Морис Дантек - Вавилонские младенцы
Сибирский мафиози хранил в тайне источник происхождения товара и конечного адресата. Лишь его агенту было известно следующее звено цепочки, ведущей к покупателю. Без этого человека команда Романенко не сумеет пройти по всем ступеням лестницы и добраться до клиента.
Другой список касался Мари Зорн.
Увеличившееся количество информации за последние двадцать четыре часа удовлетворило аппетиты компьютерной поисковой системы и отчасти наполнило безграничную память, которой была снабжена новая материнская плата на квантовых наночипах.
Этим вечером хакерской программе без особого труда удалось проникнуть в электронный архив Монреальского университета.
Там она обнаружила имя, которое встретилось во второй раз, поскольку клетка «Мари Зорн» на своем пути уже сталкивалась с этим объектом — в городской психиатрической больнице. Информация о больнице была получена в самом начале розысков. Ночью поисковая система сумела найти выход из тупика. Снова всплыло имя некоего доктора Даркандье. Сначала как простого соседа по жилому дому, расположенному в западном Онтарио, затем — как знакомого по Монреальскому университету. Теперь поисковая программа села на хвост и некоему доктору Винклеру, который лечил девушку в клинике. Получив сведения об эксперименте, проведенном в самом начале века в Канаде, программа-шпион связала этого человека с доктором Даркандье. Из слабо защищенной сети университета хакерский модуль поисковой системы выудил несколько архивных файлов, относящихся к тому времени. В них дважды упоминалось одно географическое название, что побудило программу — указатель данных перейти к биохимическому моделированию.
Остров Тао, Таиланд.
В 2007 году доктора Винклер и Даркандье основали там научно-исследовательский институт, занимающийся проблемами экосистем.
Романенко не понимал толком, зачем специалистам по экосистеме могли понадобиться Мари Зорн или любой другой шизофреник, но хакерская программа направила полковника по правильному пути: Даркандье занимался «искусственным нейроинтеллектом», а Винклер вел исследования в сфере молекулярной биохимии и галлюциногенных препаратов. На самом деле междисциплинарное подразделение Монреальского университета, где они работали, чрезвычайно заинтересовалось психозами у шизофреников после появления книг какого-то писателя-фантаста. Автор убеждал читателей, что будущая судьба человечества находится в домах для умалишенных.
Ученые обсуждали эту идею на страницах общедоступных интернет-сайтов, а также множества узкоспециальных журналов. Электронная ищейка выудила мегабайты информации по указанному вопросу.
Насколько понял Романенко, на рубеже веков Даркандье и Винклер совместно работали над программой по созданию искусственной биосферы. И первая, и вторая серии испытаний в рамках проекта «Биосфера» окончились относительной неудачей, и, как из всякого провала, из нее были извлечены соответствующие уроки. Когда возобновилось финансирование программы «Человек на Марсе», исследовательская лаборатория Винклера и Даркандье в Монреальском университете получила поддержку со стороны федеральных фондов НАСА и других научных агентств. Затем, переехав в Юго-Восточную Азию, Лаборатория передовых исследований в сфере нейробиологии превратилась в «Schizotrope Express Foundation».
Пока Винклер, Даркандье и их команда готовились к переезду из Квебека в тропики, Мари Зорн была официально признана главным объектом исследований. Доктор Манделькорн, важный человек в программе, университетский психиатр и специалист по психоанализу, который наблюдал за развитием болезни Мари с тех пор, как ей исполнилось двенадцать лет, поручил девушку заботам Винклера и Даркандье. При этом ученый заявил, что «новые приемы из области нейрохимии и лечения шизофрении, которым научилась пациентка, в значительной степени уменьшили симптоматику психоза, и теперь больная сама в состоянии решить, хочет она участвовать в продолжении эксперимента или нет».
Теперь электронная ищейка рылась в четко определенных источниках информации. Собирала урожай на широком поле, где колосились тучные хлеба.
Скорость потока сведений, которые получала поисковая система, исчислялась мегабайтами в секунду. Из них следовало, что 29 апреля 2008 года Мари Зорн и команда нейробиологов-экспериментаторов поднялись на борт самолета авиакомпании «Дельта», летевшего в Бангкок.
Затем Мари Зорн оказалась в Казахстане, в другой лаборатории — учреждении, работавшем на новосибирскую преступную группировку, то есть на Горского.
Оставалось заполнить пробел в пять лет. Поисковая система замерла. И оставалась в таком состоянии еще около часа, пока Романенко не решился плюнуть на все и пойти спать.
На следующий день у него было полно работы. Предстояло произвести сортировку достоверных сведений, менее достоверных сведений и откровенной «липы», чтобы распределить найденное между ним самим, Торпом-Торопом и недотепой Урьяневым.
