Стальной пляж - Джон Варли
— Похоже, я сотворил большую глупость, — запустил я пробный шар.
— Возможно, мне следует позвонить Уолтеру и попросить уничтожить передовицу.
— Ладно! Стало быть, это уже не новость. То, что у меня кое-что на уме.
— Я надеялся, что тебе захочется это обсудить.
— Быть может, сначала нам следует обсудить то, что ты сказал до этого.
— Ты о тех предполагаемых страданиях, которые ты претерпел бы, если бы получил такие травмы году, скажем, в 1950-м?
— Я о твоем заявлении, что я предпочел бы умереть.
— Это было всего лишь предположение. Основанное на моих наблюдениях за тем, как плохо современный человек подготовлен к испытанию болью, поскольку никто из вас ни разу в жизни не ощущал ее достаточно долго. Я заметил, что и люди Старой Земли, для которых боль не была шокирующей новостью, часто предпочитали смерть страданиям. Из чего я и заключил, что сегодня мало кто стал бы так цепляться за жизнь, если бы она превратилась в нескончаемую череду неослабевающих мук.
— Так что это был просто общий вывод из отвлеченных соображений.
— Естественно.
Я не поверил ему, но говорить об этом вслух не было смысла. ГК все равно все выяснит своими методами и в свое время. Я молча следил, как ползли по экрану прибора синие линии, и ждал.
— Я смотрю, ты не делаешь никаких заметок о новом жизненном опыте. На самом деле ты вообще последнее время крайне редко что-либо записываешь на память, — заметил ГК.
— Так ты следишь за мной, не правда ли?
— Только когда мне больше нечем заняться.
— Как ты и сам наверняка знаешь, я не делаю заметок из-за того, что у меня сломался рукопис. И не починил я его до сих пор лишь потому, что единственный парень, который сейчас в них разбирается, так перегружен заказами, что, по его словам, до моего рукописа у него руки дойдут не раньше августа. Если только он не бросит свое занятие и не займется починкой штыревых антенн.
— На самом деле, он не единственный, — сообщил ГК. — Еще есть женщина, которая чинит рукописы. В Пенсильвании.
— Кроме шуток? Приятно видеть, что жизненно важный навык не сгинет без следа.
— Мы стараемся сохранять и поощрять любые навыки, какими бы непрактичными и бесполезными они ни были.
— Уверен, внуки будут благодарны нам за это.
— Чем ты теперь пользуешься, когда пишешь статьи?
— Двумя способами. Первый — беру брусок мягкой глины и острой палочкой выдавливаю на нем кучу треугольничков в самых различных сочетаниях. Затем отправляю глину на обжиг в печь — и через четыре-пять часов у меня готов вполне удобочитаемый оригинал. Я все думаю, как бы назвать этот процесс.
— Клинопись подойдет?
— Ты имеешь в виду, для человечества это не новость? Ну ладно. Когда глина меня утомляет, я достаю древний молоток и зубило и высекаю свои бессмертные литературные творения в камне. Это избавляет меня от необходимости таскать Уолтеру в офис смешные бумажонки: я просто кидаю статьи через всю редакцию прямо ему в окно.
— Так что мне не следует думать, будто бы ты согласишься еще раз попробовать Прямой Интерфейс.
* * *
О чем это он и, главное, к чему?..
* * *
— Уже пробовал, — буркнул я. — Не понравилось.
— Но это было больше тридцати лет назад, — напомнил ГК. — С тех пор он несколько усовершенствовался.
— Послушай, — раздраженно и нетерпеливо бросил я. — У тебя кое-что на уме. Так скажи об этом прямо, вместо того чтобы увиваться вокруг да около и осыпать меня экивоками!
На мгновение ГК замолчал. Это мгновение затянулось и грозило обернуться долгим молчанием, так что пришлось мне предположить:
— Тебе для чего-то нужно, чтобы я согласился на Прямой Интерфейс.
— Думаю, это может пойти на пользу.
— Тебе или мне?
— Нам обоим. То, что я собираюсь тебе продемонстрировать, может оказать определенное целебное воздействие.
— Думаешь, я в этом нуждаюсь?
— Посуди сам. Очень ли ты счастлив последнее время?
— Не очень-то.
— Тогда можешь попробовать. Это совсем не больно и может помочь.
* * *
Так чем же я таким важным и неотложным занимаюсь, что не могу уделить несколько минут болтовне с ГК?..
* * *
— Ну хорошо, — сдался я. — Я согласен на интерфейс с тобой, хотя и думаю, что сначала тебе все же следовало бы преподнести мне цветы и заплатить за ужин.
— Я буду нежен и деликатен, — пообещал ГК.
— Что мне делать? Тебе нужно подключить меня к чему-нибудь?
— Этого уже много лет не требуется. Я могу использовать обычное подключение к твоему мозгу. Все, что тебе нужно, это ненадолго расслабиться. Посмотри на осциллограф, это может помочь.
Я послушно уставился на пляску синих линий. Они все так же вырисовывали зубцы и провалы, и вдруг экран начал раздвигаться ввысь и вширь, как будто я вплывал в него. Вскоре я мог различить всего одну лениво ползущую линию. Она замедлилась, остановилась и превратилась в яркую точку. Точка сделалась еще ярче и принялась расти, пока я не ощутил жар ее свечения на своем лице. Она стала пылающим солнцем на голубом тропическом небе. На миг у меня закружилась голова, как будто бы окружающий мир перевернулся — при том, что тело мое оставалось неподвижным — а потом я ощутил, что лежу не на животе, а на спине, не на белоснежных простынях в лазарете "Норт Лунар Филмверкс", а на прохладном влажном песке пляжа, и услышал вместо тихого бормотания медиков крики чаек, шипение и рев прибоя. Море шумело совсем рядом. Волна последним усилием доползла до меня, пощекотала ступни и омыла бедра. Затем отхлынула и прихватила с собой немного песка, на котором я лежал. Я приподнял голову и увидел бескрайний синий океан с барашками белой пены на гребнях волн. Я поднялся на ноги — вокруг простирался белый песчаный пляж. Он оканчивался у подножий пальм, и дальше, насколько хватало глаз, кудрявились джунгли, окутывали зеленым одеялом каменистые склоны вулкана. Над его вершиной курился дымок. Местность выглядела поразительно настоящей. Я опустился на колени и зачерпнул горсть песка. Ни одна песчинка не походила на другую, и, как бы близко я ни подносил пригоршню к глазам, иллюзия реальности не разрушалась — мне удавалось разглядеть все новые и новые детали, почти проникнуть в микромир. Вероятно, здесь не обошлось без некоей фрактальной[21] магии. Я немного побродил по пляжу, время от времени оборачиваясь посмотреть, как изящно вода омывает мои следы, сглаживает края отпечатков, бурлит и закручивается водоворотиками. Я пил полной грудью
