Александр Громов - Феодал
Фома даже начал насвистывать от удовольствия. Не все так уж плохо! Прорвемся! Будем живы – прорвемся обязательно!
Куда? Глупый вопрос. Важно не «куда», а «откуда».
Длинная лощина с сухим руслом на дне и холмами по обе стороны почти не изменилась за двенадцать с лишним лет, утекших с тех пор, как Фома увидел ее впервые. По этой лощине он вел Борьку с его непутевыми родителями, а до них еще кого-то. Но вообще-то он редко сюда заглядывал – лощина лежала в стороне от привычного маршрута. С прошлого раза лишь кусты сильнее разрослись по склонам, да чаще пищала под ногами жесткая шевелящаяся трава. Добавилась одна незначительная осыпь. Как всегда, дрейфовали ловушки, старые иногда исчезали, появлялись новые. Озерко жидкой земли совсем пропало – не то испарилось, не то ушло в грунт. Бурно налетел горячий, но не слишком обжигающий вихрь, заставил инстинктивно зажмуриться и сейчас же унесся по своим делам. Фома отмахнулся от него, как от комара. Что вихрь! Мелочь.
Он стоял, разинув рот, а прямо перед ним, так близко, что можно было без труда добросить камень, вытекая из правого холма, втекая в левый и грузно провисая над лощиной, ползло черное цилиндрическое тело. Оно походило на невероятно огромную змею, на гладких лоснящихся боках даже угадывалась чешуя, но ритмичные сокращения туловища твари напоминали скорее о червях. Вот, оказывается, кто проделал две приметные круглые пещеры в крутых склонах! Ни разу за все эти годы Фома не удосужился слазить посмотреть, куда ведут эти ходы. Боялся. Осторожничал. Думал о ценности своей персоны для хуторян. Вот как запрёт в пещере бродячей ловушкой – что тогда? И Борьку не пустил смотреть. Праздное любопытство не удлиняет жизнь.
А праздное ли?..
А может…
Выход??!
Такой простой? Чертов Экспериментатор построил лабиринт и запустил в него белых крыс. Бегают крысы, вынюхивают, суетятся, и невдомек им, что выход из лабиринта у них на виду, но только вне привычных грызунам представлений…
Уже минут десять Фома стоял столбом, и мысли то текли вяло, то принимались бежать наперегонки. Он мог только гадать о длине титанического змеечервя, потому что не застал его начало. Пожалуй, оно было и к лучшему: голова могла бы проявить интерес к странному двуногому. Но хвост… хвоста Фома твердо решил дождаться.
Ощутимо вздрагивала земля. Текли минуты. Червь полз и полз, нипочем не желая кончаться. И вдруг кончился столь внезапно, будто его обрубили. Утоньшаться к хвосту он и не подумал. Несколько секунд куцый хвостовой обрубок грузно раскачивался над лощиной, и видно было, что он полый внутри, как труба, но труба живая, с пульсирующими стенками, – затем он одним движением втянулся в левый холм. Несколько комьев грунта скатились вниз. И все стихло.
– Макаронина, – пробормотал потрясенный феодал, хотя проползшее существо больше напоминало оживший магистральный газопровод.
Когда почва под ногами перестала вздрагивать, он выждал еще минут пять для пущей гарантии и начал карабкаться на левый склон. Это оказалось не самым простым делом, в одном месте пришлось даже долбить ножом ступени в рыхлом песчанике. Низкий свод норы заставил согнуться. Ход просматривался на несколько шагов, а дальше было темно. Туннель вел прямо, без поворотов. Бесхитростный такой туннель… Наверное, дальше он загибался вниз, иначе вышел бы с той стороны холма.
Идти было страшно, а не идти нельзя. И мешкать не стоило. Фома сосчитал до ста, но глаза не успели привыкнуть к темноте. Тогда, шепотом ругая себя за то, что не догадался выспать фонарик – кто знал, что это не бесполезная вещь? – он нашарил в кармане рюкзачка зажигалку, чиркнул. Дрожащий огонек осветил стены, хорошо отшлифованные чешуйчатым червем. Но куда червь девал породу – жрал, что ли? Но кто жрет, тот гадит, а где оно?..
Недоумок, обозвал себя Фома. Логики тебе захотелось? Логики, а? Нашел где ее искать – на Плоскости! Много было таких искателей, а где они теперь? Иные закопаны, а иные и не найдены…
Он отсчитал пятьдесят шагов, прежде чем заметил впереди что-то большое. Разогревшееся колесико зажигалки жгло палец. Фома не обращал внимания. Кто хоть раз попадал в горячий вихрь или касался жидкой земли, тот знает, что такое настоящая боль.
А еще через несколько шагов он стоял перед тупиком. Проложенный червем туннель уперся в ровную шершавую стену. Фома в изумлении осмотрел ее. Рискнул дотронуться. Поскреб ножом и определил: тот же песчаник. Тщетно поискал хоть какую-нибудь щель, в которую мог бы просочиться червь. Постучал там и сям рукояткой ножа и по звуку понял: скала. Сотни метров сплошной скалы.
