Вероника Рот - Инсургент
У входа нас встречают Юрай, мужчина-эрудит с прилизанными волосами, и Кара. Они взяли для Шоны носилки. Тобиас опускает её, и доктор сразу же приступает к работе: разрывает рубашку Шоны на спине. Я отворачиваюсь. Не хочу видеть пулевое ранение.
Тобиас становится передо мной, его лицо красное от напряжения. Я хочу снова оказаться в его объятиях, как это было после прошлого нападения, но он ничего не предпринимает, и я знаю, лучше самой не лезть — не испытывать судьбу.
— Я не собираюсь делать вид, будто знаю, что с тобой происходит, — говорит он. — Но если ты ещё раз решишь бессмысленно рискнуть жизнью…
— Я рискую своей жизнью не бессмысленно. Я пытаюсь идти на жертвы, как это сделали бы мои родители, как…
— Ты — не твои родители. Ты — всего лишь шестнадцатилетняя девчонка…
Я стискиваю зубы.
— Как ты смеешь…
— …которая не понимает, что порою необходима просто жертвенность, а не просирание собственной жизни! И если ты сделаешь это снова, нам придется расстаться.
Такого я не ожидала.
— Ты ставишь мне ультиматум? — я стараюсь говорить негромко, чтобы другие не услышали.
Он качает головой:
— Нет, я ставлю тебя перед фактом, — его губы сжимаются в линию. — Если ты снова бросишься в пекло без всякой на то причины, ты станешь не более чем Бесстрашным фанатиком адреналина, который хочет попасть под удар, и я тебе в этом помогать не собираюсь.
И добавляет с горечью:
— Я люблю Трис-Дивергент, которая принимает решения вне зависимости от принадлежности к какой-либо фракции, которая противоречит самому понятию фракции, как таковой. Но Трис, которая изо всех сил пытается себя уничтожить?.. Такую Трис я любить не могу.
Мне хочется закричать. Но не потому, что я злюсь, а потому что боюсь, что он прав. Мои руки дрожат, и я хватаюсь пальцами за подол рубашки, чтобы успокоить их.
Он прижимается своим лбом к моему и закрывает глаза:
— Я верю, что эта Трис все еще где-то там, — говорит он мне прямо в губы. — Вернись.
Он легонько целует меня, а я слишком потрясена, чтобы его остановить.
Затем он возвращается обратно к Шоне; я в недоумении стою на изображении весов Искренних в холле.
— Это было как нельзя кстати.
Я присаживаюсь на кровать рядом с Тори. Она сидит, поставив ноги на стопку подушек.
— Да, — отвечаю я. — Как ты себя чувствуешь?
— Так, словно меня подстрелили, — улыбка играет на ее губах. — Слышала, тебе знакомо это чувство.
— Ага. Невероятные ощущения, не так ли? — говорю я, но все, о чем я думаю, так это о пуле в спине Шоны. Ну, хотя бы мы с Тори оправились от своих ран.
— Ты узнала что-нибудь интересное на встрече Джека? — спрашивает она.
— Пару вещей. Не знаешь, как можно созвать собрание Бесстрашных?
— Я могу сделать это сама. Есть огромный плюс в работе тату-мастера в Бесстрашии — ты знаешь почти всех.
— Действительно, — говорю я. — Вдобавок ко всему у тебя наработан некий авторитет после работы шпионом под прикрытием.
Тори морщится:
— Я уже и забыла об этом.
— Ты обнаружила что-нибудь интересное? Я имею ввиду, когда была шпионом.
— Моя задача заключалась в том, чтобы следить за Джанин Мэтьюс, — Тори рассматривает свои руки. — Как она проводит большую часть своего времени. И, что еще более важно, где она его проводит.
— Явно не в своем офисе… и где же?
Тори отвечает не сразу.
— Кажется, тебе можно доверять, Дивергент, — она смотрит на меня косым взглядом. — У нее есть приватная лаборатория на верхних этажах. Там сумасшедшая охрана. Я пыталась проникнуть туда, тогда-то они и поняли, кто я.
— Ты пыталась проникнуть туда, — повторяю я, Тори при этом отводит глаза. — Я так понимаю, не шпионить.
— Я думаю, было бы более…целесообразно, если бы Джанин Мэтьюс прекратила свое существование.
В выражении её лица читается своего рода жажда, та же, которую я заметила, когда она рассказывала мне о своем брате в задней комнате тату-салона. Перед атакой моделирования, я бы назвала это жаждой справедливости и даже мести, но теперь я в состоянии определить, это — жажда крови. И хоть это пугает меня, я понимаю.
И это понимание должно пугать меня еще больше.
Тори произносит:
— Я займусь созывом собрания.
Бесстрашные собрались в пространстве между рядами двухъярусных кроватей и дверьми, плотно обернутыми простынями для звукоизоляции — лучшее, что получилось соорудить. Я не сомневаюсь, что Джек Кан согласится на требования Джанин. Здесь мы больше не в безопасности.
