Алексей Олейников - Левая рука Бога
Профессор закивал.
– Реактор нужен, потому что конфигурация создаваемого н-поля всегда сферическая. Круглая она, проще говоря, и напряженность в каждой точке этого поля стремится к максимуму – чтобы психоформа не теряла стабильность. Это требует огромного количества энергии.
– Это короче?
Гелий вздохнул, сложил сухие пальцы шалашиком.
– А наша аномалия, условно говоря, плоская, да к тому же еще способна формировать направленные, пространственно ограниченные зоны н-поля повышенной напряженности. Вы понимаете? Если мы разгадаем механизм создания и существования этой аномалии, то сможем в разы снизить энергопотребление и создать реально работающий прототип «Верши».
Гелий сжал пальцы, как птичий клюв, пронзил воздух.
– Понимаете? «Невод» можно сравнить с обычной лампой, которая светит во все стороны, и психоформу можно создать только в этой освещенной зоне. Чем ярче свет, тем сильнее психоформа. А мы можем научиться не светить во все стороны, попусту растрачивая энергию, а целенаправленно создавать психоформу там, где мы захотим, и когда захотим. Подсвечивать цель как лучом прожектора, в пятне которого оператор будет создавать психоформу. Возможно, в перспективе речь может идти и о передвижных наземных комплексах. Если уж вам так хочется создать из установки оружие, то эта аномалия может дать нам все ответы – как это сделать.
Сенокосов снял пальцы с клавиатуры.
– Вы серьезно?
– Более чем, – подтвердил профессор. – А при использовании стационарных объектов, таких, как «Невод», данное решение позволит увеличить дальность действия на порядки.
– То есть мы сможем довести тульпу до Турции? – уточнил полковник.
– Возможно, до любого объекта в Северном полушарии. Вы понимаете, что это прорыв? «Невод» из экспериментального образца превратится в оружие стратегического уровня. Для н-поля нет преград. Психоформе не страшен противоракетный щит, вообще никакое физическое оружие – переменная плотность тела делает ее неуязвимой. Она сможет проникнуть в любой, самый защищенный бункер. Вы понимаете, что мы можем изменить весь баланс сил в мире? Наконец-то?! А уж потом, когда никто не будет мешать, мы построим действительно большую установку.
Олег Геннадьевич размышлял долго. Почти минуту сверлил взглядом профессора, потом закрыл светоплат.
– У вас два с половиной дня, Гелий Ервандович. Работайте.
Шизик подскочил, затряс кудрями, схватил руку Сенокосова. На мгновение полковнику показалось, что тот ее поцелует. Профессор, бормоча невнятно, выскочил из кабинета.
Полковник потер лоб, пальцы его коснулись «паутинки», он брезгливо отдернул пальцы. Да уж, профессор складно поет, но сейчас они находились внутри этого… образования, и что оно сейчас делало с их мозгами?
– Лагутенко, – пробормотал полковник, стукнул по гарнитуре.
– Паша, в каком состоянии наши рыбаки?
Ермолин ответил не сразу, видимо, связывался с медблоком.
– Оба в сознании, Цветков скандалит, требует капельницу со спиртом и закусить.
– Клизму ему, скипидарную, с патефонными иголками.
– Это приказ?
– Это мечта, – вздохнул Сенокосов. – Предупреди медиков, я сейчас подойду.
Глава двадцать вторая
– Наум Сергеевич, что происходит?
Виктор Семенович Ярцев, помощник главного энергетика предприятия «Око», был в сильном замешательстве.
Его выдернули из постели ночью, спешно отвезли на объект, ничего не объясняя. Нештатная ситуация, коротко обронил Жора, когда возок мчался по ночным улицам Суджука, пролетал на мигающий желтый. Постепенно возок наполнялся встревоженными людьми – девочки из административного, ребята из службы инженерного сопровождения, младший техперсонал.
Нештатная, это всегда плохо, просто так никого выдергивать не будут, думал Ярцев. Самое плохое, что может случиться – нарушение стабильности плазмы, отказ систем охлаждения, прорыв физзащиты, радиационное заражение энергетической зоны. Очень, очень неприятно все это, и надо же такому случиться, когда он только начал работу на предприятии. Головы полетят, как пить дать.
Даже при самом плохом развитии событий, при отказе контуров охлаждения, плазма, потеряв стабильность, просто исчезнет. Это не тонны делящегося вещества в активной зоне обычного ядерного реактора. Здесь общий объем заряда, подрываемого в камере, измеряется граммами. Только если прорыв высокотемпературной плазмы произойдет в контуре генератора, возможен выхлоп. Но два метра физзащиты плюс пятнадцать метров скального грунта он не пробьет. К тому же в этом случае сработают активные системы защиты, всю рабочую зону зальет покой-пена. Все выморозит до минус пятидесяти.
