Федор Сологуб - Королева Ортруда
Солдаты прятались за стволами деревьев, за кустами. Предатель шепнул командиру роты:
— Вот окно той комнаты, где сегодня спит Филиппо Меччио.
Капитан, пожилой человек с желтым, нервным лицом, с громадными черными усами, сердито проворчал:
— Какое мне дело до этого окна! Кончайте ваше дело, дон Рамиро, если вы хотите его кончать.
Предатель молча пожал плечами. Он подошел к окну. Прижался к стене, и постучался в стекло окна. Потом он легкою тенью скользнул к двери. Приоткрылась узкая щель. Сказан пароль, — и предатель в доме.
— Плохие вести, — шептал в доме предатель Филиппу Меччио, — отряд войск идет сюда. Кто-то выдал. Надо бежать.
— Куда? — спросил Филиппо Меччио.
— Я проведу вас в безопасное место, — шептал предатель.
— Хорошо. Идем, — сказал Меччио.
Вышли из дома. Было темно и страшно. Чудилась чья-то злая, чужая близость, — шорохи возникали и гасли, и чуждые природе вмешивались в ночной влажный воздух тусклые запахи.
— Здесь кто-то есть? — тихо спросил Филиппо Меччио.
Предатель исчез куда-то. Блеснул на траве узкою полоскою свет потайного фонаря. Чужой, насмешливый голос произнес:
— Доктор Филиппо Меччио, вы арестованы.
Филиппо Меччио схватился за револьвер, и выстрелил, не целясь. Какие-то темные фигуры замаячили вокруг. Быстрая схватка, возня на месте. Острая боль в левой руке, точно от удара кинжалом. Чей-то сильный удар выбил из рук Филиппа Меччио револьвер.
— Сопротивление бесполезно, — тихо сказал тот же насмешливый голос.
Яркий свет факелов наполнил площадку перед домом.
— Вы ранены? — спросил капитан.
Кровь текла узкою струею по левому рукаву черного сюртука Филиппа Меччио. Он взглянул на свою левую руку, улыбнулся и сказал спокойно:
— Вы находите, капитан, что дальнейшее сопротивление бесполезно? Я с вами совершенно согласен. Позвольте мне поздравить вас и ваших доблестных товарищей с успехом этого ночного дела.
Капитан досадливо отвернулся. Солдаты хмуро молчали. Кто-то молодой сказал в стороне:
— Солдаты делают, что им велят. Долг службы. Мы не рассуждаем, а повинуемся.
— Мы присягали королеве и конституции, — сурово сказал капитан.
Военный врач быстро и ловко перевязал рану Филиппа Меччио. Рана оказалась неопасною.
Филиппа Меччио отправили в Пальму. Таково было решительно выраженное желание королевы. Принц Танкред хотел бы судить его на месте, и повесить немедля. Но Виктор Лорена не хотел давать принцу Танкреду слишком многого, и склонился пред волею королевы Ортруды. Как и всегда, впрочем: королева Ортруда умела быть конституционною государынею, и свое личное влияние употребляла редко и осторожно. И всегда успешно.
На пути Филиппа Меччио в Пальму не раз собирались толпы. Слышались сочувственные возгласы.
Конвойные солдаты угрюмо и сдержанно молчали. Глупые солдаты! они не очень-то гордились своею победою.
Филиппа Меччио посадили, как водится, в тюрьму, за крепкие затворы. С ним обращались хорошо, и старались поместить его в наилучшие условия. Но все-таки у него в каземате было скверно, — затхлою сыростью веяло от стен; узкое окно за решеткою высоко у потолка пропус-кало мало света. Где-то мышь скреблась; капля за каплею падала в углу с сырого потолка; за дверью надоедливо-гулко звучали тяжелые шаги часового, — и с противным ржавым скрипом изредка открывалась железом окованная дверь.
Кто-то пытался перестукиваться через стену, — но Филиппо Меччио думал, что это — казенный шпион, и ничего не ответил. Долго и настойчиво стучался назойливый сосед, — и наконец затих.
Филиппо Меччио сидел, погруженный в свои думы. Не очень верил он в переданное ему еще на воле Лансеолем, мальчишкою контрабандистом, обещание королевы, но не боялся и смерти. Тягостно было думать о крушении дела, о гибели многих товарищей.
Приходил к Филиппу Меччио следователь, хитрый, злой старик. Старался лукавыми вопросами и лживыми сообщениями об уже сделанных признаниях выведать что-нибудь о сообщниках, еще не обнаруженных. Филиппо Меччио был с ним очень вежлив, но не говорил ни о ком.
— Могу рассказать только о себе, — не раз решительно заявлял он. Каждый пусть говорит за себя.
