Леонид Каганов - Коммутация (сборник)
Тут мы выпили еще по одной и дядя Миша замолчал. Ну, говорю, и чем дело кончилось? Как ты, дядя Миша, вернулся обратно, к нам в прошлое? Свечников поглядел на меня, глаза печальные такие, усталые: что ж ты, говорит, Лешка, так и не понял? А чего, говорю, тут понимать, все понятно. Повесть новую пишите. И прогноз писательский у вас такой, что мы, значит, изобретем виртуальные миры и все туда уйдем со временем. И все станут фантастами в своем виртуальном мире, и будет там у них все, что только можно придумать — и бамбуковый водопровод и освоение космоса. А реально вообще никого не будет. Правильно я понял? А он головой качает — неправильно. Я уже, Лешка, год ничего не пишу. А насчет прогнозов — не будет вам никакого инфоконтинуума, и слава Богу что не будет. Поживем как люди. Я обалдеваю: вот тут уж совсем ни фига не понял! Ты мне, дядя Миша, такую складную историю рассказал, а выясняется что ты в нее и сам не веришь? А он мне отвечает: понимаешь, Лешка, инфоконтинуум по природе своей бесконечен… Потому и вмещает в себя бесконечное число миров… А бесконечен он потому, что построен на световых волнах… И тут замолк, поглядел на меня в упор, вроде раздумывает, говорить или нет — и выдает: А скорость света бесконечна… Во, говорю, приехали. А как же триста тысяч километров в час? Или в секунду — я уж точно не помню… А Свечников грустно так говорит — вычислительное ограничение. У нас в старом мире скорость света всегда была бесконечной… Да и подумай сам, Лешка, как могло быть иначе, это же свет?
ЛОВУШКА ДЛЯ МУРАВЬЕВ
Тишка вышел на балкон. Там еще было довольно свежо, но уже ярко, и что-то невидимо чирикало в воздухе, безмозгло радуясь первому по-настоящему теплому дню. Не успеешь и оглянуться, как наступит лето, там начнутся выпускные школьные экзамены, потом вступительные… Но сейчас, в промежутке между школой и занятиями по химии, можно позволить себе не думать совершенно ни о чем, полагая, что жизнь направлена в нужную сторону и сама знает куда течь, а все события свершатся независимо от самого участника жизни, который просто стоит на балконе со стаканом чаю в руке и смотрит вниз с пятнадцатого этажа на перекресток, наблюдая как далеко-далеко внизу шевелятся крохотные человечки, мелькают кепки, сумки на колесиках, проезжают машинки, а маленька серая фигурка гаишника разговаривает о чем-то с очередной фигуркой автовладельца, и оба смешно машут ручками.
— Тиш, ты где? Сегодня когда поедешь через центр выйди на Третьяковской и купи ловушки, я узнала где они продаются. — раздается из комнаты.
— Какие еще ловушки, мам? — Тишка неохотно отрывается от перил и идет в комнату.
— Как какие? Для муравьев, я же тебе говорила, у меня сотрудница так вывела за неделю.
Муравьи были бедствием всего дома. Потолок и стены кухни пересекали десятки муравьиных трасс, по которым днем и ночью шло оживленное движение с грузоперевозками, а стоило оставить на столе что-нибудь съедобное, как оно тут же наполнялось муравьями. Особенно плохо приходилось хлебу. Не спасали никакие упаковки — руководствуясь неведомыми инстинктами, муравьи безошибочно находили путь и проникали сквозь любые узлы. Порой Тишка задумывался над тем, как выглядит мир муравья и какой безумно сложной должна быть в этом мире измятая и свернутая поверхность обычного пластикового пакета, наверно гораздо сложнее чем вся тишкина химия с биологией и геометрией… Порой, Тишка начинал сомневаться, что сам, окажись на месте муравья, смог бы так же легко находить дорогу в этом огромном мире, состоящем из бесконечного калейдоскопа гигантских стенок.
Сначала отец придумал подвешивать хлеб в центре кухни к тонкой леске, протянутой в вышине, но затем какой-то муравьиный гений догадался, что если дойти по стене до гвоздика и от него долго-долго бежать вбок по канату, то можно добежать до проволочного крюка, а по нему спуститься к пакету хлеба. И по леске протянулась очередная муравьиная трасса. С тех пор хлеб хранили в холодильнике — он выходил оттуда мокрый, холодный и какой-то безжизненный.
Никакие средства на муравьев не действовали, даже мужик из санэпидстанции, меланхолично обливший из своего баллона все стены какой-то гадостью с запахом хвои. И вот в последнее время мама много рассказывала о каких-то новейших ловушках, которые помогли избавиться от муравьев ее знакомой.
— Тиша, ты меня слушаешь вообще или нет? — снова раздался голос мамы.
