Ольга Белоусова - Перекресток волков
— Конечно, твоя, — согласился я, — и никто у тебя ее не отбирает. Но ведь сейчас здесь лежит Бэмби, а его еще нельзя тревожить. Можно, он поживет в твоей комнате несколько дней?
— Можно, — важно разрешила Алина. — Он мне нравится. И еще он нравится маме. И еще он понятно думает. Живи, Бэмби…
— Спасибо, — улыбнулся он.
— Я буду спать у мамы в комнате, а играть на улице, потому что все равно сейчас лето и жарко. Так?
— Ты умница, — похвалил я и чмокнул ее в щеку. — А играть можешь в моей комнате.
— А Эдди не станет ругаться?
— Не станет.
Эд, мой младший брат… интересно, какой он теперь?
— Раз уж мы с тобой, сестренка, договорились, ты разрешишь мне посекретничать с моим другом?
— Только если ты потом со мной порисуешь, — тоном опытного шантажиста заявила она. Я кивнул, поставил девочку на пол и ненавязчиво подтолкнул к двери. Потом присел на краешек кровати.
— Как ты себя чувствуешь?
— Живым… — Бэмби потер шрам на щеке. — Чудесное ощущение…
— Согласен. Тогда что тебя беспокоит?
— С чего ты взял?..
— Ты трешь шрам. Привычки с возрастом не меняются.
Бэмби пожал плечами.
— Ладно… Я жив, это странно… Ты жив, это странно вдвойне… Не могу сказать, что меня это не устраивает, но… Помнится, ты же собирался умирать?
— Мне повезло.
— Повезло?
— Скажем так, это было чудо.
— Замечательно! — Бэмби язвительно скривил губы. — Чудо! Нормального объяснения у тебя нет?
Я вздохнул.
— Бэмби, любое мое объяснение будет для тебя… ну… ненормальным… Так что… может быть, оставим его на потом?
Пауза.
— Если это было чудо, то мне теперь придется поверить в бога… — в тоне Бэмби явственно прозвучало обвинение в мой адрес.
— А в чем проблема?
— Я атеист!
— И что?
Он покраснел.
— Ну-у… я… понимаешь… Когда я остался в лесу, то подумал, если бог есть, он поможет нам выбраться, и тогда я в него обязательно поверю… Ну вот, мы и выбрались… Надо теперь начинать учиться верить…
— Надо, — согласился я. — А ты, оказывается, шантажист, приятель. Вы с Алиной прекрасно споетесь… Впрочем… Если тебя утешит — нас спас вовсе не человечий бог.
— А кто?
— Лес, Бэмби… здесь есть свои легенды. Я тебе потом расскажу, ладно?
— Угу.
— И все-таки, как ты себя чувствуешь?
— Не знаю, — он пожал плечами. — Плохо вижу, и голова раскалывается. А в остальном — порядок. Что со мной было?
Прежде чем ответить, я помедлил пару секунд.
— Ты подхватил волчью лихорадку.
— Как это?
— Ты забрал себе мою боль.
— Что-то я с трудом вникаю в твои слова, — заметил Бэмби. — Уверен, что говоришь на языке, мне знакомом?
— Ты и впрямь поправляешься, — засмеялся я. — Такие сложные грамматические конструкции…
Я встал с кровати и поправил одеяло. Наверное, именно в этот момент, когда уже нечего было бояться и не от чего было умирать, я понял, как важна была для меня дружба этого человека.
— Это сложно объяснить, поэтому просто поверь, ладно? А теперь отдыхай, набирайся сил. Я еще не знаю, что готовит нам завтрашний день. Спи!
Бэмби послушно закрыл глаза. Я поплотнее закутался в простыню и отправился на кухню.
Там за широким столом сидели мама, Петер и молодой волк со смутно знакомыми чертами лица, на коленях у которого удобно устроилась Алина.
— Я никому не сказала, что ты проснулся, — радостно объявила она. — Вы же секретничали…
— Доброе утро, — сказал я.
— Добрый день, сынок, — улыбнулась мама. — Выспался?
— День? Сколько же я спал?
— Больше суток, — ответил Петер, кивая головой в знак приветствия.
Интересно, Петеру поручены функции надзирателя? Доброго надзирателя с большой связкой амбарных ключей. И в этой связке ключи от всех камер, за исключением, конечно, твоей собственной.
И еще интересно, понимают ли в племени, что никакими замками меня уже не удержать?
Молодой волк аккуратно поставил Алину на пол, поднялся и подошел ко мне.
— Здравствуй, Ной, — он улыбнулся одними губами, а серо-желтые глаза смотрели на меня настороженно и сердито, что сразу напомнило отца. Черт, ну конечно, это же мой родной брат! Он всегда был похож на Тома, гораздо больше, чем я сам.
— Здравствуй, Эд, — я протянул ему руку.