14
— Я — ТА, КТО ТЕБЯ ПОРОДИЛА, ТЫ, ДУРОЧКА НЕСЧАСТНАЯ. Я НАХОЖУСЬ ВНУТРИ ТВОЕЙ ГЕНЕТИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ.
Призрак матери стоял на пороге комнаты Мари.
Он имел характерную особенность, свойственную всем галлюцинациям: принадлежал сразу к нескольким взаимосвязанным пластам сознания. Это объяснил Мари ее аналитический шизопроцессор. «Ты также заметишь, как видение будет светиться и испускать ультрафиолетовые лучи. Это свидетельствует о наличии многочисленных биофотонов, исходящих из твоей ДНК», — добавило умное устройство.
Призрак матери относился к числу машин, порожденных и пораженных паранойей. Конечно, он мог обзавестись всеми атрибутами божества. Но это был бы бог, который страстно стремился к уничтожению тех, кого сотворил.
Фантом совмещал в себе черты женщины, механизма и кучи отбросов. Это была противоположность матрицы, наполненная живыми тенями пропасть, готовая поглотить Мари.
Девушка встала на кровать и жестом обвинителя ткнула пальцем в нечто, только что появившееся на пороге ее комнаты.
— Я БОЛЬШЕ НЕ БОЮСЬ ТЕБЯ, МАМА-МАШИНА. ТЕПЕРЬ Я ГОТОВА БОРОТЬСЯ С ТОБОЙ.
В ту же секунду ее мозг создал две защитные шизомашины — два прекрасных цветка-фаллоса, которые обвили дверные наличники и закрыли проход сетью тонких корешков, сочащихся блестящей спермой. В сексуальной жизни Мари имелось несколько достойных внимания страниц. И хотя они насмешили бы любую монреальскую девочку-тинейджера, это были насыщенные эмоциями, яркие воспоминания. Их энергии вполне хватило для того, чтобы питать сеть, созданную цветами-фаллосами.
Ее мать больше никогда не осмелится показаться здесь. Как однажды сказал доктор Винклер, ловушка из эротических знаний способна растворить в себе важнейшие шестерни параноической машины.
Мать Мари забилась в припадке истерической ярости.
Она стала меняться и превратилась в странное, небывалое животное, из ноздрей, пасти, глаз и половых органов которого били потоки светящейся энергии. Эти лучи с неистовым треском обрушивались на влажную от спермы заградительную сеть.
— АХ ТЫ, МАЛЕНЬКАЯ МЕРЗАВКА! — завопил призрак. — ТЫ — ШЛЮХА, КАК И ТЕ ПОТАСКУХИ, С КОТОРЫМИ СПАЛ ТВОЙ ТУПОЙ ОТЕЦ. Я СЕЙЧАС РАЗОРВУ ТЕБЯЯЯЯ!
Сверкая всеми своими ножами, ножницами, иглами, бритвенными лезвиями и скальпелями, завывающая мать-машина бросилась на липкую сеть и лопнула со звуком, напоминавшим гром аплодисментов.
Мари замерла.
На ее глазах галлюцинация почти мгновенно растаяла в потрескивающей луже, которая образовалась на паркетном полу комнаты.
«Спасибо, доктор Винклер», — подумала девушка, падая на кровать. Но до этого она долго стояла в темноте, в состоянии полной прострации.
Было очень жарко, и нервное напряжение, накопившееся в результате схватки, мешало уснуть. Мари вертелась на влажной постели с боку на бок, а затем снова оказалась лежащей на спине, словно ее распял невидимый истязатель.
Что-то сверлило и терзало ее тело внизу живота. Какая-то обжигающе горячая дрожь.
Перед мысленным взором Мари стояли цветы-фаллосы, и ей никак не удавалось отделаться от этой навязчивой картинки, но та наконец развеялась как дым.
И все пространство ее памяти, то есть каждый уголок ее тела, молниеносным взрывом заполнил образ Бориса — молодого русского наркодельца, который когда-то овладел ею на заднем сиденье старенькой «Лады» в окрестностях Новосибирска.
Его напряженный член казался в утреннем свете белым. Раскаленное сверло ввинчивалось в Мари, а затем поршнем пробилось внутрь, раскрывая ее, как цветочный бутон. Она вспомнила, как Борис разводил ее ноги в стороны, сначала мягко, а затем, когда она ощутила себя во власти блаженной истомы, — резко, грубо, одним рывком подняв их на высоту плеч так, что ее колени уперлись в спинку сиденья. Его член казался одновременно мягким и твердым, холодным и горячим. Он поднимался и опускался, входил и выходил из ее влагалища, выделявшего тонкий слой обжигающей, вязкой жидкости.
