Геннадий Семенихин - Лунный вариант
Алексей огорченно посмотрел на часы:
— А мне уже пора… вот.
— Так скоро? И с Наташей не попрощаетесь?
— Поклон ей от меня персональный передавайте.
Лидия проводила его в коридор. Алексей, надевая фуражку, медлил, про себя взвешивал: «Руку ей поцеловать на прощание стоило бы».
— Алексей Павлович, — задумчивым голосом спросила Лидия, — а вы и теперь летаете на реактивных истребителях?
— Редко, — ответил он скупо, потому что это уже касалось службы. — Больше прыгаем.
Вот все, что он мог ей сказать. Но она явно хотела большего. Поправила высокую корону волос, тихо проговорила:
— Это тоже очень опасно… Прыгать. Вот и девушка ваша чуть не погибла недавно.
— Откуда вы знаете? — насторожился Алексей. — Мы же это хранили в секрете.
— Чудак вы, Алексей Павлович, — усмехнулась она. — Кто-то из полководцев, чуть ли не сам Наполеон, сказал, что если хотя бы один экземпляр даже новой пушки попал в войска, это оружие перестает быть секретным.
— Слыхал этот афоризм! — воскликнул Горелов. — Однако как вы его к месту употребили!
— А мне очень понравилась эта ваша девушка, — испытующе глядя на него, продолжала Лидия Степановна, — простая, скромная и миловидная.
— Женя Светлова? Они же с Маринкой для нас родные сестренки! «Нет, не буду я целовать ей руку», — решил он окончательно и, взявшись за дверной замок, признался:
— Если говорить откровенно, жаль от вас уходить. Хотелось бы Наташкиного пробуждения дождаться. Но что поделать — занятия!
Прощаясь, он двумя руками взял ее крепкую шершавую ладонь, словно хотел отогреть, и нерешительно спросил:
— Лидия Степановна, а как вы посмотрите, если я попрошу у вас разрешения называть вас просто Лидой?
— А я вас просто Алешей… — продолжила она.
17
В гостинице Алексей наугад постучался в номер к Субботину, потом к Нелидову, но ни там, ни тут ему не ответили. В пустом коридоре было тихо, и он услышал громкие голоса и смех. Сомнений не оставалось — шумели в комнате у Сергея Ножикова. Горелов не успел взяться за ручку, как из-за двери донеслось громкое: «Заходите, не стесняйтесь!» Ножиков занимал в последние дни самое просторное помещение. Поселяя его в большую комнату, полковник Нелидов пошутил: «Ты у нас партийный вожак, Сережа. Ребята будут часто заходить. Бюро, а то и «большой сбор» понадобится провести. Такая обитель — как раз».
Горелов распахнул дверь и увидел всех космонавтов, за исключением Светловой и Бережковой. Ножиков сидел на койке в трусах и белой безрукавке. На его ногах виднелись шрамы, оставшиеся после автомобильной катастрофы. Андрей Субботин, оседлав стул посреди комнаты, рассматривал какие-то плотные листки с машинописным текстом. На новеньком зеленом диване удобно поместились Костров, Дремов и Локтев. А Виталий Карпов прислонился к подоконнику, словно раздумывая, садиться или нет.
— Де-ела, — произнес он неопределенно, пощипывая холеные усики.
— Что такое? — остановился в недоумении Горелов и сразу привлек к себе внимание.
— Откуда ты, прелестное дитя?! — вскричал Субботин. — То ты с какими-то свертками мчишься, когда твои соратники изнывают под палящим солнцем на стадионе, то загадочно исчезаешь, когда они в очередной раз покоряют бурные воды Иртыша. К твоему поведению надо присмотреться.
Горелов смутился:
— Ладно, Андрей, не бузи. Лучше объясни, в чем дело?
— Садись рядом, — пригласил Горелова Ножиков и подвинулся. — Мы сегодня получили переводную техническую информацию. На Западе готовятся запустить вокруг Луны корабль с двумя манекенами.
— Ну и пусть себе запускают, — пожал плечами Алексей, — первый советский спутник Луны был запущен еще в 1966 году.
— Смотри ты, какая осведомленность, — хихикнул Субботин.
— Нет, Алеша, я с тобой не согласен, — спокойно возразил Ножиков, — это у американцев очень серьезный эксперимент, и нам надо его как следует изучить. У них весьма оригинальные расчеты.
— Однако методы коррекции и вывода на селеноцентрическую орбиту те же.
— Те же, да не совсем, — заметил Костров, — я уже с карандашиком и логарифмической линейкой прикидывал. Все вы помните, что при выходе на окололунную орбиту финальная скорость нашего первого лунника была один и две с чем-то десятых километра в секунду. Так, кажется?
— Один километр и двадцать пять сотых, — уточнил Субботин.