«Главная беда – это расследование, – Ярцев нервно теребил пуговицы на воротнике. – Начнут копать, начнут по минутам выяснять, что вы, господин Ярцев, делали, заметили ли вы какие-либо отклонения в режиме работы генератора…»
Новичок, только третий месяц на предприятии – чем не стрелочник? У нас всегда так. Значит, прощайте льготы, повышенное дожиточное пособие и переход под руку Научного двора.
А Денис? Что с ним будет?
…Реактор был в норме. МГД работал как часы, исправно выдавая три гигаватта.
Ярцев прижал к стене Игнатьева, требуя разъяснений.
– В нашем хозяйстве все, слава тебе господи, хорошо, – Игнатьев размашисто перекрестился на икону святого Серафима Саровского в углу. – Бережет Серафимушка.
– Это какая-то катавасия у научников, Виктор Семенович. Ты уж прости, что тебя вытащили, общий приказ. Сенокосов – пуганая ворона, всего боится.
– У научников? – Ярцев опустился на стул. Выдохнул. – А чем вообще они занимаются, Наум Сергеевич?
Игнатьев досадливо хлопнул по массивной груди.
– Эх, Виктор Сергеевич, хороший ты мужик, да допуска у тебя нет. Занимайся лучше генератором, без него нам никак, ток нужен, как воздух.
– Ты хоть намекни, – сказал Ярцев. – Это ведь не радар?
Главный энергетик развел руками, выразительно посмотрел на шарик камеры под потолком.
– Ничего не могу тебе сказать, Виктор Семенович, все вопросы – к Сенокосову. Сочтет нужным дать тебе допуск – расскажу все, что знаю. Думаешь, Игнатьеву это нравится? Нет, у Игнатьева эти гэбэшные игры вот уже где…
Энергетик провел ладонью поперек широкой, как лопата, бороды.
– Так что иди на свой пост и береги МГД, как зеницу ока. А я пока прозвоню кой-куда, – он сунул гарнитуру в ухо, взялся за светоплат.
Ярцев выходил из кабинета, его догнал игнатьевский бас:
– Срединная, это «Око». Дайте предсказание на свободные мощности на ближайшие двое суток. Нет, полгигаватта погоды не сделают, нам бы хотя бы двушечку. Ага…
Виктор Семенович сбился с шага.
Игнатьев предполагает, что объекту не хватит шести гигаватт, которые может выдать реактор?
* * *На Машины сообщения Федя не отвечал, входящие из «Облаков» сбрасывал. На первой перемене она подошла к Веселовскому – он и еще несколько ребят стояли возле Улиты, смеялись. А она, эта… она улыбалась, смотрела на них своими подлыми голубыми глазами.
– Федя, на секунду тебя можно?
Веселовский обернулся, глаза у него были чужие, пьяные. Он смотрел на нее из какого-то далека, словно сквозь толщу матового стекла. Ее для него не было.
– Маша… – шевельнулось в нем узнавание. – Маш, давай потом, хорошо? Ага…
Он обернулся к Улите, что-то обронил, и все они засмеялись. Маша отшатнулась, пошла прочь – спокойно, ровно, вколачивая каблучки в пол.
Вокруг клубились взгляды, шепот бежал по школе впереди, Маша чувствовала, что ее обволокла черная, но невидимая туча, и с каждой минутой она становилась все чернее.
Маша не отвечала на сообщения, которыми ее засыпали взволнованные девчонки, сбрасывала все входящие и односложно отвечала, если к ней обращались напрямую.
Да, да, нет, я вижу, я сама разберусь.
Вокруг были десятки людей – учителя, одноклассники, но Марии казалось, что она в северной пустыне. Было холодно, внутри взрывались стеклянные пузырьки, они наполняли тело звенящей пустотой. Она не хотела, не могла думать, что, почему, как – вся эта шелуха опадала. Оставалось лишь отчаяние, мерзлое, как желтая земля в феврале, во время, когда приходит бора.
Куда бы она не пошла, перед ней неизбежно появлялась Улита со свитой.
«Как быстро, как все быстро… – качалось внутри изумление. – Разве так бывает?»
Во время «тихого часа», когда все высыпали на улицу – порбовский приказ, никто не сидит в классах, все дышат воздухом и укрепляют телесное здоровье, – так вот, во время этого проклятого «тихого часа» она увидела, как Федя как бы невзначай взял Улиту за руку. Помедлил, нежно перебирая пальцы.
Лед проломился у Маши под ногами, и она рухнула в темную водную бездну.
Погружаясь все глубже, к концу дня она перестала различать голоса учителей и друзей. Наверное, она что-то отвечала, говорила, шла на автопилоте, как космический аппарат «Ермак» на Ганимеде, или где он еще там сейчас ковыряется.
