Владислав Стрелков - Случайный билет в детство
Тихомиров опять прошелся вдоль лавки. Остановился и сказал тихо:
– Десять лет никому не рассказывал. Даже жене. А тут…
Я вспомнил строки из когда-то слышанной песни. Там как раз про наших в Анголе пелось:
Куда нас, дружище, с тобой занесло,Наверно, большое и нужное дело?А нам говорят: «Вас там быть не могло»,И кровью российской чужая земля не алела…
Дядя Миша тряхнул головой:
– Точно – быть не могло. Даже могилы не осталось. Только кровь на черном камне…
У меня на душе нехорошо стало, как будто часть вины на себя взял. Но если дяде Мише стало легче, то пусть. Ведь столько лет в себе носил.
– Ты не виноват, дядь Миш. Война виновата.
– Война, будь она проклята… не только жизнь, но и душу забирает.
Да, проклятая война. И чужая. И самое обидное, что об этом забудут официально. Останется только память таких вот ветеранов, которым запретили помнить своих друзей.
Я поднялся и сказал:
– Ты прав, капитан. Не дай бог испытать такое…
Шел домой не оглядываясь. Знал – не удивлён Тихомиров, не до этого ему сейчас. Только бы не сорвался. Уже и не уверен – хорошо или плохо я поступил, вызвав дядю Мишу на откровенность. Легче ли ему стало? По крайней мере – мне нет, даже тяжелей, чем до этого. А ведь совсем не собирался Тихомирова про войну спрашивать. Как и вчера, встал пораньше и в школьный городок побежал. Дядя Миша уже был здесь, раздетый по пояс на турнике подтягивался. А я, как только рядом на перекладине повис, так и увидел шрамы на теле. Пулевые сразу узнал. Были и другие. Страшные. Как будто тело сначала на куски разорвали, а потом обратно приставили и сшили.
– Ангола?
Ещё вчера я понял – где он воевал. Для Кореи и Вьетнама слишком молодой. Йемен тоже был раньше. Оставались Египет и Ангола. Но про Египет многие знали, а вот про Анголу…
Тихомиров, услышав вопрос, замер, затем медленно подошел к лавке и сел, смотря перед собой. И как только я присел рядом, начал говорить…
Да, судьба у него не позавидуешь. Не смог оправиться после такой встряски. Такое одним снятием стресса не вылечишь и не забудешь. Я бы точно не забыл.
На половине пути к дому остановился. В заборе сквера кто-то сделал широкий пролом, как раз напротив беседки. Видно заколебались ходить через центральный вход или лазить через забор. Надо же, а когда к школьному спортгородку бежал, не заметил. Заглянул в сквер. М-да, это место уже для меня символично стало. Две разборки, и обе с Громиными. Со старшим два раза получилось. Думаю, грядет и третья, решающая. Вчера нам фантастически повезло. Ушли без проблем. Марина, правда, смеялась долго. Успокоилась только у подъезда, и то, прощаясь, тихо хихикала.
Вот мне было не до смеха, хотя виду не подавал. Тот, громинский, взгляд ничего хорошего не сулил. Мстить за двойное унижение будет, я уверен. Только когда и как?
Нет, он не станет соваться во двор. Подловит где-нибудь в другом месте. Марине нечего бояться. Наверняка Громин-старший знает – кто её отец. А вот мне он обязательно отомстит. Самое странное, что я совсем не боюсь. В этом Марина права. Почему-то нет у меня страха перед бывшим физруком. Понимаю, что он очень опасен, но нет страха, и всё. Так что безвылазно у себя дома сидеть не собираюсь. По опыту прошлой жизни знаю – от проблемы бежать нельзя. Она, разрастаясь как снежный ком, обязательно тебя догонит, и может получиться только хуже. Поэтому нельзя прятаться, надо искать выход. Жаль, что со старшим Громиным не решить так же, как получилось с младшим.
Что же тогда делать? Рассказать родителям? Так они обратятся в милицию и увезут меня на всё лето на родину предков. И так вчера узнали почти всё. Вечером, когда я сидел у себя в комнате и готовился к контрольным, услышал что к нам кто-то зашел. Как оказалось, это был Василий Владимирович. Он и рассказал родителям то, что в школе произошло, то есть позавчерашнее утреннее происшествие с Максом и конфликт на физкультуре.
После ухода Коротова был серьёзный семейный разговор. Больше волновалась мама. Отец сидел задумчивый. Наконец он остановил взволнованный монолог мамы:
– Ладно, мать. Ничего страшного не случилось. Просто мы не заметили, как наш сын повзрослел. Если считает, что справится сам, то пусть.
Только потом, когда мама ушла в комнату, папа глянул на меня и сказал:
– Чую, что не все ты нам рассказал. Но я не тороплю. Помни, что даже если ты обратишься за помощью, это не будет считаться трусостью.
