Вечный день - Эндрю Хантер Мюррей
— Пожалуй, нет. Прошу прощения. Продолжайте, пожалуйста.
— А потом я стал и личным секретарем Эдварда. Думаю, он понял, что на меня можно положиться, — даже по прошествии стольких лет Чендлеру льстила хоть какая-то собственная значимость в жизни выдающегося человека. — Вместе с ним я переехал из Кембриджа в Гарвард.
— Что он представлял собой как личность? На ваш взгляд.
— Близко-то я его даже и не знал. Да близко его вообще никто не знал, как мне представляется. Его интересовала только работа. Сына своего и то едва ли упоминал.
— Сына? — невольно вырвалось у Хоппер.
— Да, — старик смерил ее подозрительным взглядом. — Странно, что никто из членов его семьи, с которыми вы разговаривали, не сообщил вам про сына.
Ответ ей удалось произнести спокойно:
— Я общалась исключительно с дальними родственниками.
Чендлер неопределенно кивнул, и Элен осторожно выдохнула.
— Мальчик. Джошуа, так его звали. Несколько раз приходил к отцу на работу, — старик вновь умолк.
— Он еще жив?
— Нет. Служил в армии. Ушел из жизни молодым, как и его мать до него. Торн никогда не поднимал эту тему в разговорах с нами.
— А когда вы работали с доктором Торном… чем вы занимались?
— Как я уже говорил, изначально исследованиями культур. За несколько лет до начала Замедления, естественно. Потом он ушел служить в армию, вернулся и стал работать в правительстве. Его повысили. А когда произошло Замедление и появился Давенпорт, его повысили снова. И все это время я был с ним.
— И когда вы прекратили работать на доктора Торна?
— Когда его уволили. Пятнадцать лет назад.
— Понимаю. Не расскажете об этом поподробнее?
Снова подозрительный взгляд.
— Не думаю, что мне следует говорить об этом.
— Но это очень пригодилось бы. Разумеется, я не упомяну в некрологе ничего такого… — Хоппер умолкла, оставив недосказанным «что навредило бы вам».
Вдруг из соседней комнаты донесся жалобный плач и через несколько секунд повторился, в тишине дома прозвучав еще более горестно. Чендлер встал.
— Прошу прощения, — он прошаркал прочь из комнаты. Через какое-то время рыдания прекратились. Элен расслышала его приглушенный урезонивающий голос.
Спустя несколько минут старик вернулся и сел в кресло.
— Извините, — тут же начала она, — я правда не хочу ничего вынюхивать, просто эти сведения действительно могли бы оказаться нелишними.
— Это вовсе не какая-то тайна, — вздохнул Чендлер. — Нас вышвырнули без всяких церемоний. Было очень неприятно. Как-никак, мы проработали вместе много лет.
— Под «мы» вы подразумеваете…
— Всех нас. Начальников нескольких отделов, находившихся под его руководством, их заместителей. Когда пришел он, пришли и мы. В его ведении было столько всего! Официально-то он отвечал за сельское хозяйство, да, но по факту его деятельность распространялась куда шире. Обустройство больниц, перепланировка городов, запуск демографической программы… Практически всем, что не относилось непосредственно к вопросам государственной безопасности, занимался Эдвард Торн. Потом вместо него им пришлось поставить четырех человек.
— Почему же уволили всех? — по косому взгляду старика Хоппер поняла, что вновь балансирует на грани разоблачения: определенно, составитель некрологов из «Таймс» проявил бы большую сдержанность. И все же ей необходимо было знать. — Вам указали причину?
— Он работал над каким-то проектом, в детали которого нас не посвящали. С Томасом Гетином. То был еще один гениальный парнишка. Блестящий ум. Они стали буквально неразлучны. Постоянно что-то обсуждали. Пока в кабинете не появлялся я. Они точно занимались чем-то особенным, — с горечью заключил Чендлер, пожевав ртом.
— Чем именно, не знаете?
— Мне так и не удалось выяснить. Кое-какие проекты определенно слишком важны, чтобы подключать к ним помощников.
— Но все равно всех вас уволили?
— Всех, — закивал старик. — Кажется, кое-кого из верхушки отстранили по-настоящему, если вы понимаете, о чем я. Всех, кроме одного.
У Хоппер часто заколотилось сердце.
— И кто же остался?
— Вы еще спрашиваете? Гетин.
— Но отдел не смог бы продолжать работать дальше, если всех вас…
Старик махнул рукой.
— У них была готова замена для всех руководителей. Кроме Гетина, разумеется. Чудо-мальчика не тронули.
— Что с ним произошло?
— А вам зачем это? — Чендлер опять насторожился, разрываясь между собственной болтливостью и многолетней привычкой соблюдения строжайшей секретности.
— Профессиональная привычка, — Элен подалась вперед. — Об этом писать я не буду.
— Сначала-то его уволили. Он даже стол свой освободил вместе с нами. Ну я и решил, что его турнули, как и всех остальных.
— Как же вы узнали, что он остался?
— Да я как-то раз его увидал. Года три назад. Прогуливался по улице Уайтхолл, и там на него наткнулся. Он заходил в одно из ведомств — службу внутренней безопасности, да-да. Я остановился понаблюдать. Гетин прошел внутрь свободно, охрана его не остановила, — значит, он был вовсе не рядовым посетителем. Потом я позвонил туда, но мне сказали, что сотрудник под такой фамилией у них не числится.
Чендлер взял из сахарницы кусок сахара и бросил в уже остывший чай. Потом заговорил снова:
— Так зачем вы пришли?
Хоппер от удивления захлопала глазами. Память у старика совсем никуда.
— Я составитель некрологов из «Таймс», мистер Чендлер, я…
— Вы не из «Таймс».
— Простите?
Его затуманенный взгляд был обращен куда-то мимо нее, когда он отозвался:
— Я очень сомневаюсь, что «Таймс» стали бы писать об увольнении Эдварда и его причинах. Думаю, благоразумия для этого им достанет. Потом, журналисты «Таймс» показывают удостоверения, пресс-карты, — произнес он с язвительным удовлетворением, уставившись прямо на нее. — Вы не из «Таймс», верно?
— Не понимаю, о чем вы, — выдавила Хоппер. — Если хотите, позвоните моему редактору. Он вам все подтвердит. Торн умер вчера в больнице, и мы пишем…
— Вы из службы безопасности?
— Нет, я…
Из соседней комнаты вновь донесся плач, на этот раз громче и настойчивее.
Чендлер, однако, не обратил на него внимания.
— Нет, вы не из службы безопасности. Будь вы оттуда, наверняка бы сразу и сказали. Значит, вы не из «Таймс» и не из службы безопасности.
Плач достиг высоты воя. Старик заорал в стену позади Хоппер, едва не срываясь на визг от гнева:
— Заткнись, а?
Плач немедленно утих.
— Думаю, мне лучше пойти, — произнесла Элен.
— Пожалуй, вы правы.
Она встала, сунула блокнот в сумку и прошла по пропахшему гарью сумрачному коридору, мимо комнаты, откуда доносились причитания. Стоило ей, однако, оказаться у входной двери, как ей в руку с неожиданной силой вцепились пальцы старика. Чендлер тяжело дышал:
— Из-за увольнения вся моя жизнь пошла наперекосяк. И виноват в этом он, так и знайте!
— Мне надо идти. Статья появится…
Не договорив, Хоппер выскочила в палисадник. А потом, совсем уж потеряв голову, бросилась бежать. Сквозь вихри потревоженных
