Джеймс Морроу - Библейские истории для взрослых
Это, конечно, абсурд. Никакой я не Дон-Жуан, и меня зовут, как это тебе хорошо известно, дражайший дневник, Гюнтер Черный. За последний год мне пытались навязать имена «Джереми Зеленый», «Томас Коричневый» и, что самое невероятное, «Эрнест Красный». Домкрат? А это что-то новенькое.
— Где мы? — поинтересовался я.
— Парк-авеню. «Мэйфер Риджент». Твоя идея, вспомнил?
Встревожившись, женщина скинула с себя простыню.
— Я не собираюсь платить за это.
Ее соски выпятились на меня с укором.
— Парк-авеню?
Не помню, чтобы мы покидали Сохо.
— В самом деле?
Я заморгал, чтобы стряхнуть пелену с глаз. Восточный ковер, хрустальная люстра, телевизор с огромным экраном, бутылка шампанского, по горлышко погруженная в битый лед: у Домкрата есть вкус, надо отдать ему должное. Порывшись в карманах несколько секунд, достал бумажник. Из него — две двадцатки. Разжал пальцы: трепеща, бумажки опустились на матрас, как птички-оригами.
— Закажи какой-нибудь завтрак, — промолвил я, одеваясь. — Не волнуйся, я заплачу за номер.
— Буду надеяться, Домкрат. Я так и не узнал ее имени.
18 октября 1999 года
Еще один кошмар о моей сестре. Бриттани и я в осажденной снежной крепости. Мы задеваем коленями окровавленные трупы. Снежки летят в нас как крупная картечь.
— Надеюсь, скоро лето, — всхлипывает Бриттани.
— Завтра, — отвечаю я.
Ужасный снежный ком перелетает через вал и попадает ей в шею. Невероятной силы удар, снежок пробивает кожу, позвонки, спинной мозг. Отрезанная голова падает в сугроб, пачкая его белизну.
— Завтра будет слишком поздно, — молвит голова.
20 октября 1999 года
После трех чашек кофе и часа комедийного канала я наконец сел за новый роман, предварительно озаглавленный «Антихрист». Иисус возвращается, Второе пришествие, только на самом деле это переодетый Сатана. Он одерживает впечатляющую победу на выборах в президенты Соединенных Штатов и превращает Белый дом в притон изощренного разврата, пыток, убийств и садизма.
Мой редактор хочет снять сливки с празднования миллениума.
Я пишу черновики на бланках квитанций. Письменным столом служит перевернутая дверца шкафа, положенная на шлакоблоки. Почему? Уже несколько лет я зарабатываю достаточно, чтобы купить компьютер и переехать в богатый квартал, но безумные бреши в моем банковском счете заставляют торчать в этом тараканьем заповеднике на Третьей авеню и писать на перевернутой двери. У здания богемный вид, так что можно чувствовать себя как дома. Не получается. Художником здесь считается тот, кто отливает десятифутовые фаллосы из бетона, руководит экспериментальным театром «выжженной земли» или создает «неизобразительное телевидение» из синтезированной обратной связи и видеоленты с многосторонней записью. Автора романов в бумажной обложке для издательства «Темница» автоматически записывают в арьергард.
Даже после моих недавних успехов — три бестселлера за столько же лет — я все еще предпочитаю редактировать романы ужасов, а не писать их, но пока что ни в одном издательстве меня не держали больше месяца. Говорят, я оскорбляю авторов своими резкими замечаниями на полях их рукописей. Неправда.
Разве что, очевидно, во время своих бегств, «фуг», как д-р Иззард определяет мои приступы амнезии. Фуги без звуков. Беспомощное метание между Сциллой запомнившегося кошмара и Харибдой забытых поступков. Мой чердак завален одеждой, которую я не покупал, штрафами за парковку в недозволенном месте, которые я не заслужил, и йогуртом неизвестного происхождения. Незнакомый трехцветный кот расхаживает по моему временному письменному столу с нашим общим адресом на ошейнике. Регулярно приносят журналы, на которые я не подписывался, и на них надписаны имена: Джереми Зеленый, Томас Коричневый и Эрнест Красный. Очевидно, у этих людей нет ничего общего: Джереми получает «Матушку Джоунз», Томас — «Форбс», а мистер Ред — как вам это нравится? — оказывается, читатель «Ружья и боеприпасов». Как скоро моим адресом завладеет Домкрат? Как скоро в моем почтовом ящике появится «Плейбой»?
Уже шесть месяцев я ношу свои жалобы к д-ру Иззарду: провалы памяти, кошмары, головные боли, бессонница, потеря аппетита. Наконец в пятницу он поставит мне «предварительный диагноз». Мой собственный предварительный диагноз — я постепенно схожу с ума, и с каждым днем все быстрее.
