Роберт Сильверберг - Журнал "Если" 1999, номер 11
– Заруби себе на носу, Харди! Я не позволю беспокоить моих людей.
– Хорошо. Что-нибудь еще?
Он явно не ожидал такого ответа.
– А разве этого мало? – Как скажешь, Станс.
– ДЯДЯ СТАНС, бесстыжий отморозок!
– Это правда, ты мой дядя.
– И никогда не забывай об этом!
– Вряд ли я смогу забыть такое, Станс.
Что-то в его лице изменилось, но он по-прежнему взирал на меня, как на упрямого локса.
– Мои люди сказали, что ты выражал сомнение в их компетентности, а значит, и в моей. Я не потерплю этого, Харди, слышишь, не потерплю!
Я начал уставать от этого маленького глупого человека. Без благотворного влияния отца он был всего лишь напыщенным прототипом своего сына-осла. Но как же от него избавиться? Я попытался сменить тему разговора.
– Будем надеяться, что животные скоро начнут мигрировать, иначе нам придется пережить еще одну голодную стужу. Ты не помнишь, была ли когда-нибудь стужа похуже прошлой?
Он уставился на меня, открыв рот. И наконец произнес с очевидным усилием:
– Ты говоришь о том, чего не понимаешь. Это не входит в твою крошечную сферу ответственности. Я должен напомнить тебе, Харди, что предводитель здесь я. – В глазах его, как мне почудилось, вспыхнул безумный огонек. – Прошлого нет, оно умерло! Теперь для нас имеет значение только будущее, и мы должны принять его со стойкостью и здравым смыслом. Слишком долго мы обращались к предкам, а в итоге повторяли одни и те же ошибки из поколения в поколение.
Станс святотатствовал!..
Неужто он сошел с ума? Лампа, освещавшая лицо дяди снизу, придавала ему демонический вид; глаза невидяще вперились в дальнюю стену.
– Станс! – Я схватил его за плечи и потряс.
– Что? – Он моргнул и уставился на меня.
– О чем ты говоришь?
– Я… Сейчас тяжелые времена, Харди. Ты не поймешь. – Казалось, Станс выговорил весь свой гнев. – Время покажет, – пробормотал он к моему изумлению, повернулся и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
Я все еще был ошарашен, когда вскарабкался по лестнице на чердак, где время от времени ночую для разнообразия. Внезапно меня посетила ужасная мысль: уж если Станс действительно спятил, то предводителем станет Триггер… И что же тогда будет со злосчастным Иамом?!
Но возможно, они назначат временного предводителя до тех пор, пока Триггер не достигнет возраста благоразумия, если это вообще возможно. Таких прецедентов было предостаточно, и я знал, что здесь есть одна тонкость: временный предводитель получает свой статус на продолжительный срок. И если Триггер не проявит никаких признаков возмужания… то постоянным предводителем стану я.
Я так и сяк обдумывал эту пугающую возможность, когда внизу раздался скрип входной двери, а за ним – сдавленный шепот. Потом я услышал тихие шаги, крадущиеся к лестнице на чердак.
У нас не принято врываться в чужие дома по ночам. В нашем мире вообще творится очень мало преступлений. И если бы не события последних дней, я бы, наверное, лишь удивился необычной ситуации. Но теперь я, заподозрив самое худшее, поспешно выкатился из мехов и натянул одежду. Непрошеные гости перешептывались уже у самого основания лестницы.
Что делать? Оружия у меня нет, а если те замыслили зло, у них ножи. Конечно, я могу ударить ногой по голове того, кто первым покажется в люке, но это лишь отсрочит неминуемое. Конечно, я могу закричать, но никто не обратит внимания на вопли среди ночи: это обычное следствие черной вспышки памяти, земляне называют ее ночным кошмаром.
Мне оставалось только бегство, но враг мой, скорее всего, способен поднять на меня половину мужского населения Иама. А я великолепно запомнил разъяренных мужчин Носса! Толпа не посчитается с законом и традициями, и Чара на сей раз не прибежит меня спасать.
На чердаке когда-то хранили припасы, и под коньком крыши было пробито небольшое окошко, снабженное скобой и блочком для подъема корзин с продуктами. В детстве я частенько развлекался с этим устройством, пока веревка не лопнула, и я не грохнулся на землю. Отец не стал привязывать новую бечеву, и сейчас мне пришлось пожалеть об этом. Делать было нечего: я открыл ставни, перекинул ноги через подоконник и, оттолкнувшись, канул во тьму.
Грохнулся я не хуже, чем в детстве, сразу попытался встать и тут же упал. Правая лодыжка взорвалась нестерпимой болью, и хорошо, если это не перелом.
– Его здесь нет, – услышал я голос наверху.
– Но он должен быть здесь, – возразил кто-то другой. – Он где-то прячется.
