Ксения Таргулян - Корабль уродов
— И впрямь поразительно, — ответили мне из темноты, но не Якобс — он замер у меня за спиной, и я, похолодев, тоже остановился.
В освещенную часть коридора выступили пятеро мужчин — с интеллигентными лицами, в джинсах, расстегнутых куртках, шарфах… но их взгляды явно давали понять, что внешность обманчива.
— Впрочем, нас предупреждали, что возможно такое развитие событий, — продолжил говоривший, непринужденным движением руки доставая из рюкзака за спиной укороченный автомат. — Господин Яков Гельман, оружие на землю, пожалуйста.
Дорога к сердцу | 11
Часы напролет я рассказывала Лени обо всём, что происходило со мной после нашего с ним расставания, всё время сбивалась, скакала по времени. В какой-то момент мы коснулись совсем недавних событий — моего пребывания в гостях у друзей Джека, и в том числе моего дня рождения.
— Что? Постой! — опешил Лени. — Тебе восемнадцать?
— Ну да.
— Но… то есть… Тогда тебе было?.. — он смотрел на меня с необъяснимым ужасом, и мне стало не по себе.
Я развела руками.
— Четырнадцать? — наконец выдавил он.
— Ну да, — я нахмурилась в недоумении. — А когда впервые увиделись — тринадцать. Я же тогда как раз ко дню рождения готовилась, помнишь?
У меня душа ушла в пятки от того, как исказилось его лицо при этих словах.
— Да что не так? — прошептала я, беря его за руку — рука дернулась в бессознательной попытке отстраниться от меня, но он сдержал этот порыв и через силу улыбнулся мне — отчего мне стало еще более неуютно.
— Просто, — он облизнул губы, глядя на меня широко распахнутыми немигающими глазами. — Это означает, что… ты была совсем ребенком. Я думал, тебе никак не меньше шестнадцати, — он запнулся, словно ему перехватило дыхание, и опустил взгляд. — Выходит, я совратил тебя.
— Совратил? — я будто попробовала слово на вкус — и оно оказалось из ряда вон. — Да у нас же ничего не было.
Он сверкнул глазами:
— Я бы не назвал те поцелуи «ничем».
— Я бы тоже, Лени! Я!.. Они очень много для меня значили, правда, ты не представляешь, сколько я их вспоминала, — я закрыла глаза, чувствуя, как заливаюсь краской. — Но… «совратил»? «Была ребенком»? Нет, Лени. Иначе бы ты не воспринимал меня как девушку, не так ли?
Он оставался мрачен и в чём-то винил себя.
— Слушай, да что значат эти цифры? Я уже в одиннадцать лет неплохо так целовалась с Джеком и…
— Что?
Что-то во мне оборвалось — и в нём, кажется, тоже.
Мы с ужасом смотрели друг на друга. Его взгляд постепенно чернел и пустел, наливаясь ревностью — а я чувствовала, как к глазам подступают слезы. Потом — через эти слезы — я разозлилась и фыркнула:
— И что ты притворяешься, что не видел нас и не знал? Ты вообще женат!
Еще две или три секунды он пронзал меня страдальческим взглядом, но затем мои слова подействовали, и он отвел глаза.
Но на меня уже нашел кураж, и я не спешила останавливаться:
— Ты же и любишь ее, небось — раз женился! Спишь с ней каждую ночь, да, как подобает порядочному мужу? Сейчас со мной, а через полчаса с ней, да?!
— Если тебя это успокоит, — пробормотал он, не глядя на меня, — я женился по залету.
Я внутренне побушевала еще немного, да и затихла — мне было слишком страшно потерять его еще раз.
Мы долго молчали, каждый думая о чём-то своем. Слышался шум ноябрьского ветра за окном, телевизор в соседнем номере… Мой взгляд блуждал по его красивым рукам с квадратными ногтями, по мягкому полосатому свитеру, по светлым волосам…
— А сколько ему лет? — тихо спросил Лени. Я подняла голову. — Джеку, — пояснил он.
Я задумалась на секунду.
— Двадцать пять.
Он взял мою руку и начал перебирать пальцы.
— А как ты думаешь, сколько мне?
Я внимательно посмотрела на его лицо. Он выглядел старше Джека. Вообще, он ужасно постарел за эти четыре года. По лбу пролегли две тонкие вертикальные морщинки, у правого виска вилась одинокая седая прядь, и все грани лица казались тверже, взрослей.
— Тридцать? — осторожно предположила я.
Он печально кивнул:
— Двадцать семь. Все дают больше.
Мы снова замолчали.