21 октября 1999 года
Мы на тыквенной грядке, выбираем тыкву для будущего фонаря. Бриттани поднимает гигантский экземпляр, что-то вроде органического валуна, и втыкает в него перочинный ножик. Здесь никаких подсознательных намерений — просто Бриттани любила ножи.
Эта тыква — ящик Пандоры. Из него высыпаются отвратительные твари — шершни, стрекозы, летучие мыши, нити волокнистого черного дыма, — наваливаются на Бриттани с плотоядной жадностью, обдирая плоть с ее костей.
Последний раз это был снежок, перед этим — морской еж, до этого — шар средневековой булавы. Почему мою сестру всегда убивает что-то круглое?
22 октября 1999 года
Это был самый странный день в моей жизни. В моих жизнях, мне бы следовало сказать, если я понимаю свою болезнь правильно.
Головная боль отбойным молотком застучала по черепу. Я потерял сознание на плюшевой кушетке Иззарда. Затем — ничего. Затем:
— Гюнтер, это вы?
— А кто же еще?
— Я сейчас с Гюнтером говорю, правильно?
Иззард глубоко затянулся. Утро я провел, вычищая банальности из «Антихриста», а в результате оказалось, что разговариваю с психиатром, дымящим трубкой.
— Послушайте, Гюнтер, то, что я вам сейчас скажу, прозвучит странно и, возможно, пугающе.
— Безнадежно, — сказал я, — я безумен.
— Безнадежно? Нет. Редкий случай, конечно. Пока что зарегистрировано не более двухсот случаев, — пыхнул трубкой Иззард.
Не думаю, чтобы он получал удовольствие от табака, но он собирал трубки, чашеобразные части которых были вырезаны в виде головок кинозвезд. Сегодня он раскуривает «Питера Лорра», актера, чьи округлые черты и глаза, напоминающие яйца «пашот», могли бы послужить прототипом самого Иззарда.
— Вы определенно не безумны. Я считаю, вы страдаете диссоциацией — серьезным, но поддающимся лечению психоневрозом. Слышали о докторе Джекиле и мистере Хайде?
Слышал ли Папа Римский о Деве Марии?
— Я ведь автор романов ужасов, помните?
Странный трепет пробежал по моему телу. Я помешался, но помешался романтически: добрый, старомодный готический монстр, ковыляющий по лондонским мостовым, и клочья тумана обвивают горбатую фигуру и расщепленную надвое душу.
— Один из моих любимых героев.
— Стивенсон замечательно предсказал синдром, но в одном ошибся.
Своим акцентом — мягкой хрипотцой европейского развратника — Иззард был также обязан Питеру Лорру.
— Джекиль знал о похождениях Хайда, тогда как в реальных случаях расщепления личности паразиты настолько не терпят тела истинного владельца, что отказываются входить в его сознание. Я ясно изъясняюсь?
И струйка дыма а-ля Мебиус поднялась из трубки моего лечащего врача.
— За последние несколько недель я встретился с Джереми Зеленым, Томасом Коричневым, Эрнестом Красным и Джеком Серебряным — познакомил их друг с другом и обсудил с ними ваш случай. Они всегда останутся для вас незнакомцами. Вы будете узнавать о них только путем дедукции.
— Вы хотите сказать, по их подпискам на журналы? Еде, которую они оставляют в холодильнике?
— Точно.
Я словно взмыл вверх на американских горках, момент, когда желудок поднимается на несколько футов над сердцем: кружилась голова, но все же я был рад, что худшее осталось позади.
— Это трудно принять.
— Естественно.
— Расщепление, говорите? — Я был расстроен.
— Множественное, как мы это называем. У вас — случай множественного расщепления.
Множественное. Значит, у зверя было имя. Я встретился с врагом, и этот враг был я сам. Нет, они — Джереми, и Томас, и другие, для которых я был хозяином.
— Лучше бы я был безумен.
Иззард перешел от пылкого Питера Лорра к холодному Спенсеру Трейси.
— Я дам вам почитать несколько статей с известными случаями — Ансель Борн, Сэлли Бошам, Билли Миллигал. Некоторые из них попали в популярные книги, но большинство — только в профессиональную литературу.
Он выдвинул ящик бюро и, немного порывшись, вытащил журнал «Аномальная психология».
— Насколько я припоминаю, жизнь Сивиллы Дорсетт попала на телевидение в семидесятых, а Джоанн Вудвард получила «Оскара» за «Три лика Евы». У обеих историй счастливые концы, Гюнтер. Больных вылечили.
Я взял журнал, зимний номер за 1993 год. На обложке был портрет расщепленной личности по имени Феликс Басе.