— Каковы были условия? — спрашивает Тори. Она сидит на стуле между койками, ее раненая нога лежит перед ней. Она спрашивает Тобиаса, но он не обращает никакого внимания. Он опирается на одну из кроватей, скрестив руки на груди, и смотрит в пол.
Я прочищаю горло.
— Их было три. Вернуть Эрика Эрудитам. Сообщить имена всех людей, в которых не попали иглы. И доставить всех Дивергентов в штаб Эрудитов.
Я смотрю на Марлен. Она немного грустно улыбается мне в ответ. Скорее всего, она беспокоится за Шону, которая до сих пор с врачом Эрудитов. Сейчас с ней Линн, Гектор, их родители и Зик.
— Если Джек Кан заключит сделку с Эрудитами, мы не сможем оставаться здесь, — говорит Тори. — И куда нам идти?
Я долго думаю о крови на рубашке Шоны, а еще дольше — о садах Дружелюбия, о шуме ветра в листве, об ощущении коры под моими руками. Никогда не думала, что буду жаждать туда вернуться. Не думала, что во мне есть тяга к Дружелюбию.
Ненадолго закрываю глаза, а когда открываю их снова, возвращаюсь в реальность, и Дружелюбие остается всего лишь миражом.
— Домой, — отвечает Тобиас, поднимая голову последним. Все прислушиваются.
— Мы должны вернуть своё. Мы можем разбить скрытые камеры в штабе Бесстрашия, и Эрудиты нас не увидят. Мы должны вернуться домой.
Кто-то соглашается, разразившись громкими криками, а кто-то просто присоединяется. Вот, как все решается у Бесстрашных: кивками и криками. В такие моменты мы не кажемся отдельными личностями. Мы все — часть одной и той же идеологии, одной системы.
— Но прежде, чем мы уйдем, — подает голос Бад, который когда-то работал с Тори в тату-салоне и теперь стоит, положив руку на спинку ее стула. — Следует решить, что делать с Эриком. Позволим ему остаться здесь с Эрудитами или казним его.
— Эрик — Бесстрашный, — говорит Лорен, теребя колечко в губе. — И это означает, что мы вправе решать, что с ним делать дальше. Мы, а не Искренние.
В этот раз крик вырывается из меня непроизвольно и сливается с другими в знак согласия.
— Согласно закону Бесстрашных, только лидеры фракции могут исполнить приговор. Все пять наших бывших лидеров Бесстрашия — предатели, — говорит Тори. — Поэтому, я думаю, пришло время выбрать новых. В законе говорится, что их должно быть больше одного и нечетное количество. Если у вас есть предложения, вы должны высказать их прямо сейчас, и мы будем голосовать, если придется.
— Ты! — выкрикивает кто-то.
— Ладно, — говорит Тори. — Кто-нибудь ещё?
Марлен складывает ладони лодочкой вокруг своего рта и выкрикивает:
— Трис!
Мое сердце бьется в бешеном ритме. Но, к моему удивлению, никто не выступает против и не смеется. Вместо этого, несколько человек согласно кивают, как и тогда, когда было упомянуто имя Тори. Я осматриваю толпу и нахожу глазами Кристину. Она стоит, скрестив руки на груди, и никак не реагирует на выдвижение моей кандидатуры.
Мне интересно, как же я выгляжу в их глазах. Они, должно быть, видят кого-то, кого я не вижу. Кого-то способного и сильного. Кого-то, кем я не могу быть; и в то же время кого-то, кем я быть могу.
Тори кивает Марлен в знак согласия и просматривает толпу в поисках других предложений.
— Гаррисон, — предлагает кто-то. Я даже не догадываюсь, кто такой Гаррисон, пока кто-то не хлопает по плечу мужчину средних лет с белокурым хвостом, и тот улыбается. Я узнаю его, он — тот самый Бесстрашный, который называл меня "девчонкой", когда Зик и Тори вернулись из штаба Эрудитов.
Бесстрашные на какое-то время умолкают.
— Я собираюсь предложить кандидатуру Четвертого, — говорит Тори.
Слышны только слабые шепотки в конце зала, никто не против его кандидатуры. Никто больше не называет его трусом после того, как он избил Маркуса в кафетерии. Интересно, как бы они отреагировали, если бы знали, насколько продуманным был этот ход.
Теперь он может получить то, что собирался. Только я стою на его пути.
— Нам необходимы только три лидера, — говорит Тори. — Придется голосовать.
Они бы никогда не подумали обо мне, как о кандидатуре в лидеры, если бы я не остановила моделирование. И, возможно, они бы не подумали обо мне, если бы я не ранила Эрика около тех лифтов или не залезла под тот мост. Чем более безрассудной я становлюсь, тем более я популярна среди Бесстрашных.
