А&В. Бабочка - Tais
С кухни долго доносились всхлипы, но они не пробудили в нем ровно никаких чувств. Ни злости, ни жалости, ни сострадания, ни радости. Ничего. Он лежал на своей постели и крутил в руках телефон. На нем была открыта фотография Лилит с обнаженной грудью. Она прислала ее давно, еще в начале отношений, чтобы, как она выразилась, «подогреть интерес». Он не знал, что это значит, и подогрелся ли интерес, но то, что это фото его жутко заводило — бесспорный факт. Мысли в голове все крутились о ней, о ее теле. Он вспоминал, какая упругая на ощупь у нее грудь, какая гладкая кожа, и как блаженно тепло у нее внутри. Он вновь улыбнулся, закрыл фото и набрал ее номер.
Ощущение
Звонок телефона, громкий и противный, сыграл чечетку из боли в похмельной голове Лилит. Пульсирующая боль в голове, мерзкий запах изо рта и непреодолимо сильное желание выпить целый океан — последствия вчерашнего веселья. Собравшись с силами, она дотянулась до источника шума и, со второго раза сумев принять звонок, ответила.
— Ало.
— Господи, с тобой все хорошо! — раздался в трубке знакомый голос, чуть погодя, она его узнала — это был Яго.
— Я бы так не сказала, — прохрипела пересохшим ртом она, лежа перевернулась на спину и потерла лоб. Глаза она закрыла и открывать не собиралась, как минимум пока кто-нибудь не выключит гребанное солнце.
— Я тебе уже раз сто позвонил. Думал, что и тебе досталось.
— Что досталось?
— Ты и сообщения не читала?
— Какие сообщения?
— Ясно. Венц в больнице. Его избили, когда он возвращался из кафе. Кажется, ограбление.
— Кого избили?
— Ты не слышала? Венца. В-е-н-ц-а, — имя он специально по буквам повторил.
— Что? — мозг работать наотрез отказывался, но постепенно до нее все же начало доходить. — Венц! — вдруг вскрикнула она, широко раскрыв глаза, о чем сразу пожалела. По голове будто кувалдой ударили. — Ох…
— Досталось ему сильно. Вот я и начал переживать не произошло бы чего еще с кем-то из наших. Ты одна столько времени не отвечала.
— Прости, похмелье страшное. Как он? Что с ним? Кто это сделал?
— Ну как сказать… Досталось ему сильно. Переломов нет, но синяки везде, все опухло, выбито два зуба. Сейчас в больнице под обезболивающими отдыхает. Кто сделал, говорит, не видел, темно было.
— Жуть какая. Я, как очухаюсь, сразу забегу. В какой он больнице?
— Тут такое дело… — он замялся.
— Что?
— Я не знаю, как тебе сказать.
— Ну, говори уже.
— Он просил, чтобы ты не приходила.
— Почему?
— Не знаю, правда. У него еще сотрясение мозга было. Может, еще в себя не пришел. Но ты пока не приходи, ладно?
— Ну если он так просит, то не приду. Но почему?
— Не знаю.
В трубке повисла тишина. И у Лилит было ощущение, что в этой тишине кто-то что-то недоговаривает.
— Говори уже, — надавила она на него.
— Где был твой жених ночью, ты не в курсе?
— Вы думаете, что это он сделал? — Голова, наконец, стала работать полноценно, несмотря на боль.
— Не хочу никого обвинять. Венц про него и слова не сказал, просто…
— Что «просто»?
— Нет, это глупо. Прости за то, что я наговорил.
— Начал говорить, то будь добр закончить.
— Ладно, у меня ощущение, что это сделал он.
— Чего? Ощущение?
— Интуиция, предчувствие. Называй как хочешь. Не могу избавиться от этого чувства. Вот и все. Но Венц про него не говорил, да и деньги из кошелька таки украли. Все указывает на обычный гоп-стоп. Но я не могу перестать думать, что это Дэннис.
— Бред какой-то.
— Согласен. Но если ты что-то про избиение узнаешь, сообщи, хорошо?
— Конечно. Передай ему от меня, чтобы поправлялся.
— Передам. Пока.
Трубку на том конце положили. Она села на кровати, помассировала виски. Не очень-то помогло, но что есть, то есть. Накинув халат, она прошла на кухню, выдула графин воды, дальше залезла в аптечку, выпила пару таблеток обезболивающего. Состояние наимерзейшее.
Она прекрасно понимала Яго. У нее тоже было такое ощущение. Нелогичное, иррациональное ощущение. Но оно было, от этого никуда не денешься.
— «Да это не может быть он», — пронеслось в ее голове.
— «Почему ты так в нем уверена?».
— «Это был простой грабеж. Такое в городе постоянно происходит. Ничего нового. Я не стану его обвинять».
— «Кто говорит про обвинение? Просто разузнай, чем он был занят ночью. Будет алиби — не будет вопросов, разве не так?».
— «Это чушь собачья! Я должна доверять ему. В конце концов, он был к нему доброжелателен вчера. Он ни за что бы так не поступил!».
— «Да ну? Еще скажи, что ты совсем не заметила фальши, которой было пронизано каждое его слово в разговоре с Венцом. Он не изменился, и не изменится. Ты же не дура, чтобы верить этим пустым обещаниям? Мы-то с тобой знаем, каким местом ты вчера думала, когда давала свое согласие, но включи голову пока не поздно. Он опасен. Ты это чувствуешь, но почему не прислушиваешься?».
— «Заткнись! Самый большой идиотизм — строить свою жизнь исходя из ощущений! Факты указывают, что он этого не делал. Он говорил, что изменился. Я верю ему!».
— «Какая же ты дура! Настолько к нему привязалась, что не замечаешь простейшего!».
— «Это не он! И точка!».
Мучиться противоречиями она может вечность, но это нечего не даст, сколько бы она сама с собой не спорила. Она вздохнула, залезла в душ, вышла, позавтракала. Но это мерзкое чувство уходить не хотело.
После завтрака вновь на телефон позвонили. В этот раз это был Дэн. Она взяла трубку.
— Привет, — сказала она.
— Привет. Как самочувствие?
— Не очень.
— Могу предложить лекарство. Средство отличное: пару щепоток любви, фунт заботы и пару граммов чистейшей страсти. Ты в деле?
— Дэн, ты можешь сегодня со мной встретиться? — На удивление Дэна, она не стала ему подыгрывать, ответила холодно и, можно сказать, жестко.
— Что-то случилось?
— Да. Кое-что.
— Что?
— Давай при встрече, окей?
— Ладно. Где встретимся?
Лопнувшая струна
Встретились они у нее. Сестра все еще в больнице на лечении, а родители вновь не дома. В этот раз они уехали к друзьям за город. Будут играть в гольф и пить вино.
Пока его ждала, она вся извелась. Ходила из комнаты в комнату, а мысли ее крутились только вокруг
