В. Савченко - Альфа Эридана. Сборник научно-фантастических рассказов

Акимов медленно поднялся.

— Что касается работы, — поспешно заговорил Быков, — пожалуйста. Вы можете работать во время рейса. Книги, микрофильмы, консультации… У нас есть отличные математики. Я понимаю, это слабое утешение, но…

Не год, не два, а двенадцать. Это будет двенадцать лет без Нины. Акимов не знал, как он скажет ей. Он знал только, что в его глазах сейчас то же выражение мучительного напряжения, какое он видел сегодня в глазах Быкова.

Он повернулся и пошёл к двери. На пороге он обернулся и сказал с горьким удовлетворением:

— Вы, оказывается, совершенно обыкновенный человек.

Быков стоял лицом к прозрачной стене, глядел на серое небо и думал. Да, он, Быков, совершенно обыкновенный человек. Такой же, как и остальные восемь миллиардов обыкновенных людей, которые работают, учатся, любят на нашей планете… и вдали от нашей планеты. И любому из них было бы так же тяжело на его месте. Просто невыносимо тяжело.

Частные предположения

Валя Петров пришёл ко мне сообщить об этом.

Он стянул с головы берет, пригладил волосы и сказал:

— Ну вот, Саня, всё решено.

Он сел в низкое кресло у стола и вытянул свои длинные ноги. Он улыбался совершенно так, как всегда. Я спросил: — Когда?

— Через декаду. — Он сложил берет пополам и разгладил на колене. — Всё-таки назначили меня. Я было совсем потерял надежду.

— Нет, почему же, — сказал я. — Ведь ты опытный межпланетник.

Я достал из холодильника вино. Мы чокнулись и выпили.

— Мы стартуем с Цифэя, — сказал он, — Где это?

— Спутник Луны.

— Вот как, — сказал я. — Я думал, Цифэй это созвездие.

— Созвездие — это Цефей. А Цифэй по-китайски значит «старт». Собственно, это стартовая площадка для фотонных кораблей.

Он поставил рюмку на стол, надел берет и встал.

— Ладно. Я пойду.

— А Ружена? — спросил я. — Ружена знает?

— Нет, — ответил он и снова сел. — Она ещё не знает. Я ещё не говорил ей.

Мы помолчали.

— Это надолго? — спросил я. Я знал, что это — навсегда.

— Нет, не очень, — сказал он. — Собственно, мы рассчитываем вернуться через сто пятьдесят лет. Или через двести. Ваших, земных, конечно. Очень большие скорости. Почти круглое «це».

Валя задумался на минуту.

— Ладно, — сказал он. — Мне надо идти.

Но он не поднимался.

— Выпьем ещё вина, — предложил я.

— Давай.

Мы выпили ещё по рюмке.

— Что ж, — сказал он. — Перед нами был Горбовский, а перед Горбовским — Быков. Я третий. Готовятся ещё две экспедиции. Десять лет рейса, ну, от силы пятнадцать.

— Да, конечно, — сказал я. — Эйнштейновское сокращение времени и всё такое.

Он встал.

— Ты будешь провожать меня, Саня? — спросил он.

Я кивнул. Он поправил берет и пошёл к двери.

У дверей он остановился.

— Спасибо, — сказал он.

Я не ответил. Просто не мог сказать ни слова.

С Петровым на «Муромце» уходили ещё пять человек. Троих я знал — Ларри Ларсена, Сергея Завьялова и Сабуро Микими. Провожавших было человек десять. Когда до старта осталось около часа, все расселись в кают-компании. На Цифэе не было тяжести, и нас обули в ботинки с магнитными подковами. Ружена и Валя держались за руки. Ружена сильно изменилась за это время. Она похудела, глаза её стали ещё больше. Она была очень красива. Валя держал её руку в своей и улыбался.

Мне показалось, что мысленно он уже с невероятной скоростью несётся среди отдалённых звёзд. Он и Ружена молчали. Только один раз она что-то сказала вполголоса, и он погладил её по руке.

Остальные тоже молчали. Молоденькая девушка в оранжевом, провожавшая межпланетника, которого я не знал, время от времени всхлипывала.

Мне не раз приходилось провожать людей в пространство. Другим, наверное, — тоже. Но сейчас всё было по-иному. С этими шестерыми мы прощались навсегда. Я подумал, что они вернутся, когда никого из нас не останется в живых — ни меня, ни Ружены, ни девушки в оранжевом. Этих шестерых встретят наши потомки. Может быть, даже их собственные потомки.

— Ты не огорчайся, — сказал Валя громко.

— Я не огорчаюсь, — ответила Ружена.

— Это ведь очень нужно.

— Я понимаю.

— Нет, — сказал Петров. — Ты не понимаешь, Руженка. Ты совсем ничего не понимаешь. Вот и Александр не понимает. Сидит Александр и думает: «Ну зачем им это нужно?» Верно, Саня?

