Френсис Шервуд - Книга сияния
Три сестры опустили веки и дружно откашлялись. Рохель представляла, что сейчас они вспоминают тот несчастный эпизод с обрезанием волос. Какой срам. Теперь они только и ждут, подумала Рохель, когда она наконец снова промахнется каким-нибудь совсем позорным образом. Зеев быстро переводил взгляд с одного из сидящих за столом на другого. Рохель опустила глаза и стала смотреть на свои колени. Прошлой ночью Зеев прикладывал ухо к ее животу, словно там уже шевелился ребенок, но так ничего и не услышав, просто поцеловал ее в лоб. Они редко целовали друг друга в губы, а когда такое все же случалось, поцелуй всегда выходил целомудренным, как у близких родственников. Нет, совсем не таким поцелуем в сказках пробуждали принцесс. Как он там назывался — «поцелуй жизни»? Рохель знала, что у Йоселя не было языка. Зато рот у него такой крупный. И она представила, как этот рот накрывает ее губы, как они там теряются.
— Тогда я ей говорю, — не унималась Мириам. — «Я все-таки дочь раввина».
— Какой стыд, дочь моя, что ты используешь положение, дарованное Богом, для того, чтобы добиваться власти над окружающими!
— Йосель, еще свеклы.
— Йосель, давай морковь.
— Йосель, принеси рыбу.
— Йосель, несколько луковиц.
— Рохель, — произнес Зеев, участливо глядя на свою жену. И остальные тоже на нее смотрели. Возможно, Рохель уже беременна, а значит, подвержена резким переменами настроения и частой сонливости. Несомненно, так оно и было. Женщине при первой беременности следует делать поблажки. В самом деле, Перл все еще помнила, как она была беременна Лией. Как она тогда днем и ночью поглощала изюм и спала. Хотя спала ли? Можно ли назвать это сном, когда твоя голова буквально падает на подушку, но твоему животу никак и нигде не пристроиться?
14
После аудиенции у императора алхимиков поспешно вывели наружу — через зал Владислава, вниз по каменной лестнице, во внутренний двор, за ворота замка и на улицу. Небо было серым и мрачным, как склеп. Сверху крупными, мстительными хлопьями падал снег. Келли казалось, будто его живот насквозь пробило пушечным ядром. В горле было сухо как в пустыне, глаза жгло. То, что осталось от ушей, ныло от холода. С носом алхимика тоже творилось что-то неладное, а кончики его пальцев занемели, и их покалывало. Его изношенный плащ был слишком тонок, а с подошв башмаков, веревочками привязанных к ступням, отлетали последние заплаты. Ди был одет немного лучше, но и он являл собой жалкое зрелище.
— Послушай, Джон, — прохрипел Келли, когда они спускались по склону холма к Малой Стране, небольшому кварталу к югу от замка. — Про какую египетскую книгу он говорил? Часом, не про Трисмегиста? Так, значит, придется рисовать иероглифы? А ты заметил, что у Браге нос серебряный и привязан на веревочках?
В воздухе поплыл нестройный трезвон церковных колоколов.
— Раз император хочет жить вечно, он мог бы убрать все эти чертовы часы куда подальше, — не унимался Келли. — А то приплел Колумба, Магеллана, черт бы их подрал, все достижения современного мира…
Алхимики миновали несколько кузниц, игорный дом, бакалейную лавку, лавку торговца тканями, площадку для петушиных боев, питейное заведение… А вот и монастырь, где монахи сидели рядком в подвальной трапезной и собирались приступить к своему полднику. Дальше по Влтаве, над стекольным заводом, поднимались крупные клубы дыма. «Горшки, чиню горшки!» — голосил лудильщик. Кучка уличных прокаженных в красных шапках и серых плащах проплелась мимо с чашками для подаяний.
— Мне надо выпить, — заявил Келли. — Немедленно. — И, между прочим, прошло уже немало часов с тех пор, как он последний раз ел.
Неподалеку от Дома Трех Страусов алхимики нашли трактир с пивной под названием «Золотой вол». Они вошли, уселись на грубую скамью у длинного стола и больше не произнесли ни слова, пока служанка не принесла им пива в оловянных кружках.
— Мы определенно должны как можно скорее делать отсюда ноги!
Келли медленно глотнул пива, сваренного в императорской пивоварне. Сейчас в «Золотом воле» подавали только один сорт — «Крушовице». Как бы алхимик ни ненавидел Рудольфа, сейчас ему было наплевать, даже если в кружке плескалась императорская моча — пусть бы она только была сброжена. Сейчас Келли просто хотелось стать пьяным и счастливым. Однако, как в подобных обстоятельствах часто случается, он пил и пил, да еще на пустой желудок, но никогда за всю свою несчастную жизнь не чувствовал себя трезвее.
