Мира Грант - Корм
Легко сказать… Пришлось буквально плыть против течения: бесконечные делегаты, коммерсанты, избиратели и туристы. Все они прошли через утомительную процедуру анализов и проверки и теперь хотели хорошенько повеселиться. Я добралась до эскалатора и изо всех сил вцепилась в поручень. По-моему, стремление американцев запереться в четырех стенах не слишком удачный способ бороться с неизбежной угрозой. Жизнь-то по-прежнему идет там, снаружи. Но я все равно остаюсь представителем своего поколения: пятнадцать человек для меня — уже толпа. Иногда кто-нибудь из старших с тоской рассказывает, как здорово было, когда в одном месте собиралось шесть-семь сотен. Никак не могу разделить их сожаления. Я выросла совершенно в других условиях. Если где-то одновременно находится столько тел (даже в таком огромном здании, как дворец съездов в Оклахома-Сити), невозможно чувствовать себя спокойно.
Судя по лицам, не я одна испытывала подобные ощущения. Вообще, я, похоже, была самой молодой из присутствующих, не считая, конечно, юнцов, наряженных в цвета кандидатов. У меня приспособленность к людским скоплениям лучше, чем у большинства сверстников, я специально ее вырабатывала: имела дело с папарацци, посещала разные конференции и конгрессы, приучала себя не бояться. Не посвяти я несколько лет кряду скрупулезной подготовке — сейчас бы уже завопила от ужаса и убежала. Охрана бы решила, что началась вспышка вируса, и блокировала бы входы и выходы.
Да уж. Всегда-то я оптимистично смотрю на жизнь.
Информационный терминал заметно было издалека: вокруг яркой восьмиугольной стойки толпились вызывающе разодетые девицы и раздавали направо и налево сигареты. Я протолкалась к карте здания, по пути три раза отказавшись от бесплатного курева.
— «Вы здесь», — прочитала я, прищурившись. — Великолепно. Себя уже нашла. А где, интересно, тот фонтанчик с питьевой водой?
— Не курите? — внезапно поинтересовался кто-то.
Я повернулась и столкнулась нос к носу с улыбающимся Дэнисом Шталем, репортером из «Икли Таймс». На отвороте чуть мятого пиджака у него болтался журналистский пропуск.
— Я-то думаю, знакомое лицо.
— Мистер Шталь. — Я приподняла брови. — Не ожидала вас встретить.
— Потому что я из газеты?
— Нет. Потому что здесь собралась чуть не вся Северная Америка. В такой толпе я бы без маячка и собственного брата упустила.
— Справедливо, — рассмеялся Дэнис.
Воспользовавшись моментом, одна из девиц сунула ему в руки пачку. Журналист смерил ее недоверчивым взглядом и протянул мне:
— Сигарету?
— Простите, не курю.
— А почему? — Он слегка наклонил голову. — Сигареты прекрасно бы дополнили ваш журналистский образ «посмотрите на меня, я суровый и прожженный репортер».
В ответ я еще выше вздернула брови. Шталь снова рассмеялся.
— Ну же, мисс Мейсон. Одеваетесь в черное, таскаете с собой портативный МР3-диктофон (уже сто лет ни у кого такого не видел) и никогда не снимаете темных очков. Думаете, не распознаю специально культивируемый имидж?
— Во-первых, у меня ретинальный КА. Так что очки необходимы из-за медицинских показателей. А во-вторых… — Я улыбнулась. — Ваша правда, действительно работаю над имиджем. Но не курю. Не знаете, где здесь туалет? Мне нужно раздобыть воды.
— Я тут уже часа три, но ни одного не видел. Зато в конце вон того ряда есть хорошо замаскированный «Старбакс». Если не возражаете, я вас провожу.
— Пожалуйста, лишь бы там была вода, — согласилась я, отказываясь от очередной пачки.
Шталь кивнул и повел меня через толпу.
— Вода или что-нибудь в этом роде. А вы все-таки ответьте… почему не курите? Личные причины? Ведь действительно удачное дополнение к образу.
— Предпочитаю, чтобы легкие нормально работали, когда приходится убегать от живых мертвецов, — отозвалась я с каменным лицом и пожала плечами в ответ на его недоуменный взгляд. — Серьезно. Курение больше не вызывает рака, зато эмфиземы никто не отменял. А если попался зараженному на обед — тут уже не до крутого имиджа. К тому же дым затрудняет работу чувствительных электронных приборов. А они и так плохо функционируют в полевых условиях, зачем же дополнительно усложнять жизнь?
— Ага. А я-то думал, после уничтожения рака мы вернемся к старым добрым временам, когда каждый уважающий себя крутой журналюга выкуривал по восемь пачек в день.
