Руслан Шабельник - Дневники Палача

Птенец! Надо же!

Нашли убийцу!

— Прощайте, — мой провожатый стоял передо мной немного смущенный. Надеюсь, не тем, что палач не выполнил ожидаемой работы.

Других аборигенов, кроме него и «преступника» я так и не увидел.

Брезгуют.

Или боятся.

Или все равно.

И снова вихрь эмоций ворвался в мой мозг.

«Как вы живете… там… так… обман… предательство… убийства!»

Я знал, чувствовал, понимал — подобные слова и понятия отсутствовали у эдемцев, однако они были у меня.

«Это невозможно… невероятно… так не должно… неправильно… Если у нас… нет, только не у нас… Это зараза, да, зараза! Старейшины правы, я должен умереть…»

— Что!!! — последняя мысль так потрясла меня, что я закричал, забывшись — вслух.

— Не понимаю, — провожатый смотрел на меня своими большими, полными вселенской любви и наивности глазами.

— Последнее… ты сказал… подумал… ты должен умереть.

— Все когда-нибудь умрут, и вы тоже.

Вот только философствования мне сейчас не хватало.

— И ты?

— И я.

— Когда?

Он смутился. Он не мог соврать и не мог не ответить. Две вещи, невозможные для телепата. Особенно, если твой собеседник — телепат, не обремененный этическими принципами.

Я без колебания влезу в его мозг и выужу ответ оттуда.

— Ну… вы понимаете… наше общество… — не в силах, не умея подбирать слова, он просто открыл свой мозг. Свои чувства, свои понятия, мироощущение. И я понял.

Для общества, не знакомого с насилием, с обманом, смерти подобен контакт со мной или подобным мне. Слова, нехорошие слова, которые эдемец с легкостью находил в моем мозгу, также легко оседали и в его. А оттуда их могли почерпнуть и другие, а от них — другие — и так далее. У телепатов нет тайн. А ведь, помимо слов, были еще и поступки, и воспоминания, и дела, дела палача! Нет, сразу Эдем не изменится. Но и прежним уже не останется никогда. И постепенно, поколение за поколением, сначала они начнут скрывать мысли друг от друга, не все — самые сокровенные, самые грязные. Дальше — больше, пока в один не очень прекрасный день, или год…

Мой провожатый понимал это.

Понял и я.

Ему больше не было места среди соплеменников.

— Я вызвался встречать вас. Сам, добровольно, — произнес он извиняясь. — Мне было… интересно, и я не жалею! Я столько узнал!

— Тебе совсем не обязательно умирать! — происходящее казалось настолько нелепым, что у меня у самого с трудом отыскивались слова. — Живи где-нибудь в лесу, один, подальше от своих!

Он покачал головой.

Я сам понимал невозможность этого. Не было гарантии, что мысленный контакт не состоится — и тогда придется умерщвлять уже двоих. Да и разве это жизнь!

— Тогда полетели со мной, в мир. Он огромен — сотни, тысячи планет, да ты и сам это видел!

И снова качание большой головы.

— Я не проживу там и нескольких дней. Я и с вами-то с трудом держался, а ведь вы, как я понял, далеко не худший… представитель…

— Нет, это невероятно! Но ведь есть же выход, должен…

— Есть, и вы, и я знаем его. Мне только немного… страшно. Я буду один. Когда кто-то умирает, мы провожаем его до последней минуты, мгновения, мыслями с ним — все близкие, родственники, облегчаем, поддерживаем, как можем… мне же — сами понимаете — придется одному. Мне страшно… немного. Я не могу просить вас! — предвосхищая мое предложение, крикнул он. — Не могу, потому что знаю, насколько это больно… его крики, его стоны, его боль до сих пор у меня в голове.

— Кого? — спросил я автоматически.

— Как кого? Убийцы, конечно, вы же вчера его… допрашивали.

— Ну да, и оправдал!.. — и я понял. Это существо смотрело на меня своими наивными глазами, а я понял. Убийцу, больше того — чей мозг контактировал с палачом, по той же причине не могли оставить в живых.

— Да что ж вы за твари-то такие!

— Мы такие, как есть, так же, как и вы. Я тоже не понимаю, как можно лишить кого-то жизни за то, что тот украл… пусть даже убил. Тогда общество, приговорившее преступника ничуть не лучше самого убийцы.

— А у вас, сейчас, здесь, происходит не то же самое! Вы убили убийцу!

— Он сам сделал это с собой. Это был его выбор, его решение, его поступок. И я находился с ним всю ночь, до последней… минуты. Разделял крик, облегчал страдания… как мог. Смерть в муравейнике мучительна…

— Где!