Да, но червь-то куда девался? Не привиделся же!
Дематериализовался? Телепортировал? Усох до микроскопичности?
Или все-таки привиделся?
Фома погасил зажигалку и, пригибаясь, побежал назад. Можно было догадаться, что нора в правом холме кончается таким же тупиком и что непонятное и пугающее порождение Плоскости явилось ниоткуда и ушло в никуда, но верить в это не хотелось. Пришлось удостовериться. Правый туннель упирался в точно такую же стену. И снова Фома царапал стену, и снова бежал из норы на волю, не желая попасть в мышеловку. А потом он сидел на камне, обняв руками голову, мыча и раскачиваясь.
Ему еще предстояло успокоить себя древней банальной истиной: отрицательный результат эксперимента – тоже результат. Очень скоро он так и сделал. Ничего другого ему и не оставалось. Но до того времени он страдал так, как, наверное, страдает от жгучей обиды ребенок, которого поманили конфеткой, а вручили пустой фантик. Да еще и отвесили подзатыльник ни за что ни про что.
– Заходи, гость дорогой! Мой дом – твой дом. Кушать будем.
– А вино? – спросил Фома, сглотнув всухую.
– Конечно! Будем вино пить. Да.
Пропустив вперед дорогого гостя, Автандил боком, как краб, пролез внутрь хижины и сейчас же захлопотал, собирая на стол, потея и отдуваясь. Стол был прежний, низкий и шаткий, сколоченный из прямых жердей. Скатерти на столе не было.
– Куда скатерть-то дел? – полюбопытствовал Фома. – Уже рассыпалась?
– Прости, дорогой, грязная она. Да. Стирать буду.
– А другая?
– Тоже. Ты садись, дорогой. Всегда тебе рад. Бинтов принес, да?
– Есть бинты, – кивнул Фома и сел на служивший табуретом камень, сбросив с плеч рюкзачок и с наслаждением потягиваясь. – В упаковках даже. Аж пять штук. Потом отдам, напомни. Написано, что стерильные, а как на самом деле – хрен разберет. Да, а что ты с ними делаешь, с бинтами? Лозы, что ли, подвязываешь?
– Лозы, да, – сообщил Автандил, отчего-то насупившись.
Фома с сомнением поглядел на него и сделал вид, что поверил. Уже не раз Автандил просил его принести перевязочный материал. Просил и пузырек йоду, но йод Фома не сумел выспать. Положим, бинты для подвязывания виноградных лоз сошли бы любые… ха, да они и так стерильные: нельзя ведь выспать живую бациллу, разве что безвредно-гипсовую… Фома подозревал, что сгодились бы и простые веревки. А может, они вообще не нужны? Память неуверенно подсказывала: винограду нужны столбы и проволоки. Тем более зачем винограду йод? Ох, темнит Автандил…
– Как бритва? – спросил Фома, критически осматривая седую щетину на подбородке хуторянина. С недавних пор Автандил брил бороду и попросил Фому выспать ему станок с пачкой лезвий. Выполнить пожелание в точности феодалу не удалось: на свет появилась опасная бритва – следствие кошмарного сна с расчлененкой. И еще когти а-ля Фреди Крюгер. Фома хотел их выбросить, но, подумав, завернул в тряпицу и спрятал на дне рюкзачка. Никогда не знаешь, на что сгодится долговечная мелочь.
– Хорошая бритва. Острая. Да.
Фома не стал спрашивать, отчего же Автандил редко бреется, раз бритва хорошая. Только сейчас он заметил, насколько Автандил состарился за последнее время – и не бодрой старостью горца. Ссутулился, обрюзг… И еще было видно: перестал следить за чистотой. В щели импровизированной столешницы набился мелкий мусор, там и сям красовались какие-то неаппетитные пятна. Трудно, что ли, взять нож и соскрести?
Наверное, трудно.
На столе мало-помалу появлялась снедь. Было явлено и розовое вино, заключенное в бутылку из-под пепси. Фома свинтил крышку, понюхал. Издал мычание, сглотнул слюну. Н-да… Молодое вино, кто спорит. Судя по запаху, терпкое и очень кислое, но каким же ему еще быть? И все же тут было что-то не то и не так…
Не в вине.
В Автандиле.
Снаружи послышался странный звук – будто птица захлопала крыльями. Фома заморгал. Потом уронил челюсть. На утоптанном грунте в дверном проеме обозначилась ворона. Серая. Настороженно присев, шевелила блестящей бусиной глаза, готовая мгновенно сорваться с места, если что не так.
– Это Нана, – произнес Автандил.
– Откуда?
– Прилетела. Да. Она хорошая. Все понимает.
Фома с сомнением перевел взгляд с Автандила опять на ворону. Сама прилетела? То есть была занесена на Плоскость с Земли? Теоретически – возможно. Практически – первый случай.
