Генри Олди - Король Камней
– Далеко собрался? – спросил Циклоп.
– Не привык ходить голым.
– Брось юлить, Симон. Тебе нельзя здесь оставаться.
Не говоря ни слова, маг сунул ступни в кожаные туфли без задников. Сапоги Пламенного остались в углу. Мы здесь, кричали сапоги. Куда ты пойдешь в этих шлепанцах?
– Ты сделал, что мог. Теперь – уходи.
– Гонишь меня?
Старец прошелся по комнате, разминая ноги; громко хрустнул пальцами. И замер у окна, словно что-то высматривал в непроглядной ночи.
– Я тебя прошу. Уходи.
– Почему?
– Утром Амброз придет за наследством. Тебе лучше быть подальше отсюда…
«Почему?» – читалось на спине Симона.
– Не спрашивай. Уходи, и все. Считай, что у меня предчувствие.
Симон обернулся. Взгляды скрестились; казалось, воздух сейчас заискрит, будто в нем скрежетнули друг о друга два клинка. Ярче вспыхнули свечи на каминной полке; в ноздри ударил едкий запах гари. Ни один из спорщиков не желал уступать. Так же стояли они три недели назад, в этой самой башне, не зная, что по лестнице к ним из последних сил ползет женщина – умирающее чудовище. Желая спасти, предотвратить; пусть даже ценой собственной жизни…
– Я остаюсь, – Симон отвернулся первым. – Не бойся за меня. Думаешь, я ополчусь против конклава? Устрою славную заварушку?
– Уходи, – повторил Циклоп. – Немедленно.
– Это не похоже на просьбу.
– Зато ты похож! – от вопля Циклопа в казане плеснула вода. – Тебе осталось только закутаться в покрывало из теней!
– Ты видишь во мне сходство с Максимилианом?
– Да! И знаешь, почему? Ты никого не желаешь слушать! Ну да, твой выбор – единственно правильный, ты лучше всех знаешь, что делать! Что может остановить тебя, Симон? Переубедить? Вторая смерть Инес?! Если бы ты…
Циклоп сгорбился, сжал лицо ладонью. Он словно пытался сменить облик – или стереть с лица карту Шаннурана, запечатленную в складках и морщинах.
– Щенок, – еле слышно бросил Симон. На щеках мага вспыхнули багровые пятна. – Шаннуранский ублюдок. Ты бьешь больнее Амброза. Мне с этим жить, сколько бы ни осталось…
– Кто должен умереть на сей раз, чтобы ты уступил?! Ты что, не можешь просто поверить? Сделать то, о чем тебя просят?
Симон прошел в угол и стал натягивать сапоги.
– Я разучился верить. Давно; раньше, чем родился твой отец. Двадцать лет назад я поверил Красотке, и угодил в темницы Черной Вдовы. Да, Инес ни о чем меня не просила. Я сам пришел в западню, и выжил чудом. Три недели назад я не поверил тебе, и Инес умерла. Что ж, я снова рискну поверить. Посмотрим, в какую темницу приведет меня эта вера… – старец набросил на плечи меховой плащ, надел шляпу. Взял в руки посох. – Я услышал тебя. Я ухожу. Но я хочу знать, что здесь произойдет. Я оставлю на тебе метку.
Циклоп хотел возразить. Сказать, куда магу следует засунуть свою метку. Он даже открыл рот, но Симон, не дожидаясь ответа, шагнул ближе и, отвернув Циклопу ворот рубахи, с силой вдавил большой палец в ямочку между ключицами. Под пальцем набухла капля жидкого пламени. Сын Черной Вдовы ощутил, как она просачивается под кожу, все глубже; горит в легких, растекается по венам… Он едва сдержал стон. Его бросило в жар, лоб под повязкой взмок от пота.
– Всё, – Симон убрал палец. – Проводи меня.
Циклоп молча последовал за старцем. Проигнорировав наружную дверь, Симон начал подниматься по ступенькам. Светляки с шелестом расползались прочь от его тени.
– Нам на самый верх, – бросил маг через плечо.
С верхней площадки башни на крышу вела узкая деревянная лесенка. Перекладины опасно скрипели под сапогами. С третьей попытки Остихаросу удалось отодвинуть засов. За шиворот Циклопу посыпались хлопья ржавчины. Крышка люка завизжала, как базарная торговка, и оба выбрались на обзорную площадку. Гладкие плиты камня. Низкие зубцы парапета. В центре – пирамидка из обломков базальта, пригнанных друг к другу без зазоров. Циклоп никогда не поднимался сюда. Небо затянули тучи; ни звезд, ни луны. Налетел теплый не по-зимнему ветер, тронул лица влажными пальцами – и умчался в дальние дали.
– Подойди.
Симон стоял возле пирамиды. По пояс магу, на фоне серого камня она казалась глянцевым сгустком мрака.
– Этот портал установил я, и соединил со своей башней. Путь к бегству. Если бы Инес грозила опасность… – он погладил камень, будто собаку. – И в страшном сне мне бы не приснилось, что я прокладываю путь для себя. Положи ладонь на верхушку.
