Всеволод Глуховцев - Консорциум

— Что-то переменилось в нас, — сказал он. — Стоило побывать там, и понеслось… Почему?

— Что-то сотворилось и там, — заключил Никонов. — Вы, сами того не поняв, вызвали нечто вроде землетрясения.

Квартира Кузьмича все же была точкой контакта миров: нашего скучно-обыденного и неизведанно-загадочного, страшного и притягательного. Вот уже много месяцев точку эту тревожили с непредсказуемыми последствиями — одни и те же причины давали разные следствия. Логика чужого мира!

Кузьмич покончил с собой. Первый маклер и случайная женщина погибли люто, как-то прямо нечеловечески. Второй просто исчез, и все. Третий и четвертый побывали там, и ровным счетом ничего с ними не случилось…

А на выходе грянул гром.

Значит, все же случилось!

Когда всплыла ложь Бубнова, наблюдение за домом Кузьмича было усилено. Опер превзошел сам себя, даже своих коллег умудрился подтянуть, не раскрывая сути дела. И Консорциум-2 так и не вник, что наблюдая, сам стал объектом наблюдения.

— Да, — сказал Максим. — Но что же все-таки произошло там, в квартире?

Геннадий Тихонович пожал плечами.

— Теперь об этом мы можем лишь догадываться…

Самый вероятный сценарий вырисовывается таким. В тот роковой день опер сам, на своем личном авто подъехал к дому, аккуратно выбрал позицию. Ждал ли он чьего-то появления?.. Во всяком случае, дождался.

Ну, а дальше — вновь догадки. Опер мог видеть, как к дому спешно подлетел «Рено» с боевиками Консорциума-2. Почему он решил, что это именно боевики, что всю жизнь протиравшие штаны по кабинетам недоделанные интеллигенты Бубнов и Ярченко вдруг замутят столь резкий гангстерский сюжет?! — и это вопрос без ответа. Как бы там ни было, капитан угрозыска решил, что двое парней по незнанию привели себя на самую грань.

— Самую грань… — эхом повторил Дима.

А Макс подхватил:

— Стало быть…

Стало быть, во враждебной организации сумели постичь то, что Консорциум-1 упустил. Как только Дима с Максом очутились на точке, это сразу же стало известно. Да мало сказать, известно, это вызвало панику, да такую, что группа перехвата спешно была снаряжена за горе-исследователями. Что в этой ситуации понял капитан? — мы теперь уже не узнаем.

— Он убит? — спросил Дима.

— Да, — коротко ответил Никонов. — И двух противников положил. Остальные с места происшествия исчезли. Теперь вся милиция землю роет, да пока без толку. Но это ведь пока…

— А личности тех двух установлены?

— Не знаю. Но думаю, ни они, ни сбежавшие знать не знали истинной подоплеки дела, и кто за этим всем стоит.

— То есть, их использовали втемную, — понял Макс.

— Именно так.

— Так, — повторил Полканов. — И что нам отсюда делать?

— Думать, — сказал Никонов. — Прямо сейчас и начнем.

Глава 6

Павел знал, что гнетущее молчание начальника действует на подчиненных лучше всякого крика. Поэтому он молчал, не поднимая взгляда, пауза тянулась, двое стояли перед ним, не смея лишний раз вздохнуть… Наконец, Бубнов разомкнул уста:

— Дальше.

— А? — вздрогнул здоровяк. — Дальше-то? Да ничего дальше. Мы у него мобилу взяли, отключили. Потом ушли. Незаметно. Никто не заметил… Точно!

Павел вновь помолчал, не поднимая глаз, а когда поднял, повернул взгляд на худого. Тот подтянулся, замер чуть ли не по стойке «смирно».

— Все? — сказал Павел.

— Да, шеф, — поспешно и хрипло ответил худой. Лицо его заострилось еще больше.

— Пошли вон, — с отвращением велел Бубнов. — Оба!

— А?.. — разинул рот туповатый амбал, но остролицый ткнул его локтем в бок. И оба попятились с почтительными полупоклонами.

Бубнов испытал острое наслаждение.

Когда входная дверь щелкнула замком, Павел упал в кресло и беззвучно рассмеялся. Смеялся долго, с чувством… Из смежной комнаты вышел Ярченко.

Бубнов тщательно вытер пальцами уголки глаз.

— Слышал?..

— Да, — Ярченко сел на диван.

— Уроды… — еще немного посмеялся Павел.

Игорь Ярченко смеяться не стал. Лишь усмехнулся:

— Не более, чем большинство этой публики. Но теперь это значения не имеет.

Павел хода мыслей партнера часто не понимал, и у него не раз возникала мысль, что в глубине души Ярченко смеется над ним, считает дураком — под маской неуловимо насмешливой вежливости. Честолюбивого Бубнова это больно кололо, вида он не подавал, но все запоминал, мстительно надувался и довольно уже давно ходил такой вот многократно надутый.

