Мишель Роман - Времена Бессмертных
Я отступаю от Мэтью на шаг, но продолжаю пристально всматриваться в его острое лицо, со впавшими щеками. Стоит мне только заподозрить, что он мне лжет, что он сговорился с блондином, я переломаю ему пальцы на обеих руках и эти слова настоящего садиста, меня никак не пугают. Я никогда не понимал истоков своей ярости и не могу с ней совладать.
— Еще вчера, Старейшины объявили всем нам, что за каждого приведенного к ним на арену Бессмертного, или любого другого богача, полагается щедрое вознаграждение…дом, или целый магазин в личное распоряжение, в общем, подарочки не хилые! Бруно, урвал себе завидную хибару, ну и мне слил информацию, что девчонка ваша, которая не боясь, шлындает по городу в беленьком платьице, самая настоящая Бессмертная и что можно ее сдать… И я сдал ее. Оказалось она просто богачка, еще не перешла, за это мне пообещали целый парк магнитомобилей.
Он с вызовом смотрим на меня, я вижу в нем и раскаяние, и непонимание — мол, что здесь такого?
— Как только снимут с петель первых повешенных, твою девчонку… эта… вздернут!
Я ухожу от него, бегу, перепрыгивая через ступени, раскидывая людей по сторонам. Бегу очень быстро, чтобы не возникло желания, вернутся и убить.
Зародившееся где-то глубоко в сознании, удерживаемое до этого момента силой воли отчаяние, рвется на свободу, оно распространяется по всему телу, угрожая вогнать меня в ступор. Я твержу себе (вернее голосом владеет отчаяние), что потерял Аврору. Не могу придумать ни одного способа, как вернуть ее или хотя бы найти в этой многотысячной толпе, состоящей сплошь из злобных, отчаявшихся людей, обезумевших на время, словно стая диких волков, учуявших раненую жертву.
Я в панике! Я мечусь среди людей, тупо высматривая ее лицо, будто бы это и правда, возможно, что она где-то здесь, нашла способ обмануть всех… Я бы ни за что не подумал пару дней назад, что со мной такое может происходить, и что я буду буквально сходить с ума, в поисках Авроры.
Голова кружится. Чумазые лица почти не выделяющиеся на фоне черной одежды, топят меня в себе, и думаю, я задыхаюсь… Тошнота подступает к горлу, и я опускаюсь на колени. Меня рвет, но, ни один из разношерстной толпы вокруг, не обратил на меня внимания. Сколько грязи… Всем наплевать. Даже после того, как опустошил желудок, не чувствую себя лучше, более того, голова будто вообще не держится на плечах, а болтается как воздушный шарик.
Мне нужно на свободу, выбраться из моря людей, глотнуть свежего воздуха, не пропитанного запахом потных тел, но я затуманенным взглядом продолжаю искать византийку в толпе!
Отравленное внезапным недугом сознание, играет со мной злую шутку, мне мерещится, будто Аврора появляется на долю секунды, то прямо передо мной, то ее белое платье мелькает где-то в отдалении, среди Смертных, словно там ей и место.
— Аврора! — кричу я, хотя понимаю что это только галлюцинация, но вот она возникает совсем рядом, я вижу ее неповторимый манящий взгляд, и она снова прячется. — Стой!
Я преследую видение, но меня настолько кидает из стороны в сторону, что следящих за казнью на арене Смертных, злит мое поведение.
— Авр!.. — не успеваю крикнуть я, кто-то пинает меня в бок, и я валюсь на мрамор, под ноги, не замечающей меня толпе.
Как-то все случилось слишком неожиданно. Не только потому, что я потерял голову и стал видеть призрак Авроры, но и то, что, наверное, я сдался. Валяюсь на земле. Силы меня покинули, а ведь я никогда не падал… И все из-за нее, Аврора делает меня слабым. Чувственность проедает в моей броне огромные дыры, но меня это отчего-то совсем не беспокоит. Все равно, что засыпать на морозе, тебе просто кажется, что становится тепло и хорошо, ты позволяешь себе закрыть глаза, сдаться, поверить, что это только на пользу.
Дышу медленней. Фигуры революционеров, в ногах которых я лежу, начинают обретать реальные очертания, все становится на свои места. Я не болен, когда не думаю об участи Авроры, когда не схожу с ума от мысли что ей плохо.
Саванна.