Голос старца дрожал от плохо скрываемого волнения. Циклоп протянул руку: камень был гладким и холодным. Он слегка пружинил, прогибаясь под ладонью. Миг, и в глубине пирамиды родилась слабая пульсация, словно там кто-то пробудился ото сна. Вспыхнул млечно-голубой свет, в недрах камня потекли вязкие струи перламутра, свиваясь в кольца и петли. Из вершины, лунным лезвием рассекая ночь, ударил яркий, трепещущий луч. К лучу Симон остался равнодушен; маг прикипел взглядом к Циклопу, словно пытался высмотреть в сыне Черной Вдовы…
Что?
– Убери руку.
Циклоп повиновался. Симон встал у пирамиды, задержался на миг.
– Портал открывался только для Красотки, – сказал Симон Пламенный. – Никто другой… Береги себя. Слышишь?
И шагнул в луч.
4.
– Ты изменился, Амброз. Ты стал совсем взрослым…
В стены шатра тыкался рассвет. Багровые ромбы, выцветшие за ночь, наливались свежей кровью; синие превращались в спелые сливы. Амброз моргнул; сон отпускал с неохотой, туманя зрение. Входной полог был отдернут, на пороге маячила жаба: темная, жирная.
– Вазак, – вздохнул Амброз. – Пошел вон, болван…
Жаба квакнула: засмеялась.
– Вазак? Этого я бы и сам прогнал взашей. Не обижай гостя, приятель! Какой же я Вазак? Ты приглядись, разуй глаза…
– Талел?
Сон рассыпался в прах. Амброз силился вспомнить, что же он видел, забывшись под утро мутной дремой, и не мог. Он чувствовал себя грязным. Будто очнулся в придорожной канаве, терзаясь похмельем. Странным образом это бодрило. Вызов, подумал Амброз. Перчатка, брошенная себе-прежнему. Плечу было щекотно от чужого дыхания. Маг повернул голову: Эльза спала с ним бок о бок, свернувшись калачиком. Прямо на полу; до лежанки он вчера не добрался. Так раньше спала Инес: нагая, горячая, презирая ночные сорочки. Красотка ложилась за полночь, и тот, кто разбудил бы ее до полудня, рисковал жизнью. Только Инес не засыпала, вся в синяках, и тончайшие усики лоз не забирались ей под кожу, прорастая в набрякшие вены. Инес просыпалась сама, а сивилла – безмятежное растение, герань в горшке – проснется, когда Амброз Держидерево сочтет, что ей пора вставать. И вспомнит ли она радости минувшей ночи – это, знаете ли, тоже вопрос. «Ты знаешь ответ?» Амброз пожал плечами: «Когда узнаю, тогда и разбужу…»
– Славное дитя, – Талел Черный встал над сивиллой.
Просторные, складчатые одежды делали жреца Сета еще толще. Гость почесал тройной подбородок, похожий на зоб. Пухлые губы разошлись в улыбке:
– Отдашь ее мне? Потом?
– Когда – потом? – машинально спросил Амброз.
И понял: когда.
– Значит, не отдашь, – от Талела не укрылась брезгливость, исказившая черты хозяина шатра. Некромант закудахтал, затрясся в приступе зловещего веселья. Его живот, похожий на студень, ходил ходуном. – Жаль. Никто не любит жирного Талела. Назойливого, вонючего Талела. Ты слышишь запах?
– Слышу, – кивнул Амброз.
В шатре и впрямь пованивало падалью. Узлы корней дрогнули, выпуская щупальца мясистых стеблей; на них раскрылись свадебные венчики лилий. Мощной симфонией аромат цветов вознесся к куполу, но гадкий душок – диссонансная тема – еще остался кое-где.
– Легко унизить Талела, – некромант присел на корточки. Чувствовалось, что так он может сидеть долго, несмотря на горы жира. – Робкого, пугливого Талела. Легко пнуть его в отвислый зад. Но унизить Симона Пламенного… Когда ты фактически вытолкнул старого упрямца в Круг Запрета, я удивился. Симон – огонь. Можно ли унизить огонь? Его можно заточить в фонарь, натравить на врага; погасить, наконец. И что в итоге? Ты – первый в наследовании, и ты же унижен Симоном. Ночью он сжег тебя дотла. Я говорю с новым Амброзом: фениксом, восставшим из пепла. Феникс-насильник, феникс, знающий, что цель оправдывает средства. Феникс, который уяснил, что он смертен. Я, жаба, ценю таких партнеров…
Протянув руку, он погладил Эльзу по бедру.
– Хорошо кричала. Сладко. Гладкие кричат лучше всех. Я слышал; думаю, многие слышали. Если ты хотел сообщить, что в наследстве Красотки есть ценность превыше нравственных устоев Амброза Держидерево… Ты бы не сумел заявить об этом громче, даже трубя в рог. Они, – Талел мотнул головой в сторону входа, – ждут, когда ты явишь нам эту ценность. Пускают слюни, сгорают от любопытства.
– И ты?
– Я тоже. Но лишь я один в состоянии сложить части головоломки вместе. Ты хотел, чтобы Вазак держал меня в курсе твоих поисков? Меня, нудного болтуна Талела? Хорошо, слушай. Красотка умерла, и умерла скверно. Двадцать лет ты не вспоминал про Инес ди Сальваре, и вот: готов драться за ее наследство. Рвать соперника зубами и когтями. Ходить по углям геенны босыми пятками. Ради чего, спрашиваю я. И отвечаю: лишь бы первым ухватить лакомый кусок.
