Сергей Лукьяненко - КВАZИ
– Хорошо, давайте обговорим условия, на которых я сдамся, – сказала Виктория. – Во-первых… – Она на миг замолчала. Потом воскликнула: – Драный Лис!
– Драный Лис? – переспросил Маркин.
Но Виктории уже не было в ларьке. Она выскочила в дверь, на ходу срывая с себя кружевной белый фартук.
Я обернулся.
Михаил Бедренец шёл к нам от метро. Кажется, он даже не успел заметить Викторию, во всяком случае – не ускорил шаг.
– Альфа, гамма! – рявкнул Маркин, бросаясь в кусты, окружающие ларёк. – Она уходит!
Я продираться за ним не стал. Судя по всему, Маркин таки пришёл на встречу не один. То, что ни с кем не связывался, не значило ничего. Похоже, на нём висел маячок и передатчик, и все эти «альфы», «гаммы», вероятно, «беты», а может, и ещё двадцать одна греческая буква, следовали за нами, потихоньку окружая точку встречи.
– Что происходит? – спросил Михаил, подходя ко мне. – Что ты здесь делаешь?
– Задержание Виктории, – сказал я. – Участвую. Позволь вопрос – а ты что здесь делаешь?
– Рассчитывал поговорить с ней, и если разговор не сложится – задержать, – спокойно ответил Михаил. – Жалко, что ты не сказал мне о происходящем загодя.
– Зато ты любишь говорить всё заранее, – буркнул я.
– Понятно, – кивнул Михаил. Поморщился. – Так получилось. Что же касается задержания Виктории – я не хотел брать на него живых.
– Я мог услышать что-то неподобающее? – спросил я, едва удержавшись от вертящегося на языке обращения.
– Это слишком опасно, – терпеливо объяснил Михаил.
– А ты в погоне поучаствовать не хочешь? – спросил я.
– В парке, поздним вечером? Бесполезно. Виктория наверняка приготовила пути отхода.
– У Маркина тут свора мордоворотов, – смело предположил я.
– Не догонят, – равнодушно сказал Михаил. Протянул руку, взял из окошечка картошку. Развернул фольгу. – Вирус у неё?
– Откуда мне знать…
Из кустов, точно так же продравшись напролом, появился Маркин. Как ни странно, он ухитрился не порвать и даже не помять костюм. Кинув на Михаила очень недоброжелательный взгляд, он зыркнул на меня – совсем уж недобро. Спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
– Каким образом?
– Вытряс информацию у торговца фальшивыми документами для кваzи, – сказал Михаил, откусил кусок картошки, прожевал. – Если ты подозреваешь, что мой напарник мне что-то сообщил, – ошибаешься.
– В Москве есть торговцы фальшивыми документами для кваzи? – удивился Маркин.
– В Москве всё есть. А вот как вы её нашли и зачем потащили на задержание Дениса?
– Она сама назначила встречу. Через Дениса. – Маркин прищурился. – И попросила, чтобы тебя здесь не было.
– Ну и зря не поставили меня в известность, – сказал Михаил. – С каких пор пожелания беглого преступника стали важнее цеховой солидарности?
Гэбэшник живой и гэбэшник мёртвый мрачно уставились друг на друга.
– Есть предположения, куда она ушла? – спросил Маркин.
– Нет, – ответил Михаил. – Увы.
Маркин вяло махнул рукой и, больше не разговаривая ни со мной, ни с Михаилом, полез в ларёк.
– Останешься или поедешь домой? – спросил Михаил.
Я посмотрел на Маркина. Тот уже был внутри ларька. Озирался, всем своим видом изображая служебное рвение.
А может, он и не изображал. Может, и впрямь надеялся что-то найти.
– Поеду домой, – сказал я. – На метро.
– Пошли, – сказал Михаил, скомкал фольгу и бросил в урну. – Вкусная картошечка. В Питере почему-то мало таких ларьков. Всё больше вегетарианская шаверма.
Меня передёрнуло.
– Из чего?
– Соя, – ответил Михаил.
Мы пошли к метро мимо стоянки. Из-за деревьев в нашу сторону направился крепкий молодой человек в костюме, потом остановился, очевидно, прислушиваясь к командам в наушнике, и утратил к нам интерес.
– Зря не сказал мне, – ещё раз укорил меня Михаил.
– Зачем ты обнадёжил Найда?
– Мы поссорились, – объяснил Михаил. – Ты же понимаешь, возраст такой. Перепады настроения. Найд сказал, что был бы у него нормальный отец, вроде тебя – было бы лучше. В этой ситуации мне пришлось сказать, что его мечта может реализоваться.
– Идиот, – сказал я.
– Кто?
– Ты, конечно!
Михаил некоторое время молчал. Потом вздохнул:
– Это всё хлористый калий. Последействие. Некоторая алогичность реакций. Мне всё равно как-то требовалось объяснить ему необходимость генетического теста.