— Пойми, Джон, здесь нам конец. Одно дело — сотворить золото из какой-нибудь железки. Прокипятишь ее хорошенько, добавишь капельку ртути — вот тебе золото, держи и больше не теряй. Однако, мой друг… — Келли запрокинул голову и осушил кружку, — вечная жизнь — это вне моей компетенции.
— Ты совершенно прав, мастер Эдвард. Мы можем вылечить желудочную малярию очищенным корнем имбиря, лихорадку — окопником, сифилис — малыми дозами ртути. Рвота, понос, противоестественное опорожнение кишечника и мочевого пузыря — все это нам подвластно. Но что касается звезд в небе, то здесь каждому назначен свой срок, что бы мы там ни делали.
— Некоторые сроки порой сокращаются, Джон. Наш отныне ограничен семью месяцами.
— Проклятье, чего ради мы вообще сюда притащились?
— Ради денег, Джон, ради денег. У нас их нет. Ты вот служишь-служишь королеве, а все равно сидишь без гроша за душой… Можно мне еще кружку? Как думаешь, смогу я напиться, остаться пьяным, прожить пьяным и умереть пьяным? Господи, прости меня и помилуй!
— Тихо. Будь мужчиной.
— Лучше быть мышкой, Джон. Вот бы я смог стать мышкой.
— Я видел что-то вроде целого моря стекла, смешанного с огнем, пока он говорил.
— Ты видел картинки из Библии, Джон, а я видел петлю палача. Монета и Голова как-то отправились в город. Монета не вернулась, а бедная Голова упала с плеч.
— Все верно, друг мой Эдвард, все верно. Без одного у нас не будет и другого.
К этому времени трактир начал наполняться людьми, что приходили сюда пополдничать. Несколько малопривлекательных проституток в красных нижних юбках болтались у двери. Келли они показались королевами в придворных нарядах. Женщины, услада его жизни. Запахи хлеба, жарящегося в жире, домашней и дикой птицы, варящейся в больших котлах, и кусков баранины, вращающихся на вертелах, вконец его одолели. Как он мог оставить такой славный мир у себя за спиной?
— Мои чулки за перепела с жареным хлебом, Джон.
Ди подался вперед и негромко заговорил:
— Мы отбудем под покровом ночи.
— Думаю, нет. Вон, смотри… — Келли указал на стол у них за спиной.
— О господи… — Ди понурил голову. — Подлые шпионы.
Пара словенских стражников сверлила их огненными взорами.
Келли зарыдал. А Ди, не поднимая головы, буркнул:
— Все кончено.
— Добрый день. Йоханнес Кеплер вас приветствует, — рядом с двумя алхимиками возникла ходячая жердь, одетая человеком.
Келли повернулся и поднял взгляд.
— День сегодня просто ужасный.
— Помощник астронома к вашим услугам.
— Никакой астрономической помощи нам не требуется, — отозвался Келли, чье лицо по-прежнему было в слезах.
— Нет-нет, пожалуйста, садитесь, — куда более любезно предложил Ди.
Вблизи, различил Келли, Кеплер был похож на одну из марионеток, которых так любят чехи, — курносый нос, большие яркие глаза и необыкновенно подвижный рот.
— Мы скоро умрем, — сообщил молодому человеку Келли. — Это может быть заразно.
— Да-да, понятно. — Кеплер сочувственно закивал головой, садясь на скамью рядом с Келли.
С улицы донесся звон колокольчика.
— А это еще что? — спросил Келли.
— Это Карел, — ответил Кеплер. — Простите, но я вас ненадолго покину.
Минуту спустя Кеплер вернулся, неся на руках безногого мужчину. Затем он усадил его на скамью.
— Старьевщик Карел Войтек к вашим услугам, — радостно сказал Карел.
Келли с прищуром взглянул на калеку.
— Скоро вам придется нас на телеге увозить.
— Не стоит так печалиться, — Карел помахал служанке. Та подошла. Не девушка, но еще и не старая карга.
— Как вас зовут, прекрасная дама? — спросил Келли по-немецки. Он уже выяснил, что все чехи говорят на немецком. Они терпеть этого не могли, но им приходилось.
— Как ты в такое время можешь думать о женщинах? — прошипел ему Ди.
— Джон, я буду думать о них даже на смертном одре.
Кеплер и Карел заказали колбаски с капустой и яблочные кнедлики. Ди и Келли сосредоточились на своих пустых кружках. Когда еду принесли на деревянных подносах с ножами, алхимики дружно отвернулись.
— По пути в город у нас что-то пропал аппетит… — Келли подумал, что вот-вот хлопнется в обморок от аромата еды.