Я вспоминала те безумные, накаленные минуты, когда Лени видел нас с Джеком, когда…
О, как много они, видимо, значили для моего будущего — для того, кто я! Страшно подумать, ведь если бы хоть что-то пошло тогда не так — Лени не пришел бы, или не попался кораблистам, или я не заметила бы его, или мне не удалось бы обмануть Джека — и я была бы сейчас совершенно другим человеком. Мало того! Если Джек говорит правду, и его «теракт» — своеобразное извинение передо мной, то это могло бы повлиять на судьбу всего мира!
Но эта мысль мелькнула во мне вспыхнувшим астероидом и угасла, и я нырнула с головой в свое прошлое — в центральный зал Гвоздя.
Эта была наша вторая встреча, и я просто умирала от стыда, представляя, что он должен был чувствовать тогда, и как всё это выглядело с его точки зрения.
За две недели до этого, когда я развешивала по этому самому залу воздушные шарики, я обернулась, чтобы взять скотч — и увидела его. Лени.
Я уже говорила, что это невозможно передать словами. Я даже не буду пытаться подбирать эпитеты или определения.
Просто — бесконечные годы до этой встречи единственным свободным (не связанным, не окровавленным, не орущим, не умирающим) человеком в моей жизни был Джек. И хоть он и был моим женихом, хоть и вел себя со мной весьма развязно, явно собираясь в скором будущем стать мне мужем не только по бумажке — никаких романтических чувств я к нему не испытывала. А романтики мне хотелось, вероятно, как любой девочке в тринадцать лет. К тому же Джек, режиссируя мое развитие, не скупился на любовно-эротические романы.
И вот, посреди этой тьмы, этого затворничества, нарушая все мои представления о том, как должно быть, появляется красивый молодой мужчина, будто не знающий, что здесь он — жертва. Он улыбается, шутит, заигрывает со мной и, в общем, чувствует себя абсолютно в своей тарелке.
Мы провели вместе несколько часов, украшая зал, и это было настолько немыслимо и незабываемо, что я даже сомневалась в реальности происходящего.
Когда он сказал, что пора уходить, я вызвалась провести его до самой границы, а там мы остановились и еще долго не могли разойтись.
— Может, пойдешь со мной, принцесса? — улыбнулся он, поведя рукой в сторону города.
— Мне нельзя…
— Тогда, может, позовешь меня на свой день рождения?
Я засмеялась смущенно и, кажется, ужасно покраснела.
— Я была бы… счастлива снова увидеть тебя…
Он просиял.
— Вренна… — меня, разумеется, прошибло электричеством, когда он назвал меня по имени. — Ты даже не представляешь, какая ты… настоящая! Не знаю, как такое возможно, но в тебе больше души, чем в большинстве девушек, которых я знал.
Возвращаясь домой, я не шла, а плыла, не замечая ничего вокруг, а потом весь вечер порхала по замку, окрыленная… Но уже на утро я пришла в отчаянье, осознав, что мы не можем быть вместе и что вряд ли даже увидимся еще хоть раз. Тогда я долго плакала, но приехал Джек, заранее подарил мне электронную арфу с мощной акустической системой, и сердечные переживания отошли на второй план.
Теперь пара слов о любом празднике в традиции Вентеделей. Разумеется, он не обходится без жертвоприношений. Есть несколько классических методов убийства, и самым пафосным из них является извлечение сердца. Сердца у людей довольно надежно защищены ребрами, и вырезать их простым ножом не слишком удобно. Поэтому мы используем старинные аналоги аппаратуры, которая сейчас применяется при пересадке сердца. Две металлические пластины загоняются между ребер, пробивая хрящи, закрепляются там и с помощью специального механизма медленно вручную раздвигаются. Для человека со средней шириной грудной клетки расстояние между ребрами должно получиться сантиметров двенадцать. При грамотной и аккуратной работе на этой стадии жертва еще вполне жива, в сознании и даже крови потеряла немного. Затем, когда дорога к сердцу открыта, оно выдирается клещами или — в идеале — голой рукой. Я так никогда не делала, но Джек пару раз при мне пачкал руки.
И последний этап этого ритуала, который в наши дни не выполняет, кажется, никто — съесть это сердце сырым. Безумие: его же ни прожевать, ни переварить! Поэтому традиционно полагается отдавать эти свежие сердца кораблистам на какую-нибудь быструю готовку и затем съедать. Но для меня Джек придумал другой подход. Если жертвоприношения приурочены к праздникам, а праздники должны радовать, то пусть завершением ритуала будет мороженное или тарелка мандаринов, которых в обычные дни мне не получить.
Итак, мне исполнялось четырнадцать. Центральный зал был заново украшен кораблистами (мои шарики за две недели почти все поникли и сдулись), между колоннами сверкали хрустальные шестиугольники маленьких столиков, ломящихся от сладостей и фруктов. Ближе к середине огромной комнаты стоял длинный обеденный стол с официальными мясными блюдами. Изысканного вида кораблисты играли джаз на импровизированной сцене в углу. А в самом центре зала раскинул лепестки величественный Каменный Лотос.