Саванна перед моим мысленным взором. Темная, холодная, понимающе улыбающаяся, именно мне. Она — это прохладная ладонь, в минуты болезненного нестерпимого жара. Сам не знаю, честно, почему я вспомнил о ней, но это помогло, или даже спасло меня. Когда я вижу в воспоминаниях ее лицо, мне стыдно, что позволяю себе даже задумываться о собственной слабости, а сейчас я валяюсь на земле, и она просто улыбается… Неужели эта девушка всегда знала меня лучше меня самого? Неужели могло быть правдой, что я ей дорог? Вдруг становится понятным, что ее цели, никогда не вредили мне, что когда она выигрывала, я всегда был с ней рядом, и она делилась со мной триумфом победы. Не понимаю себя, почему думал о ней так плохо, почему никогда не старался понять и сберечь? Только требовал. Подчинял, вернее изо дня в день, находясь с ней рядом, лишь пытался подчинить. Мы были с ней будто два бойца на арене, кололи, причиняли боль, издавались друг над другом, но в этой агонии, мы боролись ради любви, любви странной и непохожей ни на одну другую. Теперь я посмотрел на все иначе. Узколобый дурак! Любое ее острое словечко, брошенное мне, каждая доводящая меня до бешенства выходка — все это было слезами, мольбой о понимании. Так она говорила мне, что любит. Так она просила меня не сдаваться…
Мы стояли у венчального алтаря. Примерно год назад. Я стал больше, чем просто ее поклонник.
Это было то же самое время года, что и сейчас — поздняя осень, готовая вскоре отдаться на волю зиме. Прекрасное снежное утро, Саванна лежала в моей кровати, а Руфь играла с ее великолепными черными волосами, раскинутыми по подушке. Я готовил для них завтрак, дверь в комнату была наполовину раскрыта, и я мог из кухни наблюдать за ними, а мама наблюдала за мной.
— Внимательней, ты только что, чуть не положил в кофе соль.
Я посмотрел на маму, непроизвольная улыбка вырвалась у меня, словно неловкие для сына слова любви. Мама всегда понимала меня, знала, что я не переношу нежностей, но была достаточно мудра, чтобы знать — сын очень ее любит.
— Вот уж не думала, что мой Лео будет когда-нибудь смотреть на кого-то с таким чувством… — она подмигнула мне и посмотрела на сестру и Саванну. — Раньше ты так смотрел только на жаркое.
Я отвернулся, чтобы растянутся в широченной улыбке, стало как-то тепло и неловко. Завтрак для Саванны был готов, для Руфь я нарезал яблоки. Мама не отходила от меня, это означало, что она о чем-то хочет поговорить, первым заговаривать об этом я не решался. Вместо слов, я стал тянуть время, расставляя чашки и тарелки на подносе.
— Я-то думала ты останешься холостяком, навсегда. — подтрунивала она. Потянулась ко мне и запустила пальцы в мои отросшие волосы. — Об этом в тайне мечтает любая мать. И вот настало время, когда мой мальчик, привел в дом девушку. Да еще какую! — мама неумело присвистнула.
Я молчал. Было действительно неловко. Я могу драться хоть каждый день, чинить автомобиль, собирая детали чуть ли не по всему свету, выполнять сомнительные задания, которые обычно не выполняют хорошие парни, но вот стоять рядом с мамой, когда она говорит о девушках, мне кажется не по силам. В тот момент я пожалел, что вообще вышел на кухню — да еще и в одних шортах — словно рассказал матери обо всем, что происходило за закрытой дверью моей комнаты.
— Женись на ней. — неожиданно сказала мама, лицо у нее было такое спокойное и вдумчивое, словно она просто предложила мне устроиться на новую работу. В тот самый момент я впервые потерял лицо, как говорится, ни стало никакой холодной маски. — Ух ты, если бы я знала, как ты меняешься в лице, отдала бы тебя в театральную мастерскую к Бену.
Я ответил на это слабой улыбкой, потому что всеми мыслями в голове завладели ее слова, точнее предложение, над которым я, к удивлению, задумался. Мне захотелось привязать Саванну к себе этим устаревшим, ничего не гарантирующим способом, он стал бы еще одной нитью, связывающей нас друг с другом. Я жаждал в тот момент, поскорее увидеть ее в торжественном черном платье с глубоким вырезом, где виднеется белая кружевная подвязка над коленом. И мысли об этой подвязке, как о последнем символе ее невинности передо мной, затуманили разум. Я захотел этого дня всей душой!
Чмокнув маму в щеку, забыв о завтраке, я решительно вошел в комнату, где уже Саванна что-то делала с волосами Руфь. Увидев мое выражение лица, то, как я до вздувшихся вен на руках, сжимаю кулаки, Саванна все поняла. Она не улыбнулась и даже не поднялась с места, чтобы подойти ко мне и обнять, она просто смотрела на меня с испытующей ухмылкой, точно мы недавно дрались и, кажется, она одержала победу.
— Скажи это. — сладко, тихо, требовательно произнесла она, не сводя с меня взгляда.
Отвести глаза, или хотя бы напрячь скулы на лице, означало проиграть по крупному, дать увидеть себя слабым.