— А? Да-да. Ой, что это такое?
— Это использованная ловушка тебе для образца, а вот инструкция к ней — я взяла у сотрудницы. Поедешь в киоск хозтоваров на Третьяковской и купишь таких же сколько надо, вот тебе деньги. Изучи инструкцию и вечером развесь ловушки. Кто у нас биолог? Действуй.
— Биолог… — Тишка хмыкнул и приосанился.
Он аккуратно взял маленькую прозрачную коробочку, цветастый листок, и отправился в свою комнату вникать в задание.
По рассказам мамы Тишка представлял себе ловушку как маленькую камеру с защелкивающейся дверцей на манер мышеловки, только непонятно было сколько понадобится таких ловушек чтобы переловить всех муравьев. Ловушка же оказалась небольшой плоской коробочкой, меньше спичечного коробка, из прозрачного материала, на пыльных изгибах которого сверкали солнечные зайчики. По бокам ее было четыре приземистых отверстия-лаза, ведущих внутрь, а внутри, в центре пустого пространства, находилась плоская чашка, вымазанная остатками бурой эмульсии. Больше внутри ничего не было, никаких дверей, защелок, проваливающихся полов, зубчатых капканов и иных атрибутов ловушки. Лишь в уголке лежало крохотное коленце, очевидно забытое кем-то в спешке.
Тишка брезгливо отложил ловушку и начал читать инструкцию. Она была озаглавлена «NНСТРYКIINЯ» и представляла собой жуткий для человеческого разума текст, который кончался странной подписью: «Произведено в USA по лицензии США, Тайвань». Продираясь в дебрях чудовищно сколоченных фраз, Тишка постепенно постигал смысл. Оказалось, что устройство не было собственно говоря ловушкой, скорее оно было кормушкой. Судя по рисунку, чашка внутри была когда-то заполнена неким составом, а насекомые залезали внутрь, лакомились и уходили никем не пойманные по своим гнездам, унося с собой частицы состава, после чего через неделю «всем наступает мреть». На цветной картинке через ловушку вереницей шли причащаться муравьи, а выходящая с другой стороны очередь тянулась к стене и под обои, где они были схематично изображены кверху лапками. Очевидно так неизвестные художники изображали «мреть».
Тишка вытряхнул из рюкзачка книжки, положил тетрадку по химии, накинул куртку и вышел из дома. Вообще-то в дороге следовало почитать тетрадку, но Тишку так впечатлила мысль о ловушке, что он погрузился в размышления.
Что заставляет муравья лезть в ловушку? В инструкции значилось, что состав обладает для муравьев «притяганием». Что разработчики вложили в это понятие? Очевидно притягивает их не еда — еды и так навалом разбросано по всему полу. Что же тогда? Запах самки? Рабочий муравей не засматривается на самок. Так что же тогда? Тишка показал вахтерше проездную карточку и встал на эскалатор. Ну да ладно, допустим что-то привлекает муравья, он бросает все свои дела и лезет внутрь. И вот он заходит в коробочку и видит, что там всего-навсего какая-то подозрительная еда. Зачем ему эта еда, когда у него ее и так в избытке? И разве не подозрителен весь этот пластиковый домик, появившийся неожиданно и наспех, и эта нарочитая чашка? Но муравей об этом не думает, раз уж он здесь, раз уж тут еда, он берет ее, да еще несет ее к себе домой и угощает всех! Неужели существо, способное найти дорогу в сложнейших круговоротах пластиковых стенок, может так глупо попасться? Собственно говоря, у существа плохо с мозгами — что там, окологлоточное нервное кольцо, ганглий?.. Тишка на секунду похолодел, представив, что вдруг сморозит такую глупость на экзамене… Нет, это у червей, а у муравья конечно уже мозг. Маленький конечно, ему далеко до двухкилограммового мозга человека и неразумная тварь, находящаяся во власти инстинктов, как всегда наказана за это безжалостной эволюцией. Выживает умнейший.
Тишка вышел из метро Третьяковская и оглянулся. Вокруг рядами стояли ларьки, а над ними на больших столбах была развернута стеклянная крыша павильона, украшенная в вышине гербом города и гордой надписью «Третьяковский пассаж».
Тишка присвистнул — всего месяц он здесь не был, и уже так все изменилось. Киоски были и раньше, они вырастали как грибы и сменяли друг друга, звукозапись превращалась в пивнушку, затем в игровые автоматы, в аптеку, снова в пивнушку… Но вот этой крыши над головой определенно не было. Ишь назвали — «Третьяковский пассаж»… Пассаж тут конечно был всегда, только раньше он был за дальними киосками в щели около забора. Тишка непроизвольно принюхался. Пассажем не пахло. Пахло весной, мимозой, пивом и откуда-то доносился приятнейший в мире запах острых индийских чипсов.
