Сергей Трищенко - Универсальное средство (сборник)

"И что это означает?" – вторично хотел спросить я, но вовремя прикусил язык: могло быть так, что в этом случае я попал бы в ловушку во времени. Меня предупреждали относительно подобных вариантов. А также о возможном коварстве обитателей того мира. Откуда об этом узнали? Секретно… Вместо этого я спросил:

– В вашем мире у всех штампы?

– Да, – вздохнул он. Вздохнул, быть может, оттого, что я не попался в ловушку.

– И что означает ваш? – мне захотелось перехватить инициативу.

– Только то, что вы видите, – он снова вздохнул. – Что я – хороший человек. И не могу совершить ни одного дурного поступка. Даже попить пива – и то не могу! – вырвалось у него. – А я его так люблю! Потому и прихожу сюда, в этот бар. Это не считается нарушением. А здесь я могу хотя бы понюхать!

И его ноздри потянулись к моей кружке.

– Так отхлебните! – предложил я, пододвигая к нему бокал.

Он отшатнулся:

– Нет! Я не могу! Мне нельзя! Клеймо ставится раз и навсегда, и я обязан быть таким, каким меня счёл Он… – и мой собеседник поднял очи горе.

– А… – я не успел спросить: за наш столик плюхнулся здоровенный детина. Он так брякнул кружкой, что пивная пена плеснула мне на рукав. – Какого чёр… – язык мой сделал судорожное движение и прилип к гортани: на лбу детины синела чёткая надпись: "Бандит и убийца".

Мой первый собеседник, похоже, был хорошо знаком с детиной: они обменялись кивками.

– Не пугайтесь, – прохрипел детина, отхлебывая из кружки: – я уже выполнил причитающийся лимит убийств на сегодня. А тем более вы из другого мира.

Да что такое! Второй встречный "колет" меня на раз. Все директивы о секретности летели насмарку. Надо будет сказать, чтобы тому, кто пойдёт следом за мной, нарисовали какой-нибудь штампик.

– У меня есть жена и дети, – неожиданно нежно сказал детина, окружив кружку волосатыми лапами.

Она скрылась, словно гнездо клеста среди еловых ветвей.

– И я их люблю, – продолжал детина. По его полувыбритой щеке поползла слеза, то и дело застревая среди пеньков волос. – А я вынужден щёлкать по носу моих малюток, хотя мне хочется зацеловать их до смерти!

Он сжал лапищи, и осколки глиняной кружки фейерверком полетели вокруг.

– Гарсон! – гаркнул он. – Ещё кружку пива! Нет! Две!

Бледный парнишка принес три кружки, и, трясясь от страха, поставил перед громилой:

– Т… третья – за счет заведения, сэр!

– Угощайтесь! – громила пододвинул нам кружки.

– Спасибо, – я взял предложенное.

– Нет, нет, я не могу! – заотказывался "хороший человек", а ноздри его сладострастно расширились.

– Пей, а то убью! – провозгласил громила.

– Подчиняюсь насилию, – смиренно произнёс "хороший человек" и в три глотка выхлебал кружку.

На его лице разлилось блаженное выражение.

– Ради таких случаев я и прихожу сюда! – прошептал он.

– Как вам везёт! – проговорил громила, раскачиваясь из стороны в сторону. К пиву он так и не притронулся. – Вам, вам, – палец его уставился на меня.

– Чем же? – удивился я.

– На вас нет клейма. Вы можете вести себя, как хотите.

– Не совсем так, – возразил я. – Если кто-либо из нас совершает… недостойные поступки, он позже приходит… к духовному наставнику, и кается.

– Да я готов каяться каждый день! – возопил бандюга. – Если бы мне разрешили хотя бы разок поцеловать моих малюток!

– А мне, – утирая слёзы, произнёс "хороший человек", – хотя бы раз плюнуть на тротуар!

Он вынул кружевной платочек и высморкался.

– Скажите, – я решил взять быка за рога, благо оба собеседника находились в соответствующем настроении, – а кто ставил вам штамп на лоб?

– Как кто? – хором ответили оба. – Творец нашего мира!

– Вот оно как! – воскликнул я. – А как же…

В голове моей носилась масса мыслей, и ни одна не могла найти выхода.

– Он находится над нами, – печально произнес "хороший человек", – мы не можем никуда спрятаться от его взгляда. Он проверяет нас…

– Неужели? – кое-что становилось понятным. – А наш Создатель, раз сотворивши нас, куда-то удалился, разрешив развиваться самостоятельно.

– Счастливчики! – прохрипел громила. А "хороший человек" заметил:

– А нас он решил постоянно контролировать.

– Но… но Создатель должен быть один! – пролепетал я. – Вселенная-то одна. Или это значит, это значит…

Мне казалось, что я понял. Но сформулировать мысль не успел: я почувствовал, как к моему лбу что-то осторожно прикасается. То холодное, то тёплое – попеременно. Как будто кто-то, находящийся вне меня, не мог определить, какой штамп ставить на мой лоб.

Мои собеседники, будто что-то заметив – а может, мою реакцию, – отшатнулись от меня, и с округлившимися глазами и приоткрытыми ртами наблюдали: какой отпечаток появится у меня на лбу?

Панически взвизгнув, я нажал кнопку возврата.

И очнулся в объятиях родных майоров и полковников – из соображений секретности низших чинов не привлекали, а для случая провала не ставили в известность никого из старших.

Но еще минут пять я озирался с диким видом, разыскивая на их лбах синие штампики…

Я всё подробно изложил в отчёте. И шеф неоднократно вызывал меня на беседы, пытаясь выведать всё новые и новые подробности. Я наговорил сорок часов диктофонных записей, вспоминая четыре часа, проведённые в параллельном мире.

Шеф заинтересовался рассказом. Он был честный старый служака.

– Как это удобно, – бормотал он, – посмотришь на человека – и сразу скажешь, чего от него ожидать: кто хороший, кто плохой! Я считаю, нам следует присоединиться к этому миру. Надо доложить по начальству!

Докладывал он или нет – не знаю. Знаю, что его неожиданно сняли с работы и отправили на пенсию. Весьма приличную, кстати. Ну, шеф давно выработал необходимый для приличной пенсии стаж, так что по-другому и быть не могло.

Мне же пришлось ещё долго писать отчеты, вспоминая каждую минуту моего пребывания там. Но особенно неприятно было вспоминать то холодное, то горячее прикосновение клейма ко лбу…