Захар Оскотский - Последняя башня Трои
И я промешкал последние мгновения. А когда "Тритон" поравнялся со мной и с явной угрозой стал подрезать мою "Цереру", прижимая к обочине, когда я все-таки всполошился и почти инстинктивно ткнул пальцем в красную кнопку, Антон бесстрастно сообщил мне, что сигнал бедствия не проходит.
– Как не проходит?!
– Заглушается направленным лучом, – отозвался Антон. И уточнил: – Источник – в соседней машине.
Черт возьми, об этом нетрудно было догадаться и без него! Рассудком я уже понимал: случилось именно то, чего я боялся, я угодил в ловушку, возможно, очень опасную. Но страх еще смешивался с ощущением нереальности, словно все происходило во сне. Глушение, даже локальное, аварийной частоты, на которую настроены приемники дорожной полиции и службы спасения – это же не баловство и не хулиганство, а уголовное преступление. Такого просто не могло быть!
Но это было. Наяву. Массивный, темный, зелено-глянцевый "Тритон" снова и снова накатывался сбоку на мою машину и сбавлял скорость, заставляя меня тормозить. Сквозь его тонированные стекла, подобные черным зеркалам, я не мог разглядеть, кто меня преследует. Они, в свою очередь, не могли увидеть мою физиономию за окнами "Цереры", но, похоже, не сомневались, что в ней сидит именно тот, кто им понадобился.
Наконец, я вынужден был остановиться. "Тритон", чуть выскочив вперед, взвизгнул тормозами и встал наискось, закрывая мне дальнейший путь. Дорога в обе стороны по-прежнему была мертвенно пуста – ни людей, ни машин. Короткий, пасмурный ноябрьский день вскоре должен был смениться сумерками, но пока еще было достаточно светло.
Дверца "Тритона" распахнулась. Оттуда вывалилось приземистое человекоподобное существо необъятной толщины и, чем-то размахивая, бросилось к моей машине с ревом:
– Открывай, сволочь!!
Уже потом, обдумывая все случившееся, я пришел к выводу, что в тот момент мне следовало бы рвануть с места задним ходом, попытаться выскочить из луча глушилки и все-таки подать сигнал бедствия. Но я опять показал себя круглым идиотом. Я уставился даже не на самого беснующегося громилу, а на предмет в его руке. И увидев, что это заостренный ломик, перепугался не столько за себя, сколько за свою ненаглядную "Цереру", которую он мог изуродовать. Я приоткрыл дверцу и закричал унизительно тонким голосом:
– Что вам от меня нужно? Я – представитель ООН!
Дверца немедленно распахнулась настежь от сильнейшего рывка, громадная ручища сгребла мою куртку на груди под самым горлом и, словно тряпичную куклу, выдернула меня из машины. При этом я больно ударился головой, локтем, коленом. Ручища поставила меня на дорогу, оттолкнула назад, так что я привалился спиной к "Церере", и закатила мне оплеуху, от которой в глазах стали взрываться фейерверки.
Но сквозь их вспышки, сквозь боль и ужас я наконец разглядел своего мучителя: это был тот самый дутик, чудовищный мешок мускулов, которого я видел в фирме "ДИГО". А из "Тритона" тем временем вылез и поспешал к нам не кто иной, как хозяин дутика, милейший Вадим Викторович Чуборь собственной персоной. Куда только подевалась его сонливость! Он деловито оглядел в обе стороны пустую дорогу и остановился передо мной. Сейчас он не был бесцветным, его лицо раскраснелось, раскаленное злобой:
– Вот так встреча! Едешь из "РЭМИ"? Ты на них работаешь или у них тоже что-то вынюхивал?
– Я – представитель ООН…
Дутик нанес мне сокрушительный, но тупой удар кулачищем в грудь. Я понял, что это предупреждение. Если бы он с такой мощью ударил меня в лицо или в живот, я бы уже не поднялся.
– Ну и что ты там разнюхал? – настаивал господин Чуборь.
– Ничего! Они все врут. Так же, как и вы…
Дутик дал мне еще одну оплеуху. Похоже, он сдерживал свою силу, чтобы я не потерял сознание.
– Мы-то не врем! – засмеялся господин Чуборь. – В отличие от тебя. Мы все делаем о-очень серьезно. Так что ты у них узнал?
– Не понимаю, чего вы от меня хотите…
– Я хочу знать, каким способом эти ублюдки грохнули наших ребят?! И на что они после этого надеются?!
– Они твердят то же, что и вы: несчастный случай.
– Несчастный случай будет с тобой, – посулил господин Чуборь. – Замечательная дорожная катастрофа. Образцовая. – И бросил дутику: – Пришпиль пока этого урода, я хочу посоветоваться!