– А тебе не приходило в голову, что в этой ситуации есть два человека? Найд и я? Моё мнение ты спросил?
Михаил вдруг остановился. Кивнул:
– Да. Я не прав. Возьми…
Он сунул руку в карман, вынул и протянул мне запечатанный конверт.
– Это результат анализа на отцовство из лаборатории.
– Уже? – поразился я.
– На дворе не двадцатый век. Анализ занимает меньше часа.
– И… что? – спросил я.
Конверт я взял, но и Михаил его пока не отпустил. Мы так и стояли, держа конверт между собой.
– Не знаю. Я хотел отдать его Найду. Запечатанным. Но ты прав, ты тоже имеешь на него полное право.
– Выбрось!
– Выбрасывай сам. – Михаил разжал пальцы.
Одновременно со мной. Конверт упал нам под ноги.
Мы стали нагибаться и стукнулись головами.
– Чёртова мыльная опера! – выругался я. – Забирай! Открой сам, выбрось, отдай Найду. Делай что хочешь, меня не втягивай!
– Денис, ты не прав! – строго сказал Михаил.
– Почему тебя зовут Драным Лисом? – спросил я.
Михаил вздрогнул. На самом деле вздрогнул, я уверен, а не изобразил живую человеческую реакцию.
– Ну? – спросил я.
Михаил молчал.
Я повернулся и быстрым шагом пошёл к метро.
Михаил догнал меня уже у вестибюля. Остановил, положив руку на плечо.
– Денис. Я объясню, если хочешь. Когда я пришёл в сознание и… и спас ребёнка… Там были восставшие вокруг. Много. Я не понимал тогда, что могу ими управлять, это приходит не сразу. Я был напуган и растерян. Я бежал. Восставшие гнались за мной. Я держал мальчика на руках, он был напуган и плакал. Восставшие пытались его вырвать у меня из рук. Я закрывал его как мог. Подставлял свои руки, поворачивался спиной, боком, бежал. Они рвали меня на бегу, пока я не понял, что могу бежать куда быстрее, чем в жизни. Я выбежал к маленькой группе кваzи… осознавших себя чуть раньше. Они уже понимали, что происходит. Они остановили и отогнали восставших, присмотрели за ребёнком первые дни. Я был весь изодран, на мне живого… на мне целого места не было. Среди тех кваzи был Представитель… он и сказал, что я бежал как лис, как драный лис. Прозвище прилипло.
Я молчал.
Представлял себе, как оживший, ничего не понимающий мёртвый старик бежит по дороге, прижимая к груди плачущего ребёнка. А вокруг беснуются восставшие – и рвут его на бегу.
– Ничего плохого в этом прозвище нет, – сказал Михаил. – Если плохое не вкладывать нарочно.
– Найд – твой сын, – сказал я. – Теперь я окончательно убедился. И закончим на этом.
Я сбросил его руку и нырнул в полупустой вестибюль метро.
По лестнице я поднялся пешком, решив, что дважды в день использовать лифт – путь к старости.
Так что Анастасию моё появление не застало врасплох.
Впрочем, она так и осталась сидеть на коврике у дверей, поджав к груди ноги в рваных дизайнерских джинсах и потягивая белое вино из бутылки. Говорят, что после появления восставших продажи красного вина упали больше чем на треть.
– Я тебя не компрометирую? – спросила она.
– Я же мент, – ответил я. – Меня невозможно скомпрометировать. Можно только скопроментировать.
– Так себе каламбур, – ответила Анастасия и протянула мне бутылку.
Глотнув, я вернул бутылку. Вино было тёплым и кислым. Сказал:
– Не сиди на бетоне. Попу застудишь.
– Застужу! – со злорадной радостью согласилась Настя.
– Всё плохо? – спросил я.
– Мама ходит по квартире и наводит порядок, – сказала Анастасия. – Она вообще-то всегда это любила. Но сейчас она только ходит и убирает. Она нашла твои носки, кстати.
– А я забыл носки? – удивился я.
– Да, забыл. Она их постирала. И не спросила, чьи они. Вообще не спросила, есть ли у меня кто-то. А брат сразу кинулся к своему ноутбуку. Я же ничего в его комнате не трогала, только пыль вытирала.
– Играет? – спросил я.
– Нет. Стёр все игры, чтобы освободить место под новую систему. Скачал образовательные программы по математике. Ему нравилась математика. Но я не знала, что настолько.
Я сел рядом и обнял Настю.
– Ты же понимаешь, – сказала она. – Это значит, что я ничего для них не значила при жизни.
– Неправда.
– Выходит, недостаточно много значила. По сравнению с порядком и математикой.
– Все мы недостаточно много значим по сравнению с порядком, – сказал я, вспоминая Маркина и его манеру выражаться. – Дай им время прийти в себя.
