Ант Скаландис - Ненормальная планета (сборник)
Вот почему в очередное двадцать девятое февраля по земному календарю, оказавшись на борту супербота и поднимая за свое здоровье бокал альдебаранского крепкого с золотой крошкой, я не знал, сколько мне исполняется, и отмечал условно тридцатитрехлетие, ибо к этому моменту «Кабану» налетал тридцать три года локального времени. Я был как всегда один на корабле, не считая мышонка Васи, в дым пьяного по случаю праздника. До обитаемых планет было далеко, кругом чернота, и мне вдруг стало тоскливо, охватила меня вселенская грусть, этакая, я бы сказал, философская скорбь от сознания собственной ничтожности в огромном мире. А длинный ряд фиолетово-синих колбас с альдебаранским крепким поблескивал своими золотинками над пультом управления… Здесь следует заметить, что любое альдебаранское вино необходимо хранить только в его родной упаковке – в прозрачных от долгого вымачивания кишках зверя лю-лю-грыха, и желательно на весу – иначе оно испортится. А так как я был большой любитель альдебаранских вин, у меня над пультом всегда была протянута веревка для этих экзотических сосудов.
Торжественный бокал показался мне неудобным, я достал большую кружку и, сцеживая в нее напиток через маленькую самозарастающую дырочку, которую проделывал иголкой щупа от биотестера, я глотал альдебаранское крепкое до тех пор, пока экран фронтального локатора не оказался у меня где-то под потолком, а кресло сбоку, и пока мышонок Вася не запрыгал по столу, распевая песни дурным голосом, а рядом с ним не появилась его подружка мышка Верочка, имевшая обыкновение возникать перед моим взором только по большим праздникам. Подобные праздники, а устраивались они не чаще одного раза в два-три года, я в шутку называл праздниками борьбы с алкоголем. Чем не борьба – ведь я уничтожал его!
А когда на утро я проснулся, в иллюминаторы виднелась большая зеленая планета, и автопилот, самовольно выведший «Кабану» на орбиту, запрашивал командира, то есть меня, о посадке. В тоске моей, которая лишь усугубилась пьяной ночью, мне захотелось сесть хоть куда-нибудь, остановиться, отдохнуть. И я дал добро на посадку.
Данные, сообщенные автоматом, вполне благоприятствовали выходу на планету. Атмосфера оказалась пригодной для дыхания, а то, что в ее составе присутствовал этиловый спирт, я отнес за счет ошибки приборов: видать, тоже нанюхались в эту ночь альдебаранского.
Первый обход вокруг корабля не прибавил ничего нового к данным приборов. Я находился на равнине, поросшей унылой голубой травой, невдалеке струилась быстрая речушка, синеватые кустики росли по ее берегам. Пойдя вдоль реки, я через пятнадцать минут наткнулся на небольшой деревянный мостик и, поколебавшись некоторое время, как буриданов осел, перешел на ту сторону и зашагал по наезженной колее.
От быстрого шага, да еще после вчерашнего я вспотел, начал тяжело дышать и, в последний раз сверившись с показаниями приборов, плюнул на все предосторожности и расстегнул скафандр от шлема до пояса. До чего же сладкий воздух был на этой планете: свежий, ароматный, пьянящий, наполняющий радостью бытия! Мне сразу стало так необычайно хорошо, что я пошел вдвое быстрее, и спустя час впереди показалось селение – беспорядочная россыпь небольших желтых домиков. И еще не дойдя до ближайшего из них, едва не споткнулся о лежащего поперек дороги человека.
Я сразу достал медицинский пакет, присел и осмотрел пострадавшего. Повреждений на нем не было, и я аккуратно повернул его лицом вверх. Но и с этой стороны лежащий был как огурчик. Он пошевелил губами и что-то буркнул. Вот тут я и учуял его дыхание.
– Э, брат, да ты никак тоже мой день рождения отмечал! Ну и совпаденьице!
Я говорил по-русски, но это не имело значения. Я мог бы лаять по-собачьи – он все равно ничего не слышал.
Я оставил его лежать и направился к желтым домикам. Кое-где возле них были люди. За домиками начиналось возделанное поле с частыми проплешинами синих сорняков, и по полю ездила довольно странная машина: что-то вроде трактора, но как бы облепленная со всех сторон воздушными шарами. Машина дергалась, останавливалась, петляла, даже заваливалась набок, норовя перевернуться, но упасть шары ей не давали.
Я прошел полдеревни, но аборигены не обращали на меня никакого внимания, даже когда я подходил совсем близко. И вскоре я вынужден был признать, что мелькнувшая у меня догадка, какой бы дикой она не представлялась, все же единственно верна. Вся деревня была пьяной. Вся. Даже женщины в огородах, даже тракторист на поле, даже старухи на лавочках, даже дети, игравшие во дворах – и те были явно навеселе.