Эд сильно изменился, так что неудивительно, что я не узнал его сразу. Когда я уходил из дома, брату только исполнилось одиннадцать лет, значит, сейчас ему уже почти пятнадцать. После смерти отца он невольно стал главой семьи, а ответственность заставляет взрослеть.
— Ты к нам надолго? — поинтересовался он, игнорируя мою попытку поздороваться.
— Эд! — возмутилась мама.
— Странный вопрос, братишка, учитывая, сколько мы не виделись, — усмехнулся я, опустив руку и с острой тоской осознавая, что не вся семья готова кинуться мне на шею. А еще каких-нибудь четыре года назад я был его кумиром… Впрочем, четыре года — это все-таки очень много. Теперь у меня снова есть друг. И нет брата. Интересно, могу ли я называть это место своим домом? Или придется искать другое? В который раз?
— Не переживай, мам, я не собираюсь ни с кем ссориться. Лучше скажи, где моя одежда? А то я несколько неуютно себя в этом чувствую, — я помахал краем простыни.
— Твоя одежда была так изорвана и испачкана, что мне показалось, что ее проще выбросить, чем приводить в божеский вид, — мама улыбнулась. — Возьми что-нибудь из вещей отца. Думаю, они будут тебе впору.
Я кивнул и вышел из кухни. Эд последовал за мной, то ли рассчитывая застукать меня за чем-то неприличным, то ли желая продолжить затеянный им разговор. Правда, я не понимал сути его претензий, но меня это мало волновало.
За спиной раздался предупредительный возглас мамы:
— Аля! Вернись сейчас же! Не мешай братьям!
И смех Петера.
Вещи отца лежали на тех же полках, что и четыре года назад. Пока я перекладывал рубашки, подыскивая себе подходящую, и натягивал изрядно потрепанные джинсы, мой брат стоял рядом и, насупив брови, внимательно за мною наблюдал.
— Эдди, ты что, боишься, что я что-нибудь стырю? — съязвил я, застегивая ремень.
— Нам надо поговорить.
— Ты не против немного подождать? А то есть очень хочется, — я легко отодвинул его от двери и направился к умывальнику. Холодная вода приятно освежила лицо, помогла привести в порядок мысли.
Стол на кухне был уже накрыт. Петер куда-то исчез. Алина показала на стул рядом с собой:
— Иди сюда.
Эд уселся напротив и молча принялся за еду. Первые десять минут прошли в гробовой тишине, прерываемой только стуком ложек о тарелки.
— Какого черта ты вернулся, Ной? — внезапно спросил Эд.
Мама вздрогнула, но промолчала. Я спокойно дожевал кусок.
— Здесь мой дом. Или ты забыл, брат?
Эд сжал кулаки.
— Дом?!.. Ты ушел отсюда четыре года назад! И тебе тогда было наплевать на семью и племя! Ни разу за это время ты не поинтересовался, как мы здесь живем! Даже после смерти отца ты не соизволил вернуться! Так какого черта ты объявился теперь, Ной?!
Я отодвинул тарелку, взглянул на мать. Она задумчиво покачала головой. Похоже, слова сына ее не удивили, хотя, конечно, и не обрадовали.
— Не обижай Ноя, Эд! — возмущенно воскликнула Алина.
— Аля! Иди, поиграй на улице, — сказала мама.
— Не пойду, — упрямо заявила девочка. — Можно подумать, я не знаю, что Эдди ненавидит Ноя!
Еще полчаса назад это было бы для меня новостью.
— Замолчи! Что ты такое говоришь!
— Но мама!..
— Выйди из-за стола, сейчас же!
— Не надо, мам, — сказал я, потом обратился к брату, зло смотревшему куда-то сквозь меня. — Эдди! Эдди, послушай, что я тебе скажу. Мне жаль, что ты так относишься к тому, что произошло. Я не буду оправдываться, потому что не чувствую за собой никакой вины. Ты просто попробуй меня понять. Когда отец выгнал меня из дома, я был слишком зол и слишком горд, чтобы вернуться. Я не задумывался о том, что, уходя, кого-то обижаю — маму или тебя, или свое племя. Я просто поступил так, как считал правильным. А потом отец погиб… Я мстил за него, Эдди. Эта месть заменила мне все — семью, дом, друзей. Прости, что меня не было рядом, когда на вас свалилось это несчастье. Но неужели ты думаешь, что мне там было намного легче?
Алина соскочила со своего стула и крепко обняла меня. Лицо брата на какое-то мгновение смягчилось. Но только на мгновение.
— Черт с тобой, Ной! — он резко поднялся из-за стола. — Ты волен поступать так, как подсказывает тебе твоя совесть. Я не знаю, чем ты руководствовался, приводя в поселок человека, и о чем думал Совет, соглашаясь на это, но я прошу тебя, во имя памяти нашего отца, — убери его отсюда!..
Я тоже вскочил, пинком отбросив стул.
— Ты, кажется, забыл, что тоже наполовину человек?