Пускали к нему только трех лиц, кроме следователя. Прежде всех пустили врача, который лечил его рану. Потом Афру. Милы были ему беседы с нею и утешительны. Ведь и сильные люди нуждаются в утешении, как маленькие и слабые. Потом стали допускать и адвоката.
Предварительное следствие длилось недолго. Недолог был и суд, военный. Председатель суда, седой, суровый генерал с наружностью замаринованного Дон-Кихота, вел допрос слишком по-военному, обрывал бесцеремонно и свидетелей, и адвокатов, и словно торопился куда-то. Его усердной солдатской душе казалось, что дело уже предрешено, и много разговаривать не к чему.
Во время допроса свидетелей Филиппо Меччио сказал несколько презрительных слов о предателе.
— Это к делу не относится, — резко прервал его председатель.
Филиппо Меччио был холодно вежлив с судьями, и очень спокоен.
— Храбрый человек, — сказал про него в совещательной комнате председатель.
Без долгих дум, — суд совещался семь минут, — Филиппо Меччио был приговорен к смертной казни через расстреляние. Но суд постановил просить королеву о смягчении участи осужденного, и о замене казни пожизненным заключением в крепости.
Филиппо Меччио рассеянно слушал монотонное чтение приговора, и улыбался.
Пока еще не было известно, что ответит королева Ортруда на ходатайство суда, и эти немногие часы были наполнены страстною борьбою из-за судьбы Филиппа Меччио. Принц Танкред, ликовавший при известии о поимке Филиппа Меччио, был возмущен просьбою суда о помиловании его.
— Нет, этого не будет! — гневно восклицал он. — Министерство не должно допустить такого безумного поступка.
Чтобы уничтожить впечатление этого неуместного, по мнению принца Танкреда, ходатайства, он требовал кассации приговора и передачи дела в другой состав суда, более надежный. Генерала же, председательствовавшего в суде, — говорил принц Танкред, — необходимо немедленно уволить в отставку.
Принц Танкред долго разговаривал об этом с Виктором Лорена. Убеждал его требовать от королевы, во имя высших интересов отечества, и во имя блага народного, чтобы она отклонила ходатайство суда. Первый министр отвечал неопределенно. Принц Танкред стал сердиться и угрожать, намекая на близость переворота. Но Виктор Лорена не смутился. Он не верил в успех придворного заговора.
— Помилование — прерогатива короны, — спокойно ответил он принцу. Королева выслушает совет министра, но что бы затем ни было, примет ли ее величество этот совет, отвергнет ли его, во всяком случае министерство поступит неправильно, если уйдет в отставку из-за вопроса о личной судьбе одного из осужденных судом.
Принц Танкред досадливо и нетерпеливо говорил:
— Неужели вы не сумеете внушить королеве, что помилование этого разбойника только поощрит анархистов к покушениям? Несомненно, что это помилование подвергнет опасности ее собственную жизнь. Еще не забыто покушение на нее. Только твердость правительства спасет от повторения таких злодейств.
Виктор Лорена тонко улыбнулся. Сказал:
— Наша всемилостливейшая государыня наследовала доблестный дух своих предков. Опасности, грозящие ее жизни, не остановят ее от исполнения того, что она сочтет своим долгом. Я надеюсь, что Бог оградит королеву oт второго покушения на ее драгоценную жизнь. Благородный характер государыни побуждает ее верить заявлениям революционных партий, что преступник послан не ими. Я даже боюсь, что государыня таит в себе такие мысли об этом деле, которые ей слишком горько было бы поверить кому-нибудь. Проницательность и мудрость королевы не избавляют ее иногда от ошибок суждения.
Друзья принца Танкреда интриговали всячески против помилования Филиппа Меччио. Но их бессильные попытки запугать королеву Ортруду только презрение рождали в душе ее. А буржуазия требовала помилования Филиппа Меччио, чтобы не обострять положения. Побежденный, он казался не страшным.
Виктор Лорена принес королеве Ортруде приговор военного суда. Она вопросительно посмотрела на министра. Он молчал. Она решительно надписала на приговоре:
«Дарую полное помилование доктору Филиппу Меччио.
Ортруда».
Так же молча Виктор Лорена взял из рук королевы Ортруды этот, столь обыкновенный с виду, лист бумаги, скрепил его своею подписью, и положил его на боковой столик, куда откладывались бумаги после доклада их королеве.
Когда Виктор Лорена встал, чтобы откланяться королеве Ортруде, она сказала ему:
— Дорогой господин Лорена, я хочу увидеть доктора Филиппа Меччио, и поговорить с ним. Мне кажется, что я могу услышать от него много интересного. Надеюсь, вы не будете возражать?