«Неплохо же они погуляли! – подумал я. – Наверно, был крупный национальный праздник. Как говорится, с корабля – на бал».
Наконец, я отыскал наиболее трезвую, как показалось, компанию, и подошел к ним. Шла оживленная беседа. Мой костюм явно заинтересовал их, но не слишком: разглядывая меня, они не переставали говорить о своем. Я достал микролингвик, подключился к нему, настроился на биоволны аборигенов и через пять минут владел местным наречием. Разговор шел об урожае. Мне стало неинтересно, и я осмелился вмешаться.
– Привет, – сказал я.
– Привет, – откликнулись они.
– Я прилетел с другой планеты.
Они молчали и ждали продолжения.
– Мне надо попасть в город.
– В какой город? – спросил один из них.
– В главный город. Мне, собственно, нужно правительство Тот, кто управляет страной, руководитель, главный человек…
– Царь, – подсказал кто-то.
– Да, мне нужен царь.
– Пошли, – решительно сказал старший в компании и, качнувшись, двинулся к дому.
Не очень-то верилось мне, что там, в его желтом домишке, можно увидеть царя, но я пошел.
В комнате было сумрачно, за столом кто-то сидел, уронив голову на руки. На царя он был не очень похож. Хозяин постелил салфетку, напоминавшую лист гигантского лопуха, извлек откуда-то большую бутыль с мутной жидкостью, метнул на стол три стакана.
– Садись, – сказал он мне.
Я сел. Он расплескал жидкость по стаканам.
– Пей, – произнес он тоном приказа.
Я взял стакан и осторожно понюхал, стараясь, чтобы хозяин не заметил. Пахло дешевой водкой.
Хозяин толкнул спящего:
– И ты пей, Шмур.
Спящий встряхнулся, увидел меня, поднял руки ладонями вверх (такое здесь, видно, было приветствие) и представился:
– Шмур Дяк.
Мне ужасно хотелось сделать анализ на примеси, но я боялся обидеть аборигенов и только незаметно окунул в стакан токсоиндикатор. Быстродействующих ядов в водке не оказалось, с остальными можно было рискнуть.
– За здоровье планеты Спиртянии! – сказал хозяин.
– За здоровье царя Опрокидонта! – предложил Шмур.
Я воздержался от тоста. Питье, надо заметить, оказалось наипротивнейшим, сильно разведенным и отдающим трудно определимой дрянью.
– Шмур, – проговорил хозяин, он уже едва ворочал языком, – отвези человека в Алко-Галивес. Ему надо к царю.
– Сделаем, – икнув, согласился Шмур.
На краю деревни, куда меня привел Шмур, лежал огромный, величиной с дом бесформенный кожаный мешок, во всяком случае, то, из чего он был сделан, смахивало на старую потертую кожу. Шмур, ругаясь, полез под мешок, там что-то щелкнуло, и мешок стал надуваться. Когда складки расправились, прямо перед нами обнаружилась дверь на замке-молнии. Шмур расстегнул ее, и мы вошли внутрь в переходный тамбур. Мягкий пол прогибался, а весь надувной мешок ходил ходуном и дрожал, как кусок студня, из-за чего я сразу упал, но не ударился. Стены тоже были мягкими. Зато следующая дверь оказалась металлической, хотя изнутри, как и вся кабина управления, она была выложена чем-то мягким и толстым. Управление было изумительным. Едва мы сели в удобные кресла и я пристегнулся, Шмур нажал ногой большую кнопку, прикрытую мягким колпачком, и потом еще одну поменьше. Ни окон, ни экрана в кабине не было, но я почувствовал, что мы в воздухе. Ускорения не чувствовалось.
– Как работает эта штука? – поинтересовался я.
– Черт ее знает! – пожал плечами Шмур.
Похоже было, что он действительно не знал.
Летели мы долго. За дорогу Шмур раз пять прикладывался к большой фляжке, пристегнутой у него сбоку. Пил он через гибкую трубочку, которая тянулась от пояса вверх и была закреплена на воротнике куртки. Каждый раз Шмур предлагал и мне, даже не предлагал, а давал, не спрашивая. Мне не хотелось пить эту дрянь, но когда я отказался второй раз подряд, Шмур посмотрел на меня испуганно, и на третье предложение пришлось согласиться.
– Зачем ты все время пьешь? – спросил я.
Автомат автоматом, но я боялся, что мы не долетим, если мой пилот напьется в дым. Ведь я даже не знал, какие кнопки нажимать при посадке.
Шмур растерялся. Вопрос явно казался ему нелепым.
– Зачем пью? – Шмур напряженно думал. – Зачем пью… А зачем ты дышишь? – нашелся он вдруг.
«Вот те на! – подумал я. – Пилот-алкоголик».