Выставочные ряды буквально кишели желающими что-нибудь кому-нибудь продать. Товары любой формы и расцветки: начиная с продуктов сублимационной сушки (на таких можно гарантированно продержаться во время долгой осады) и заканчивая средневековым оружием (со встроенными щитками, защищающими от брызг крови). Ну, и обычные, набившие оскомину развлечения более мирного свойства: новые автомобили, средства по уходу за волосами, детские игрушки. Невозможно было не заглядеться на стойку компании Маттель, где демонстрировали новую Барби, экипированную для выживания в городских условиях маленьким мачете и анализатором.
— Только если родители крутого журналюги не против прокуренных штор у себя дома, — парировала я. — А вы? У вас я тоже зажигалки не заметила.
— Астма. Мог бы и закурить, конечно. А потом вдруг упал бы посреди улицы, схватившись за грудь. Овчинка выделки не стоит. — Он указал куда-то вперед. — «Старбакс». А вы здесь какими судьбами?
— Как обычно — таскаемся за сенатором. А вы?
— Почти то же самое, но в более общем смысле слова.
В «Старбаксе» почти не было народу, и три скучающих юнца за стойкой усиленно делали вид, что очень заняты.
— Большой черный кофе, пожалуйста, с собой, — объявил Шталь.
Юнцы обменялись многозначительными взглядами, но спорить не стали — опыт общения с журналистами у них уже явно имелся. Один из них отправился варить кофе.
— А вам что? — поинтересовался Дэнис.
— Воды, спасибо.
— Держите. — Мужчина забрал свой кофе, вручил мне бутылку и протянул кассиру кредитную карту.
— Сколько с меня? — Я засунула руку в карман.
— Забудьте.
Репортер забрал кредитку и направился к свободному столику. Мы уселись друг напротив друга.
— Считайте, я расплатился за увеличение тиража, — улыбнулся он. — Тогда, после небольшого происшествия в вашем лагере. Помните?
— Как можно такое забыть? — Я вытащила из сумки баночку с обезболивающим и одним движением скинула крышку. — Мы уже несколько недель живем с этим «небольшим происшествием».
— Поделитесь со старым другом пикантными подробностями?
Информацию об умышленно поврежденных ревунах, конечно же, пришлось опубликовать. Даже если бы мы решились понизить собственный рейтинг и попытались бы что-то скрыть — семьи погибших вполне могли подать в суд за сокрытие улик. Я покачала головой.
— Прессе уже и так все известно.
— Информация из официальных источников — опасная штука. — Дэнис отпил немного кофе. — А если серьезно, как дела в вашем предвыборном штабе? Все тихо?
— Более-менее. — Я закинула в рот четыре таблетки и запила их ледяной водой. — Атмосфера напряженная, но тихо. Пока никаких зацепок, мы не знаем, кто это сделал. Поэтому начались всякие внутренние разборки, если вы понимаете, о чем я.
— Хорошо понимаю, к сожалению. — Журналист покачал головой. — Злоумышленник, кем бы он ни был, видимо, хорошо замел следы.
— У него были на то веские причины. Погибли люди, то есть совершено убийство. Вполне потянет на обвинение по известной статье, вспомните Раскина-Уотса. А если уж сделался террористом — не попадайся.
Я выпила еще немного воды, чтобы протолкнуть застрявшую в горле пилюлю.
— Понимаю. — Шталь поджал губы. — Карл Ваучер был самодовольным треплом, но такой смерти не заслуживал. Как и остальные. Такой смерти вообще никто не заслуживает, ни плохие, ни хорошие. — Он встал из-за стола, не забыв прихватить кофе. — Ну, мне пора к съемочной группе. Через час интервью с Уогман, а она не любит, когда пресса опаздывает. Мисс Мейсон, вы тут не пропадете?
— Постараюсь, — кивнула я. — Если что, у вас есть адрес моей электронной почты.
— Буду на связи.
Шталь отошел от «Старбакса», и его мгновенно поглотила толпа.
Я не торопясь потягивала холодную воду и осматривала зал. Съезд походил одновременно и на карнавал, и на студенческую вечеринку: люди разнообразных возрастов, убеждений и статусов отрывались на полную катушку, ведь скоро это гостеприимное безопасное место предстояло покинуть. С потолка свисали указатели, куда нужно идти избирателям, если они хотят проголосовать по старинке (теперь-то в основном бюллетени заполняют онлайн). На них мало кто обращал внимание: видимо, присутствующие уже успели проголосовать через Интернет. Урны для бумажных бюллетеней превратились в настоящую диковинку, хотя по-прежнему существует закон, позволяющий любому проголосовать физически, без использования электронных средств. Именно поэтому приходится так долго ждать результатов — девяносто пять процентов уже проголосовали по Сети, но нужно еще подсчитать бумажки.