— Совершенно верно, Андрюша, — согласился Костров. — На тебя иной раз, оказывается, находит просветление.
— Помилуй бог! Зачем же так неуважительно о товарище? — шутливо возмутился Субботин. — Да я же — ходячая энциклопедия небесной механики.
— Может быть, ты и вес первого лунника так же точно назовешь?
— Вместе со всеми бортовыми системами, источниками питания и так далее? — прищурился Субботин.
— Вот именно.
Андрей, не колеблясь, назвал цифру. Костров одобрительно закивал:
— Выдающийся ребенок. Действительно, тебя послушаешь — и ни в какие источники заглядывать не надо.
— Так я же говорил, — заулыбался Андрей.
Костров задумался, и его лоб пересекли глубокие морщинки.
— Простая как будто бы вещь, ребята. Вот уже несколько лет готовимся мы к «лунному варианту». Если говорить о теоретической части этого плана, то очень многое каждому знакомо до мельчайших деталей. А вот если об исполнении плана говорить, о реальном полете, то…
— Что «то»? — с некоторым удивлением прервал его Дремов.
— Совсем другое дело, ребята, — вздохнул Костров и задумчиво посмотрел в окно. — Шутка ли, если подумать, — четыреста тысяч километров! Даже представить страшно такое расстояние. Холодная, далекая Луна. Сколько о ней песен и пословиц сложено! Про капризного ребенка говорят: «Ему хоть Луну с неба подавай», неуча останавливают: «Ты что, с Луны свалился!». В песне лирической поется: «Плыла Луна любви помощница…» А для нас это цель!
— К которой мы обязательно придем! — горячо подхватил Игорь Дремов. — Ведь это даже не фантазия, ребята, а завтрашний день. И даже не завтрашний, если на то пошло. Володя! Костров! Ты же очень хорошо об этом знаешь. Расскажи. Оставь в покое расчеты американских «Лунников». Ты лучше о наших. А?
— Нет, — поморщился Костров и поправил упавшую на лоб челку. — Вопрос задан не по адресу.
Горелов смог бы ответить гораздо точнее. Он уже видел макет лунного корабля. Главный конструктор назвал его «Зарей».
— Неплохо звучит, — не меняя позы, заметил Субботин. — «Заря» летит на Селену.
— Почему на Селену? — недоумевая, уставился на него Локтев.
Субботин махнул рукой:
— А, надоело!.. Луна да Луна. Давайте ее хоть разок Соленой назовем, чтобы поэтическую свежесть, так сказать, ощутить.
Костров нетерпеливым движением отбросил свисающую на лоб прядку волос. Он ее постоянно холил и только делал вид, что она ему мешает. Друзья это знали. Да и, чего греха таить, почти каждый из них старался лелеять какие-нибудь отличающие его от других внешние приметы. Виталий Карпов отрастил усики. Игорь Дремов с шиком носил густую черную шевелюру и подстригал ее только у одного парикмахера, доверявшего ему секрет стрижки. Субботин трогательно ухаживал за своей редкой прической и учился красиво расписываться, тайком мечтая о том времени, когда толпы людей будут обступать его, чтобы получить автограф. Стали замечать, что даже Сергей Ножиков поддался этой «звездной» болезни и начал усиленно ухаживать за дремучими своими бровями. Пожалуй, один Горелов ничем не старался выделиться, впрочем, его, курчавого и курносого, трудно было с кем-либо спутать.
— «Заря», — задумчиво продолжал Костров, — она существует уже реально, но, чтобы лететь к Луне, нужно и о другом побеспокоиться — о жизнеобеспечении космонавта.
— Опять? — подал голос Карпов.
Костров кивнул:
— Совершенно верно. Оно и уход корабля с селеноцентрической орбиты. Короче говоря, снова — расчеты и расчеты. А без этого лететь… бр… Вы только представьте. — У Володи остановились глаза, он сделал неопределенный жест: — У вас произошла разгерметизация отсека где-нибудь над ночной стороной Луны. Не желая погибать, вы садитесь на какое-нибудь Море Спокойствия или в воронку кратера в районе Океана Бурь. Ночь, черные звезды и температура минус сто пятьдесят градусов.
Субботин заерзал на стуле и вслед за Костровым продолжил:
— И вы дрожите, маэстро, в своем скафандрике, как в какой-нибудь нейлоновой рубашечке. Здравствуйте, госпожа Селена! Это я прибыл, ваш покоритель подполковник Костров.
Все грохнули. Но Костров, глазом не моргнув, проговорил:
— Тогда будет не до острот. Остаться один на один с лунным холодом, встретить мрак и жуткую тишину, видеть далекий голубой шарик, имя которому Земля, и знать, что туда уже никогда не возвратишься… Нет, эта перспектива не из заманчивых.