И я увидел. Труп аборигена с ног до головы облепленный рыжими насекомыми, наподобие земных муравьев. Нет, не труп, он шевельнулся. На мгновение, всего лишь на мгновение я ощутил всю ту боль, страдание, что чувствовал облекший себя на такое.

— Да что ж вы за существа-то такие!

— Мы не можем никого убить, даже сами себя, — кажется, в голосе прорезались виноватые нотки.

— И ты… ты тоже! В муравейник?..

— Я не могу просить, чтобы вы остались, это слишком больно и страшно, я знаю.

Я поставил свой саквояж на землю. Я открыл его.

Подумав, вытянул нож. Длинный клинок, суживающийся к острию. Им так удобно попадать между ребер.

Я открыл свой мозг, чтобы он понял, что я собираюсь сделать.

Поначалу он отшатнулся, а затем… радость, да радость и облегчение коснулись меня.

— Вы… возьмете на себя… ради меня…

Возьму, как брал десятки раз до этого.

Моя работа — работа палача.

— Нет! Я не могу! — всепоглощающий альтруизм вновь взял верх. — Как же вы будете жить с этим? Мучится!

— Проживу, как-нибудь… — я подошел к нему. — Ты готов?

— Нет! То есть, да! Не знаю…

Дурацкий вопрос, к этому нельзя быть готовым.

Я приложил острие к середине грудной клетки, там, где у эдемцев было сердце.

— Прощай.

— … прощайте…

Я надавил, и привычным движением вогнал нож в грудь. По самую рукоять.

Что все когда-нибудь умрут, было слабым, но утешением.

— Я к мистеру Альберту Эйнштейну.

— Мистер Эйнштейн ждет вас?

— Нет, сообщите, что я хотел бы поговорить о его работе.

— Одну минуту.

Портье, привратник, или как его там, снял трубку, удачно имитирующую старинный мобильный телефон, произвел манипуляции на корпусе аппарата, после чего трубку и голову говорившего окутало силовое поле, не пропускающее звуки.

Хотя Руслан мог читать по губам, голос в трубке оставался недосягаем. Впрочем, он все еще был телепатом.

Сначала поле, а потом трубка исчезли.

— Мистер Эйнштейн примет вас. Апартаменты 60Б.

— Спасибо, — Руслан направился к лифтам.

Ну вот — забежал вперед. Да еще начал писать о себе в третьем лице. Старею, или волнуюсь. Или писанина затягивает. Так и хочется, хоть немного, но приукрасить. Разбросать мало значащие детали. Для атмосферы, так сказать, украшения текста.

Для кого я стараюсь?

В полиции с сообщением мне не помогли. Ничем. И, кажется, были не очень рады меня видеть. Надо же!

Выяснение местонахождения Джо Бугатти, на мою радость, должно было занять некоторое время. Я снова получил несколько дней личной свободы. Солнечные бури, они все больше занимали меня. Ну а то, что и Бугатти имел к ним некоторое отношение, лишь подогревало интерес… или больше подогревало мое загадочное спасение… не знал тогда, не знаю сейчас.

Узнать имя и фамилию главного на сегодняшний день специалиста по солнечным бурям не составило труда. Майор Зайкин «пробил» адрес — и на том спасибо.

Специалиста звали Альберт Эйнштейн — похоже, проблема выбора будущей профессии перед парнем не стояла. Как и передо мной.

Жил он в высотной многоэтажке с претензией на элитность.

Да, не повезло мне родиться телепатом. Сложись все иначе, возможно, я бы тоже здесь… жил.

Один из скоростных лифтов быстро поднял меня на шестидесятый этаж, услужливый лифтер услужливо открыл двери… лифта.

Квартира 60Б также нашлась довольно быстро. Главным образом потому, что на площадке их, квартир в смысле, было всего две: А и Б.

Не дожидаясь моего стука, дверь открылась.

— Вы из «Научного Вестника»? проходите, проходите.

Я прошел.

Живут же ученые! Возможно, не все. Возможно, единицы с мировым, или, как сейчас принято говорить: галактическим именем.

По долгу службы, как уже писал, мне часто приходится бывать на различных планетах. Чуть менее часто тот же долг заводит во дворцы правителей, сравнимые с ними особняки глав корпораций, утопающие в роскоши комплексы мафиози. Впрочем, последние редкие гости среди клиентов моего брата. У них своих палачей вдосталь. Ни зависти, ни желания поменяться местами, у меня при этом не возникает. Хотя, вроде, должно бы — нормальное человеческое чувство, а палачи, как ни крути, тоже люди.

Отчего же так щемит сердце и накатывает чувство, сходное с тоской, при посещении, подобных этой, квартир или домиков, так называемого, среднего класса? Ну да, уютно, но без лишней роскоши. К тому же у нас, на Каэр Морхене, совсем не плохо. При определенном настроении, можно сказать, что красиво.