стенах. Много-много дверей, и именно за ними раздаются эти странные звуки.
