Марина Дяченко - Долина совести
Она до рассвета шла лесом – по шоссе идти не решилась, вдруг догонят. Купюры, спрятанные в белье, здорово мешали – их было много, они были мелкие, свернутые в трубочки, сложенные минимум вчетверо. Анжела терпела; примерно такую же сумму она спустила в прошлом году на карусели и мороженое, и воспоминание об этом – могла же убежать еще тогда, могла, могла! – травили ей душу хуже кислоты.
В шесть утра (Барон уже начинал ворочаться, крепче прижимая к боку диванный валик) отошел первый автобус от автостанции в соседнем поселке; Анжела прекрасно понимала, что на этом этапе пути ее легко выследить. Через несколько часов водитель автобуса признается посланным вдогонку людям, что такая-то девушка купила у него билет и доехала до конечного пункта, то есть до города (того самого, где прошлой осенью Анжела тщетно поступала в техникум). Всю дорогу – автобус полз ни шатко ни валко, останавливаясь у каждого столба – Анжела обмирала от страха, ожидая увидеть машину, мчащуюся вдогонку, перерезающую автобусу путь…
На предпоследней остановке нервы ее разыгрались настолько, что она вышла ни с того ни с сего, практически посреди чиста поля, и едва успела войти в лесополосу – как машина по шоссе все-таки пронеслась, Анжела узнала ее, это была личная Баронова машина.
Анжела пешком дошла до города. О том, чтобы покупать билет на электричку, не могло быть и речи; Анжела пробралась на товарные пути, и, шарахаясь от маневровых паровозов, замирая от ужаса при виде огромных вонючих цистерн, нашла-таки подходящее убежище – открытую платформу, на которой ехал куда-то гигантский экскаватор.
Она едва не превратилась в ледышку. Она понятия не имела, куда идет поезд – но вокруг простирались поля, и ни на одной дороге не видно было черной Бароновой машины. Анжела ощутила себя свободной – наверное, впервые за всю жизнь. Жесткие трубочки из денег, натершие кожу чуть не до крови, давали приятное ощущение власти – власти над этим миром…
Именно тогда, путешествуя на ледяном ветру в компании экскаватора, Анжела решила стать в этом мире хозяйкой, а не девчонкой на побегушках. Именно тогда она придумала, как применить в практической жизни ее способность привязывать к себе других людей; собственно, в переделку с Бароном она попала лишь потому, что сама не узнала вовремя о своем свойстве. Теперь все пойдет по-другому; она может стать поп-звездой, привязав к себе знаменитого продюсера. Она может стать любовницей миллионера; она может стать женой президента, а когда президент поменяется – женой нового президента, и так до самой старости…
Две недели она путешествовала на поездах и электричках, запутывая след, все дальше и дальше удаляясь от маленького поселка с большим деревообрабатывающим заводом.
Лето она провела на морском курорте – впервые в жизни. Люди здесь буквально сорили деньгами – Анжеле удавалось и подзаработать, разнося на пляже мороженое, и выпросить денег, а однажды она даже стащила кошелек из небрежно брошенной в раздевалке сумки, но это было только однажды – страх, что поймают и вернут в родной поселок, был сильнее соблазна.
Осенью она добралась электричками до столицы и неожиданно для себя поступила в медучилище.
* * *– А как же Барон? Он искал тебя?
Анжела усмехнулась:
– Извини, Влад… Чистоплюю вроде тебя этого не понять. Тебя никогда не насиловали по средам и воскресеньям…
– Чего мне не понять?
– Скоро некому стало искать, – жестко сказала Анжела. – А так – искал, конечно…
За окнами светало. Вагон остыл; Влад подтянул повыше одеяло:
– И все-таки – чего мне не понять?
Анжела усмехнулась:
– Почему ты спрашиваешь о Бароне? Ты же прекрасно знаешь, что он умер. И мачеха умерла. А сводный брат – тот каким-то образом выжил… Не знаю, где он теперь.
Влад молчал.
– Ты это знал, когда спрашивал, – продолжала Анжела. – Но хотел, чтобы я сказала сама. Чтобы я раскаялась, так? Нехорошая, злая девочка, обрекла на смерть такого хорошего дядю, благодетеля, погубила бедную женщину, которая меня, считай, вырастила…
– А что случилось с твоей настоящей матерью? – медленно спросил Влад.
– Я ее не помню, – коротко отозвалась Анжела. – Она разбилась на мотоцикле.
– Ну, хоть фотографии ты видела?
Анжела мотнула головой.
– Что, у отца не было ни единой фотографии трагически погибшей жены?
