Один человек и один город - Вероника Евгеньевна Иванова

– Но конечно, такими вещами балуются, скорее всего, на самом верху. И в первых рядах там, наверное, сенатор и…

Воротник его рубашки трещал в моих пальцах под весом тела, пока ноги не нашли опору.

– Ты ничего не знаешь о сенаторе.

– А ты? Знаешь?

Он не испугался. Но и не рискнул дергаться, пока я не убрал руки.

– Все, больше спрашивать не буду. Можешь молчать, сколько влезет. Лады?

Сделал кучу неверных выводов? Естественно. Только бесполезно их опровергать: все ещё больше запутается.

– Мне, правда, жаль, парень. Никто не должен жить, как вещь.

– Я не был вещью.

– Да, да, понял! Они были хорошими хозяевами, если ты так их защищаешь. Просто однажды оказалось, что ты им больше не нужен. Вот и все.

Звучит дико, но… Это ведь почти правда. Вердикт был именно таков: не нужен. Невыясненным остается только одно. Кто и каким образом привел приговор в исполнение.

– Думаешь, тебя ищут? Если да, то…

– Уфф, еле нашла… Ну ты и спрятался!

Шаль болталась уже где-то под мышками, выставляя на обозрение угловатые голые плечи. Должно быть, сползла во время бега. Зато щеки разрумянились. И вообще, по сравнению с утром и днем девчонка стала выглядеть здоровее. Почувствовала себя лучше? Ну и хорошо. Значит, не придется завтра таскать для неё воду.

А это что за сверток? Пахнет съестным. И ещё как пахнет!

– Лил?

Она вздрогнула, услышав голос Эсты. И застыла на месте, не сводя глаз с моего лица.

– Ты ходил с ней?

Вопрос ко мне?

– Да.

– Не стоило этого делать.

– Почему? Она любезно согласилась проводить меня к…

– Все пути рука об руку с ней ведут не туда, куда тебе захотелось бы попасть.

– Ты о чем?

– Эта девушка…

– У тебя свои дела, у меня свои, Эстебан Норьега. И о моих ты будешь молчать.

Она не повысила голос, даже наоборот. Говорила тихо, спокойно, уверенно. Но я мог видеть её глаза ясно, как никогда, и в этих глазах вдруг мелькнули…

Слезы?

– Ты будешь молчать.

Сверток полетел на стол, раскрываясь, а девица шагнула назад, в тень дверного проема, и только за порогом повернулась к нам спиной, чтобы тут же растаять в ночи. Под еле слышный топоток по ступенькам.

Кусочки мяса и неопознаваемых овощей, залитые соусом и завернутые в лепешку. Чертовски едко на вкус, жирно, приторно, грубо. Но от еды я не собирался требовать большего, чем насыщение. По крайней мере, сейчас.

– Если ты станешь есть из её рук…

– Я сказал, что голоден, и она меня накормила.

Эста хмыкнул. Неодобрительно.

– Ты пока не понимаешь. Не знаешь всего.

– И не собираюсь узнавать.

– Зря. Ты смелый парень, это я видел. Но есть вещи, которых стоит опасаться даже самому смелому человеку на свете.

– Так скажи прямо, в чем дело.

Черноволосая голова нерешительно качнулась.

– Ах да, она же приказала тебе молчать. И ты послушаешься девчачьего приказа?

– Моё дело предупредить.

Эста двинулся к выходу. Пришлось ловить за руку. Испачканными в соусе пальцами – других не было.

– Эй, куда собрался? Не спеши.

– Чего ещё?

– Я плохо знаю город, как ты и говорил. Так что, тебе придется меня проводить. К дому этого… Папаши Ллузи.

Он молча покосился на рукав, по которому постепенно расплывалось жирное пятно.

– Мою подружку прогнал? Прогнал. Значит, сам потрудишься.

– Это мы ещё посмотрим. Или забыл, чем вчера все закончилось?

Нет, у меня память, к сожалению, не девичья. Забыть не смогу. Только и слишком большого значения вечерним детским играм придавать не буду.

– Потрудишься, куда денешься? А иначе буду заходить в каждый дом, куда пустят, и рассказывать всем, какой Эстебан Норьега плохой хозяин.

– Никогда ни в чем не знал отказа, да?

Эх, если бы ты только мог поверить… Я бы рассказал. Все как на духу. Мне мало отказывали, это правда. Но однажды и навсегда отказали в главном. В жизни, которую я хотел прожить по-своему.

* * *

Следующее утро пришло раньше предыдущего. В смысле, сон уже не стал жадничать, как в прошлый раз, и позволил стряхнуть себя задолго до полудня.

Низина сразу после рассвета мало чем отличалась от себя самой дневной. Пусто. Тихо. Разве что воздух казался чище. Наверное потому, что пыль, на восходе смоченная пришедшим с моря туманом, ещё не успела подняться и хрустко скрипела под ногами. То ли жаловалась, то ли ругалась на кого-то, не щадящего чувства ближнего своего.

Дверь была закрыта, когда я проходил мимо. Дверь её дома. Слишком раннее время? Возможно. Или все-таки обида? Но кто мог знать, что у девицы, которую назвали «Лил», и сеньора Норьеги между собой столь натянутые отношения? Я бы тогда не пошел с ним. Или с ней. Хотя… Это их личные дела. Не мои.

С Хэнком все оставалось по-прежнему. Без видимых изменений, и как раз это слегка успокаивало.

Его беспамятство давало мне время. Не знаю, для чего именно, но если ещё вчера внутри все тряслось, пугая неизвестностью берега, к которому наконец прибьет лодку, то уже ночью шторм явно начал затихать. Потому что оставалась всего одна ниточка, ведущая в прошлое, и та призрачная. Годная лишь на то, чтобы не дать воздушному шарику надежды окончательно сорваться с привязи.

Никаких баз. Никаких упоминаний. Никаких знакомых, способных меня опознать. Замечательно! А главное, никаких шансов докопаться до истины. Ведь даже если кому-то и было поручено провернуть всю эту странную операцию по изъятию Франсуа Дюпона из существующей реальности, то и он, скорее всего, не сохранил об этом никаких воспоминаний. Вместе с остальным миром. Удобно, черт подери! Самый лучший способ замести следы.

Часть 1.14

Вечернего перекуса явно было недостаточно: желудок заурчал, едва проснулся вместе со мной, и несколько глотков горячей воды не смогли обмануть его надолго. Тщательный обыск кухни ничего не дал. Остатки кофе, и все. Конечно, лучше начинать день с него, а не с пахучего рома, которого в избытке водилось в хозяйской комнате, но чувство голода этим вязким горьким варевом тоже не притуплялось. Отвлечься бы хоть чем-нибудь…

Остатки кофе полетели в кружку, готовясь к короткому путешествию – вместе со мной на свежий воздух. На балкон, кособоко прилепленный к дому, неизвестно за какой надобностью. Пейзаж от увеличения высоты наблюдения над