Не понял и сейчас, однако сделал многозначительное лицо:

— Ты хочешь сказать?..

— Нет, — Игорь позволил себе улыбнуться еще раз. — Уже не хочу.

И тут изящный укол — не придерешься.

Павел фальшиво зевнул, глянул на стенные часы.

— Ну, нет — и не надо. А вот что делать-то будем?

Ярченко пожал плечами:

— Сейчас — ничего. Это самое лучшее решение. Слишком уж дров наломали. Отсидимся пару дней.

— Отсидимся! — раздражение Бубнова вдруг прорвалось. — Это тебе хорошо говорить, тебя днем с огнем не найдешь. И нашего, — он замысловато вскинул рукой, — организатора…

— И вдохновителя всех наших побед?

— Вот-вот! Это вам хорошо: скрылись, и не найти вас. А все стрелки будут на меня…

— Да брось ты, — Игорь вдруг оставил прежний тон и заговорил просто и дружески. — Тебе что, отсидеться негде?.. Ну, вот, мне ли тебя учить! Да, хорошего немного, спору нет. Придется посидеть тише воды, ниже травы. А за пару дней и они успокоятся, поверь мне. Сейчас да, в горячке можно что-то такое… непоправимое, это запросто. Так поэтому я и говорю: дня на два-на три надо умереть… для этого мира, — здесь Ярченко засмеялся, призывая собеседника к тому же.

Бубнова это не насмешило, но за слова журналиста он схватился жадно. А вдруг и правда, ляжем на дно, отсидимся, отлежимся, и все будет хорошо!.. Но некто холодный и подозрительный внутри него шепнул: «Врет!» — и Павел вновь насторожился.

Правда, он вместе с тем и понял, что из Ярченко больше ничего не выжмешь, сколько не жми. Поэтому он сделал вид, что вцепился в эту надежду как в соломинку:

— Ты думаешь?!

— Уверен, — сказал Игорь веско.

Бубнов подумал.

— Ну ладно, — и улыбнулся.

Ярченко завершающе прихлопнул по подлокотникам кресла — вот, мол, и договорились — сделал движение встать, и тут у него зазвонил телефон.

Максим понял, что он сидит, обхватив голову ладонями, а Никонов и Кольцов молча смотрят на него. Он отнял руки от висков, посмотрел на одного, на другого.

— Макс, — тихо и серьезно сказал Дима, — ты что?

— Что — я?..

— Как будто отключился. Сидишь, взгляд в никуда…

И Максим вспомнил.

— Я видел! — выпалил он. — Видел! Как наяву.

Секунд на десять он исчез из этой комнаты. Точно кто-то сменил картинку перед ним, перебросив его взгляд в лес: самый обычный лес, заросли средней полосы. Макс постарался пересказать все это, и Геннадий Тихонович очень заинтересовался:

— Постой-ка, Максим, постой, погоди… Ты ясно видел это место?

— Как наяву, — повторил Макс.

— Опиши-ка еще раз. Не спеши.

Полканов начал добросовестно описывать видение, стараясь не упустить ничего. Никонов ловил каждое слово, кивал, переспрашивал. Максим отвечал… и очень скоро заметил, что вопросы хозяина на редкость точны — скорее, даже не вопросы а уточнения по тексту, так сказать. Максим прервался.

— Простите, Геннадий Тихонович?..

Тот улыбнулся:

— Не за что. Я думаю, ты все уже понял.

— Я не понял! — воскликнул Дима.

Пояснили: наваждение Полканова — не что иное, как одно из мест силы, а именно тот самый, многократно уже упомянутый уголок парка. Никонов узнал его по описанию.

Тут все переглянулись и поняли, что одна мысль на троих — такое бывает. Максим испытал незнакомое чувство: сразу и осторожный и отчаянный азарт: пан или пропал! И решился — как с откоса прыгнул.

— Ну что? — он обвел взглядом союзников. — Идем?

— Слушаю, — сказал Ярченко сухо.

В трубке торопливо залопотал взволнованный мужской голос. Бубнов навострил уши, но ничего не разобрал, а Ярченко, понятное дело, и бровью не повел. Без выражения выслушал, без выражения сказал:

— Ясно. Принял к сведению. Пока все.

И отключился.

Вопрос все же, видимо, нарисовался на лице Павла, потому что Игорь покосился на него и счел нужным прокомментировать:

— Это по моим делам, — и встал. Встал и Бубнов.

— Ладно, я пойду, — заговорил Ярченко спокойно-деловитым тоном, — а ты давай на лежбище. И на несколько дней… как это подводники говорят: тишина в отсеках, да?..

— А ты? — вырвалось у Павла.

— А за меня не беспокойся. Я тебе позвоню.