– А тебе какое дело? Он не любил о ней вспоминать. Он все твердил, что она ему изменяла… Он даже орал по пьяни, что я не его дочь. Бывало.
Влад надолго замолчал.
Мало ли пьянчуг обвиняют жен в измене? Даже давно погибших жен?
Мало ли пьянчуг сгоряча орут собственным детям, что те – ублюдки?
Может, и немало. Но словам вот этого конкретного, неизвестного Владу пьянчуги почему-то верилось сразу. Может быть потому, что собственных Владовых родителей как бы и не было в природе – Влад был, родителей не было. Как не было Анжелиного настоящего отца. Как от Анжелиной матери не осталось даже воспоминаний.
Совпадение ли, если у двух носителей редчайшего свойства нет биологических родителей? Вообще неизвестно, чьи они дети?
– Слушай… А в медучилище ты как поступила? Через постель?
– Закрыл бы ты рот, – устало предложила Анжела.
– Я просто не могу понять – девочка из ниоткуда, без документов… У тебя ведь документов не было?
Анжела не ответила. Отвернулась лицом к стене.
* * *«Дружище, я не обиделся, что ты. Спрашивай – я постараюсь ответить. На любой вопрос. Я просто счастлив, что тебя это интересует – моя жизнь…
Раньше мне некому было об этом рассказать. Теперь слушай.
Вскоре после того, как моя мама умерла, я пошел к врачу. К частному доктору. Заплатил ему немалые деньги… и рассказал все.
До сих пор помню, как он смотрел на меня.
Я приводил ему доказательства. Рассказывал о моем несчастном классе. О больных учителях. Рассказывал о Димке; рассказывал, что было, когда я когда-то сбежал из летнего лагеря. Мне казалось, что я говорю очень убедительно; я просил его помочь мне. Направить на обследование, или что-то в этом духе. Может быть, существуют медикаменты, которые помогли бы справиться с узами – помогли если не мне, то хотя бы тем людям, рядом с которыми я нахожусь и которых подвергаю опасности…
А он все смотрел. Доброжелательно, мягко. Выслушал меня, измерил давление; попросил ответить на несколько вопросов…
И отправил на обследование. В психиатрическую клинику.
Дружище, в какой-то момент мне было так страшно… Это действительно жутко: ты знаешь, что ты прав, но каждое твое слово – каждое слово чистейшей правды! – воспринимается как «бред отношения»… Мне казалось, что они меня не выпустят. Что с этим диагнозом мне жить всю жизнь. Что меня запрут в психушке и начнут лечить… Лечить, ты представляешь! От шизофрении!
Они так убедительно со мной разговаривали, что я сам чуть было не поверил, что никаких уз не существует. Что я больной. Что меня надо колоть всякой дрянью трижды в день на протяжении месяцев…
Я сам до сих пор удивляюсь: как мне удалось вырваться? Наверное, я вовремя дал задний ход. Вовремя признался, что это смерть мамы так на меня подействовала. Что это была истерика. Попытка привлечь к себе внимание…
С тех пор я зарекся разговаривать об узах – с врачами.
Уже потом, когда я стал взрослым и у меня появились деньги – я устроил себе обследование самостоятельно. Я платил, мне делали компьютерную томографию и прочие – графии, меня просвечивали и изучали, анализировали на уровне молекул, я здорово поиздержался на всех этих неприятных процедурах, походя обнаружил у себя множество мелких, не относящихся к делу болезней – но видимой особенности, которая отличала бы меня от других людей, так и не нашлось».
* * *На следующий день они вышли на вокзальную платформу большого промышленного города; раньше Влад никогда не бывал здесь, зато Анжела, по ее словам, прожила здесь некоторое время и имела кое-какие дела. Оставив Влада за столиком в ресторане, Анжела сгинула в неизвестном направлении; Влад ждал ее час, другой, третий, ему делалось зябко при мысли о том, что Анжелу сбил на улице автомобиль, что она могла упасть и сломать ногу, что она могла просто сбежать…
В это последнее верилось с трудом. Сбежавшая от Влада Анжела – мертвая Анжела, теперь это не вызывало сомнений. Ровно как и то, что оставленный Анжелой Влад проживет немногим дольше.
Он сидел за столиком вокзального ресторана, разглядывал коричневую кофейную поверхность в чашке перед собой – третья или четвертая чашка, он сбился со счета. Он думал о том, как перехитрить судьбу, как избавиться от Анжелы и остаться при этом в живых; все его попытки придумать выход напоминали возню крота, упершегося в бетонную стену и старающегося прорыть в ней тоннель. Выхода не было; Влад сидел над остывшим кофе и ждал Анжелу, но что будет, когда она вернется?