Отец всегда меня понимал. Он и сейчас понял, что не все так просто.
* * *Школьная линейка с последним звонком – для учеников событие эпохальное. К концу учебного года даже самые отъявленные ботаники устают от учебы. Вот-вот зазвенит последний звонок и… свобода. Странное дело, похоже, я тут единственный из всех, кто сожалеет об этом. Если скажу кому из ребят, то никто меня не поймёт, ещё и пальцем у виска покрутят. Надо же такому случиться – попасть в самый конец учебного года. Хм, надо в будущем все свои желания формулировать точнее. А то получится, как с желанием в странной программе. Понимаю, что попадание было в один из поворотных моментов в моей судьбе. Вот и повернул судьбу, что не знаю, как дальше быть?
На линейку я опоздал. Слишком уж задержался на спортплощадке. Вернувшись домой, быстро обтерся намоченным полотенцем, времени на душ уже не было, переоделся и побежал в школу.
На площади все ученики выстроились классами по старшинству и алфавиту. Издалека эта организованная толпа напоминала каре, вывернутое наизнанку. Только у входа в школу был маленький разрыв в строю. У колонн, по краям крыльца стояли колонки и стол, накрытый красной материей. На нем стопкой лежали какие-то книги и поднос с медным колокольчиком. Рядом со столом выстроилось руководство школы. А впереди, с микрофоном, стояла завуч школы, та, что позавчера выходила посмотреть на «внезапно установившуюся тишину», и поздравляла учеников с окончанием учебного года.
Я вытянулся и приподнялся на цыпочках, выискивая своих. Седьмых классов было семь. «Семь седьмых» – шутили учителя. Увидел, что седьмой «ж» стоит как раз на углу «каре», а мой «а» – дальше. Протиснулся к ребятам, которые все стояли в глубине строя. Впереди стояли девчонки, все парадно одетые, с белыми бантами, совсем как на День Знаний. Наверно они сейчас нарядней смотрятся, чем первого сентября. Все-таки праздник последнего звонка! Почему бы не приодеться? Хотя мне только кажется, та же парадная школьная форма.
Встал рядом с Савиным.
– Чего опаздываешь, – покосился он на меня, – проспал что ли?
– Ага. – О Тихомирове и о разговорах с ним рассказывать не стоит.
– Не фиг допоздна сидеть, – буркнул Олег и сам сладко зевнул.
– Ещё пару часов помучаться, и мы свободны, – шепнул Переходников, – скорей бы дали этот последний звонок…
У микрофона уже стояла вторая завуч. Она торжественно называла фамилии, из строя выходили названные ученики, шли к столу, где им вручали грамоты и книги.
– Я тут случайно узнал, – зашептал мне в ухо Олег, – кто прятался за забором тогда.
– И кто?
– Алдар Кигаев из седьмого «г». Он и рассказал всем про твою разборку с Громозякой.
Седьмой «г» стоял от нас недалеко, но из-за учеников Кигаева я не разглядел.
– Вершина ему чуть челюсть за это не сломал, – продолжал рассказывать Савин, – теперь Алдар с ними не тусуется.
– А Ильяс?
– Какой Ильяс? – удивляется Олег.
– Расулов.
– А при чем тут Ильяс?
Я пожал плечами и счел нужным промолчать, так как вспомнил, что Кигаев и Расулов пока были просто приятелями и одноклассниками. Так, иногда ходили вместе. Вот если бы Ильяс был в тот момент с Кигаевым, то обязательно вступился бы за Алдара. Не любил он, когда несправедливо дрались. Вершина ведь старше…
Надо будет с Кигаевым поговорить насчет того дня. Кстати, Савину про вчерашнее стоит поведать, вдруг чего толкового посоветует. Потянул Олега в сторону от ребят и тихо, чтобы никто не услышал, рассказал вчерашние события. Он выслушал, постоял немного, взглянул на меня мрачно:
– Слушай, а ты что, совсем страх потерял? Он же теперь точно тебя прибьёт, – и, оглянувшись, добавил еле слышно. – Я слыхал у физрука «дура» есть.
– «Дура»? – переспросил я. – Ты уверен?
– Пацаны рассказывали, что видели как-то его в горах. С ним был какой-то мужик лысый, в спортивной форме. Они там пиво пили и по бутылкам стреляли.
– Что за пистолет?
– Фиг его знает, – пожал плечами Савин.
– А стрелял как, не перезаряжая?
– Вроде да. Пацаны говорили, что будто бы они обойму пару раз набивали…
Ох, не простой оказался этот Андрей Михайлович. Пистолет у него, оказывается, есть и явно не самоделка, и патроны имеются. Макаров, Токарев? Интересно, откуда он его взял?