Дверца моей машины по-прежнему была распахнута. Дутик положил свой ломик на дорогу и толкнул меня так, что я плюхнулся на сиденье "Цереры" боком к рулю. Потом он вытащил наручники, соединенные внушительной цепью, защелкнул один браслет у меня на правом запястье, а второй – на внутренней ручке дверцы. Господин Чуборь, что-то раздраженно ворча себе под нос, вынул "карманник", собираясь позвонить.
Все свершалось с невероятной скоростью, точно видеокадры мелькали при перемотке, но я вполне отчетливо осознал, что сейчас погибну. Погибну, как те жертвы аварий, катастроф, пожаров, известия о которых вызывали у меня сожаление, но всегда казались чем-то далеким, не имеющим отношения к моей собственной бессмертной жизни…
То, что произошло в следующую секунду, я даже не могу отнести на счет своей сообразительности. Инстинкт самосохранения, который дед Виталий называл сильнейшим из всех природных, сработал почти рефлекторно. Я только успел заметить, что цепь наручников спасительно длинна, сантиметров двадцать, и в тот же миг повалился на спину мимо руля, натягивая цепь и прикрывая за собой дверцу. Изогнулся, свободной левой рукой выдернул из бардачка "наган", сразу сел, опять отбросив дверцу нараспашку, и запястьем прикованной правой руки взвел высокий курок. Он щелкнул именно так, как я хотел, – громко и звонко. Щелкнул в полной тишине, потому что дутик и господин Чуборь при виде оружия окаменели.
Я так страстно желал, чтобы мой револьвер оказался настоящим, что сам почти готов был поверить в такое чудо. И вид у меня был настолько решительный, что мои противники, похоже, не усомнились: этот странный ооновец действительно имеет право разъезжать по Петроградской области с боевым оружием. А я – по их испугу – с облегчением понял, что у них самих ничего огнестрельного при себе нет. (Слава законам бессмертного общества, которые грозят лютыми карами даже за случайно завалявшийся патрон!)
– Три шага назад! – скомандовал я дутику. – Руки за голову! – Это из меня выходили просмотренные в детстве боевики. – А ты, – обратился я к Чуборю, – выключи свою гавкалку! Соединиться успел?
Он в ужасе замотал головой, поспешно убрал "карманник" и тоже сцепил руки на затылке.
Долго оставаться в моем положении – сидя в раскрытой машине, боком к рулю и ногами на дороге, с прикованной правой рукой и оружием в левой, – конечно, было нельзя. Я должен был изменить ситуацию как можно скорее, пока у противников не миновал шок. Вот теперь в дело включился и мой разум.
– Это наган, – предупредил я. – Спуск со взведенным курком очень легкий, палец чуть дрогнет – и все! (Дутик и господин Чуборь, стоя передо мной навытяжку с руками на затылке, точно в исходной позе для гимнастических занятий, внимательно слушали.) А пуля из мягкого свинца, – продолжал я, – и тупая, как бочонок. Она не пробивает человека, а разрывает, любое попадание смертельно. Так что, господа, не делайте резких движений! (Опять цитата из боевика.)
Ответом мне было напряженное молчание.
Подумав секунду, я скомандовал господину Чуборю:
– Возьми у этого орангутанга ключ от наручников и подойди ко мне. Медленно!… И держись все время на одной линии с моим стволом и его тушей, чтобы я при малейшем сомнении мог одним выстрелом вывалить кишки из вас обоих!… Так. Так. Отомкни браслет у меня на руке. Теперь на дверце. Возьми наручники и отходи.
Освобожденный, я встал у своей машины и перебросил "наган" в правую руку:
– Так!… Бедняжка, у тебя, наверное, затекли лапы? (Дутик растерянно моргал.) Не спеша, только не спеша, опусти их и отведи локти за спину. А ты, – приказал я господину Чуборю, – застегни ему наручники повыше локтей! Не притворяйся, что не налезают, я немного разбираюсь в полицейской технике: браслеты чудно раздвигаются, а потом сами автоматически затягиваются… Вот, молодец! А еще пары наручников у вас в хозяйстве не найдется? Ну так сцепи ему еще и ножки. Для симметрии!
Господин Чуборь, двигаясь как в замедленной съемке, послушно все исполнил и опять сложил руки на затылке.
Если мне цепи наручников этой системы казались длинными, то дутику они явно были коротки. Он страдальчески согнул свою тушу из-за соединенных за спиною рук и не очень устойчиво удерживался на скованных толстенных ногах.
Дорога по-прежнему была пустынной. Ветер стих. Сумерки еще не начались, однако уже потемнело оттого, что небо заволокли серые тучи. Стал падать снег – редкими, мягкими хлопьями. После ударов дутика у меня болели ребра и звенело в ушах, но окружающий мир выглядел таким обыденным, спокойным, что все разыгравшееся здесь минуту назад казалось нереальным. Не хотелось верить в ненависть, вражду, угрозы. Непонятно было, что делать дальше.
