Дмитрий Барчук - Новый старый год. Антиутопия
– А ты все хорошеешь и хорошеешь! И вовсе не походишь на безутешную вдову, – Смит отпустил соседке дежурный комплимент.
Выражать соболезнования этой расфуфыренной моднице у него не повернулся язык.
Лицо Ольги зарделось румянцем, и она, прищурив свои лисьи глазки, проворковала:
– Вы тоже с возрастом стали интереснее, Георгий Константинович.
Шофер демонстративно кашлянул и спросил:
– Куда едем-то?
– Ой, здравствуйте! Извините, что сразу не поздоровался. Встретил старую знакомую, – по-дружески обратился к усачу Смит. – Я смотрю, вы уже на новой машине. Значит, ключи подошли.
– Ой, что вы! – настала очередь водителя расшаркиваться перед иностранцем. – Я и не знаю, как вас отблагодарить, господин Смит. Летает моя «Максимка», как ласточка. Видите, даже самого Селина доверили встречать. И все благодаря вам!
– Полноте! Не стоит благодарности. Всегда приятно помочь хорошему человеку, – сказал Смит и вновь увлекся общением с веселой вдовой.
Усач обиженно надул щеки и продолжал дуться, пока возле здания КГБ в машину не подсел Смердов и парочка немного поутихла. У переводчицы, похоже, сегодня был выходной.
На рынке – толчея. Большую часть торговых рядов снесли. Предпринимателей как класса, больше не существует, некому официально торговать. На их месте теперь рядовые безработные граждане, как в старые застойные времена на барахолке, ходят по кругу, толкаются и показывают друг дружке из-под полы каждый свой товар.
Чего у них только нет! Вот мужичок воровато выставил напоказ из-под тулупа промасленную турбину для дизельного двигателя. Тетка кутает в шаль мяукающих и дико озирающихся по сторонам персидских котят. Подростки перебегают стайкой и суют прямо под нос прохожим черно-белый порнографический журнал в глянцевой обложке. Бабушка, божий одуванчик, отчаявшись выменять на еду вязаные шерстяные носки, со слезами на глазах тщетно пытается пробиться к выходу. У забора наяривает на гармошке «Отпустите меня в Гималаи» голубоглазый, русоволосый инвалид без обеих ног в армейской фуфайке, ветеран последней чеченской кампании. Но редко кто подбросит ему в лежащую на снегу шапку медную копейку.
Еда пользуется особым спросом. На банку тушенки можно выменять почти новые ручные часы, а на две – даже швейцарские. Приличные мужские зимние сапоги стоят два килограмма сахара или пять килограммов муки. Женские сапоги – в полтора раза дороже. Самый неходовой товар – это книги. Их берут только на растопку. Если это, конечно, не труды классиков марксизма-ленинизма и их современных последователей. Ими никто не рискует торговать. Потому что много могут дать. Лет десять, не меньше. За мешок сахара можно выменять десятилетние «жигули». Рис тоже высоко котируется.
Одна дама интеллигентной наружности предлагала продавцу, здоровенному детине с круглой харей, телевизор Samsung за мешок риса, а тот не согласился. Просил прибавить еще видеомагнитофон. Смит невольно прикинул в уме, сколько бы он смог заработать, если бы власти разрешили ему самому реализовать в России сухогруз, который плывет сейчас в Находку, доверху набитый продовольствием. Тогда уж точно, можно было бы обеспечить своих потомков на десяток поколений вперед. Он-то, наивный, полагал, что это он наваривается в этой сделке больше всех, но, оценив рыночную ситуацию в Обске, почувствовал себя обманутым.
Невидимая стена разделила мясной павильон на две совершенно разные половины. Налево пройти вообще было невозможно. Плотная людская толпа кулаками и матами выталкивала любого, кто пытался втиснуться в нее.
– У меня 581‑й номер. Я еще вчера утром записывалась! – пыталась перекричать ревущую толпу сухонькая седая женщина, судорожно выпячивая вперед ладонь с какой-то синей кляксой.
Но ее никто не слушал. Толпа продолжала давиться. Редкие счастливцы проползали, кто под ногами, а кто выходил из столпотворения прямо по головам, прижимая к сердцу, как реликвию, целлофановые пакеты с говяжьими костями и субпродуктами. Им удалось купить мясо за бумажные рубли!
А справа рынок жил своей обычной жизнью, как прежде. Только покупателей почти не было. Скучали продавцы. На прилавках все, что душа пожелает. Свинина, телятина, говядина, печень, языки, птица, мед… Гречишный, липовый, цветочный…
На входе в эту часть рынка дежурил вооруженный автоматами милицейский патруль. И когда Смит уверенной походкой направился к торговым рядам, милиционеры хотели его остановить, но вперед выдвинулся Смердов, показал им свое удостоверение, и экономку с иностранцем допустили к еде.