Скоро они сообразят, куда я делся. Я встал и, стиснув зубы, заковылял в сторону женской деревни, так быстро, как только мог. Ночью по морозу далеко не уйдешь, и мне необходимо было убежище.
– Харди, во имя Великого Локса! Что ты здесь делаешь в такое время?
– Я все тебе объясню, – быстро сказал я, протискиваясь в дверь и плотно закрывая ее за собой.
Весна стояла передо мной в белой ночной рубашке из земной материи, с небольшой, тускло горящей лампой в руке.
– Значит, это случилось, Харди? Сколько их было?
– Больше одного, уж это точно.
– Ты узнал кого-нибудь?
– Нет, я не стал задерживаться.
Весна потушила лампу, и мы сидели в темноте, пока я подробно излагал суть дела.
– Ночью они далеко не пойдут. До утра я буду здесь в безопасности, если ты не возражаешь, конечно.
– Конечно, нет, дорогой.
– Спасибо, – пробормотал я в смущении. – Я уйду на рассвете. – Было очень странно зависеть от женщины, но я доверял Весне.
– Куда ты пойдешь?
– Пока еще не решил. Возможно, в Носс. Я не собираюсь уходить далеко. В Иаме происходит что-то странное, и я желаю быть в курсе событий.
– По-моему, в Носсе тебя не слишком жалуют?
– То было недоразумение. Я все улажу.
– Она тебе поможет.
– Она?..
– О, ради Фа, Харди, не пытайся меня одурачить! Твой отец и я… мы другие. Что бы там ни было, ты мог унаследовать это от нас. – Весна вздохнула. – Люди не умирают парами, знаешь ли. Поэтому люби свою Чару, пока возможно. Твой отец замечал, что она относится к тебе так же, как я к нему.
– Я никогда не видел пару, похожую на вас с отцом.
– Правда? Тогда послушай, что я тебе скажу. В Иаме есть и женщины, похожие на меня, и мужчины, похожие на Бруно. Просто у них не хватает духу признать, что они не такие, как все. Бруно ничего не боялся, но ведь он имел высокий статус.
Я молчал в замешательстве, и Весна сказала:
– Ладно, я ложусь спать. Меховые подстилки найдешь в том углу.
– Я уйду на рассвете.
– Возьми горячий кирпич и пару шкур. В хлеву за амбаром есть несколько локсов, одного можешь взять. Пешком ты далеко не уйдешь.
– Большое спасибо!
– Удачи тебе, Харди. – Ее рубашка прошелестела в темноте, я ощутил теплое дыхание, и мягкие губы прикоснулись к моему лбу. Потом она ушла, оставив меня в растерянности.
Я проснулся, когда сквозь ставни пробивался серый свет, поспешно встал и тут же со стоном упал на пол. Я снова поднялся, как можно осторожнее, добрался до ближайшего окна, приоткрыл ставни и внимательно изучил больную ногу. Щиколотка невероятно распухла и была багрового цвета с темными, почти черными пятнами. В целом моя правая нога не составляла впечатления конечности, при помощи которой можно ходить.
Я сел, закутался в меха и стал думать, что делать дальше. Задерживаться было нельзя. Если моя мать увидит эту ногу, то постарается меня задержать, а то еще, чего доброго, пошлет за лекарем. Нет, я должен уйти, невзирая на боль, в Иаме оставаться небезопасно.
Я прилег на минутку, чтобы облегчить боль… и проснулся от криков и стука в дверь. Комнату заливал яркий солнечный свет. Я подвел Весну – мои враги явились за мной.
– Сейчас! Сейчас!
Весна спускалась по лестнице с чердака. Увидев меня, она приложила палец к губам и указала на черный ход. Во входную дверь опять заколотили. Я схватил пару шкур и выбрался через заднее крыльцо.
– Дайте же мне одеться, ради Фа! – закричала Весна. – Что вам нужно в этакую рань?
Ответа я не разобрал, но прозвучал он угрожающе. Потом раздался грохот и негодующий вскрик Весны. Мои враги вломились в дом, и кто-то резким тоном начал задавать вопросы.
Я огляделся в поисках спасения. За домом лежала открытая местность. Бежать я не мог, а возможно, не мог и ходить. Все, на что я годился, – это обогнуть дом, пока преследователи оставались внутри, встать на проезжей дороге и кричать что было мочи, привлекая внимание. Возможно, они не рискнут разделаться со мной на людях?
Я дохромал до угла дома и свернул в узкий проход между домами, но тут споткнулся и привалился к стене, задыхаясь от отчаяния: проход был наглухо перегорожен. В панике я никак не мог сообразить, чем.
Я кинулся на препятствие грудью, и оно вдруг мягко подалось. Я перевалился через какой-то барьерчик на уровне живота и упал в тем ноту. Нащупав груду мехов, быстро заполз под нее и забился в угол, стараясь дышать как можно тише.