Он смеялся. Нет, он не угадал, о чём я думаю.

Я знал Валентина с детства и очень любил его. Но мы были разными людьми. Он всегда был немножко фанфароном и позёром. Ему всё удавалось, и он привык к этому. Он с улыбочкой шёл над пропастями. Наверное, он нравился себе такой — весёлый, небрежный и неуязвимый. Я подумал, что и через полтораста лет он сойдёт на Землю, весело улыбаясь, постукивая себя по изношенному ботинку тросточкой, вырезанной бог знает на какой планете.

В кают-компанию вошёл беловолосый загорелый юноша и сказал:

— Пора, товарищи.

Мы встали. Девушка в оранжевом громко всхлипнула. Я поглядел на Ружену и Петрова. Они обнялись, и он зарылся носом в её волосы.

— Прощай, ласонька, — сказал он.

Ружена молчала.

Она отстранилась от него и попыталась поправить причёску. Волосы не ложились.

— Иди, — сказала она. — Иди. Я не могу больше. Пожалуйста, иди. — У неё был низкий, непривычно ровный голос. — Прощай.

Он поцеловал её и попятился к выходу. Он пятился, клацая подковами по полу, и глядел на неё не отрываясь. Лицо у него было белым и губы тоже были белыми. У люка его заслонил широкий Ларри Ларсен, затем незнакомый межпланетник, которого провожала девушка в оранжевом, затем Серёжа Завьялов.

— До свидания, Руженка, — сказал Петров.

Я только позже вспомнил, что он сказал «до свидания», и подумал, что он оговорился. Когда они вышли и люк за ними захлопнулся, беловолосый юноша нажал какие-то кнопки на стене. Оказалось, что сферический потолок кают-компании служил чемто вроде стереотелеэкрана. Мы увидели «Муромца».

«Муромец» был первоклассным кораблём с прямоточным фотонным приводом на аннигиляции. Он захватывал и сжигал в реакторе космический газ, и пыль, и ещё что-то, что бывает в пространстве, и имел неограниченный запас хода. Скорость у него тоже была неограниченной — в пределах светового барьера, конечно. Он был огромных размеров, чтото около полукилометра в длину. Но мне он показался серебряной игрушкой, фужером для шампанского, повисшим в центре экрана на фоне частых звёзд.

Мы глядели на него как заворожённые. Вдруг экран осветился. Свет был очень яркий, как молния, белый с лиловым. Этот свет ослепил меня. А когда разноцветные пятна уплыли из глаз, на экране остались только звёзды.

— Стартовали, — сказал беловолосый юноша.

По-моему, он завидовал.

— Улетел, — сказала Ружена.

Она подошла ко мне, неуклюже переставляя ноги в подкованных ботинках, и положила руку на мой рукав. У неё дрожали пальцы.

— Мне очень тоскливо, Саня, — сказала она. — Я боюсь.

— Если позволишь, я буду возле тебя, — сказал я.

Но она не позволила. Мы вернулись в Новосибирск и расстались. Я сел за поэму. Мне хотелось написать большую поэму о людях, которые уходят к звёздам, и о женщине, которая осталась на прекрасной зелёной Земле. Как она стоит перед уходящим другом и говорит низким ровным голосом: «Иди. Я не могу больше. Пожалуйста, иди». А он улыбается белыми губами.

Через полгода рано утром Ружена позвонила мне.

Она была такой же бледной и большеглазой, как тогда на Цифэе. Но я подумал, что в этом виноват сиреневый оттенок, какой иногда бывает у видеоэкранов.

— Саня, — сказала Ружена. — Я жду тебя на аэродроме. Приезжай немедленно.

Я ничего не понял и опросил, что произошло. Но она повторила: «Жду тебя на аэродроме», — и повесила трубку. Я сел в машину и помчался на аэродром.

Утро было ясное и прохладное. Это немного успокоило меня. На аэродроме меня проводили к большому пассажирскому конвертоплану, готовому к отлёту.

Конвертоплан взлетел, едва я вскарабкался в кабину. Я больно ушиб грудь о какую-то раму. Затем я увидел Ружену и сел рядом с ней. Она действительно была бледна. Она смотрела перед собой и покусывала нижнюю губу.

— Куда мы летим? — осведомился я.

— На Северный ракетодром, — ответила она.

Она долго молчала и вдруг сказала:

— Валя возвращается.

— Да что ты? — сказал я.

Что я мог ещё сказать? Мы летели два часа и за это время не сказали ни слова. Зато другие пассажиры разговорились. Они были возбуждены и настроены недоверчиво. Из разговоров я узнал, что вчера вечером была получена радиограмма от Петрова. Начальник Третьей звёздной сообщил, что на «Муромце» вышли из строя какие-то устройства и он вынужден идти на посадку на земной ракетодром, минуя внешние станции.