– Оля, а ты случайно не знаешь, почему, когда к власти приходят коммунисты, в первую очередь с прилавков исчезает рыба? – задал провокационный вопрос австралиец и, не услышав от нее вразумительного ответа, продолжил. – Раньше, при советской власти, кроме минтая и скумбрии в магазинах ничего не было. Сейчас на рынке только одна щука и карась. А где же горбуша, кета, осетр? Неужели все съели ваши партийные вожди?
Экономка улыбнулась и сказала:
– У нас дома есть и кета, и осетрина. Константин Евгеньевич откуда-то привез. А вот мясного прикупить не мешало бы?
– Как насчет гусика? – облизнув губы, размечтался Смит. – Гусь, запеченный с яблоками, – это же настоящая песня, поэма. В Австралии всегда подают к рождественскому столу запеченную индейку. Но можно и гуся. Ты не поверишь, Оленька, но я за целый месяц своего пребывания в России ни разу не ел домашней еды. Как мне осточертела эта буфетная и ресторанная пища!
– Я вас прекрасно понимаю, Георгий Константинович. Только гуся все-таки лучше фаршировать гречневой кашей, а не яблоками. Это утку принято запекать с яблоками.
Ольга вдруг увидела, что несколько человек из толпы прислушиваются к их гастрономическому разговору и бросают на них косые, исполненные лютой ненависти взгляды. Она сразу осеклась и спросила мужчину:
– У вас как с финансами?
– Нет проблем! – хвастливо произнес заморский гость.
Она удивленно приподняла брови, но снова ничего не сказала, а бизнесмен самоуверенно направился в мясной ряд.
– Так, голубчик, взвесь-ка мне, пожалуйста, вот этого гуся, а также вот этот кусочек свиного филе и вот эту телятинку без костей. А еще я возьму пару языков на заливное. Одобряешь?
Продавец в надвинутой на самые глаза нутриевой шапке удивленно захлопал глазами.
– Сколько с меня? – по-хозяйски спросил Смит.
– Одиннадцать рублей, – заплетающимся языком вымолвил мужик.
– Всего-то, – обрадовался иностранец, протянул полтинник. – Сдачи не надо. С Новым годом!
С чувством переполнявшего его собственного достоинства он взял с прилавка пакеты с покупками, повернулся и собрался уходить. Как вдруг, откуда ни возьмись, у только что раболепствующего перед ним продавца прорезался командный голос.
– Стоять! – рявкнул он, как сержант второго года службы.
Смит невольно замер.
Продавец ловко перепрыгнул через прилавок и оказался уже перед ним. Его красное от гнева лицо не предвещало иностранцу ничего хорошего.
– Ты чего, фраер, ваньку валяешь? Дураком прикидываешься? Я же тебе ясно русским языком сказал. Одиннадцать рублей ЗОЛОТОМ! А не этих дурацких фантиков. С этими бумажками иди вон туда, – он показал рукой на давящихся за костями людей. – А мне, будь любезен, заплати деньгами. Тебе же жалованье, поди, золотыми выплачивают. Вот и я хочу за свою работу нормальные деньги получить. Ты не смотри, что я из деревни. У меня брат в вашем ведомстве работает. В обиду не даст. Конечно, набрал ты на генеральскую зарплату. А сам, небось, майор всего! – продолжал наезжать продавец.
Но в его голосе уже не было прежней ненависти и злости.
– Если денег не хватает, выложи что-нибудь. Может быть, тогда уложишься. Гусь – пять рублей, мясо – по два и языки – по рублю каждый, – разъяснил блатной рыночный торговец, не желая совсем упустить крутого покупателя.
– Извини меня, приятель. Я не хотел тебя обидеть. Понимаешь, я уже давно не живу в России. А живу в Австралии, в Сиднее. Я здесь в командировке. И застрял, понимаешь, на Новый год. А меня, как на зло, в гости пригласили очень важные люди. Неудобно идти в гости с пустыми руками. Ты мне не веришь? Так я тебе паспорт могу показать.
Смит вынул из внутреннего кармана синюю книжицу и помахал ею перед носом у продавца мясных деликатесов.
Тот по-крестьянски плюнул на ладони, растер слюну, вытер руки вафельным полотенцем, недоверчиво взял диковинный паспорт и, увидев в нем фотографию покупателя, отходчиво сказал:
– И на самом деле австралиец!
Почувствовав перемену в его настроении, Джордж решил не упустить шанс:
– Если бы я знал, что у вас такие проблемы с едой, я хоть консервов из кенгуру с собой захватил.
