Владимир Кузьменко - Гонки с дьяволом
Переговорив с Женей, я вернулся в комнату «у камина». Ждать пришлось довольно долго. Наконец, дверь раскрылась и вошел Борис Иванович, за ним — она.
Я застыл пораженный. Передо мною стояла сказочная красавица. Это была Василиса Прекрасная, Марья-Моревна из прочитанных мною в детстве сказок. Именно такой я представлял их. Казалось, сейчас раздастся гром и прилетит Змей-Горыныч, чтобы унести это чудо дивное за моря и океаны в тридевятое царство.
Возможно, вид у меня был довольно глупый, потому что Катюша улыбнулась и в этой улыбке было уже нечто снисходительное, сочувствующее. Так улыбается женщина, когда она сознает свое превосходство.
Борис Иванович, видя мою растерянность, удовлетворенно фыркнул, словно старый кот, и понимающе, чуть заметно, подмигнул. По-видимому, он был удовлетворен произведенным эффектом, к которому имел отношение.
Я не буду описывать наряд, потому что ровным счетом ничего не понимаю в этом, но чувствовалось, что наш завхоз не поскупился ни в чем, предоставив ей свободный выбор. А она, видимо, хорошо знала, что выбирать. Так неотшлифованный алмаз кажется простой стекляшкой, но стоит его огранить и заключить в оправу, как он начинает сверкать неповторимой светоигрой граней.
Бог ты мой! Сколько в нашей прошлой, социально организованной жизни, оказалось таких «алмазов» вдавленными в песок и глину! И сколько «булыжников» было заключено в драгоценную оправу! Сможет ли когда-нибудь общество подняться на такую высоту своего умственного и нравственного развития, когда красивая женщина станет получать от него должное, вне зависимости от того, чья она дочь или жена, а просто потому, что она красивая? Будет ли человечество когда-нибудь достойно ценить те дары, которые дает ему природа?
— Ну, я пойду? — спросил Борис Иванович. Он положил на стул объемистый узел. — Здесь шуба и пара лыжных костюмов.
Я кивнул головой, еще не в состоянии произнести ни слова.
Когда я, наконец, пришел в себя и заговорил, голос мой предательски дрожал. Чтобы как-то справиться с этим, я вытащил трубку и набил ее табаком.
— Вы разрешите?
— Вы курите трубку? — удивилась она.
— Да, иногда…
— У меня отец тоже курил трубку. Но он был старше вас.
— Надеюсь!
Она весело улыбнулась. Затем погрустнела.
— Моему отцу сейчас было бы около семидесяти. Я пятый ребенок в семье…
— У него было так много детей? — удивился я.
— Он был геологом. Зарабатывал много. С матерью виделись по месяцу в год, ну и, каждый раз…
— Понимаю…
— Так что мы будем делать дальше? — поинтересовалась она.
— Вы погостите у нас с день. Вернее, только вы с подругами. Ваш Егор, — так, кажется, его зовут, — пусть возвращается сейчас, иначе туша лося пропадет, и предупредит ваших о том, что вы приедете позже, вместе с моим завхозом. Как, туда, к вам машины еще могут пройти? Я имею в виду состояние дорог.
— Если грузовик, то пройдет!
— Ну хорошо! Подробности потом. А сейчас пойдем ко мне. Я прошу вас быть моей гостьей, то есть, я хотел сказать, нашей гостьей. Моей и моей жены.
— Так вы женаты?
Мы шли лесной тропинкой. Почти из под ног выскочила белка, подбежала к сосне и, взобравшись по ее стволу на высоту два метра, остановилась, вопросительно посмотрев на нас, ожидая обычного угощения. Я полез в карман и вытащил орех, припасенный для такого случая. Белка перебралась на горизонтально растущую ветку и, сев на задние лапки, приготовилась принять угощение. Я отдал орех. Катя подошла ближе и как-то осторожно, несмело взяла меня под руку.
— Вот мы и пришли, сказал я, подходя к порогу дома. — Здесь я живу. Прошу вас!
Глава XV
БЕССОННАЯ НОЧЬ И СУМАСШЕДШИЙ ДЕНЬ, ИЛИ ПОПРОБУЙ ИХ ПОЙМИ.
Женя плакала. Я засыпал и сквозь сон слышал тихое всхлипывание. Я придвинулся к ней и обнял за плечи:
— Что случилось?
Она дернула плечом, освобождаясь от объятий, и заплакала громче. Наученный прежним опытом семейной жизни, я не стал допытываться причины огорчения, встал и, накинув халат, вышел на балкон. Достал трубку и закурил.
По-видимому, причиной был прошедший вечер. Странно, вроде бы все прошло хорошо. Женя и Катя будто даже понравились друг другу. Так, бывает у красивых женщин. Это дурнушки обычно ищут у других то, что хотели бы иметь сами. У красивых не бывает места зависти. Впрочем, кто их разберет? Может, я чем-то себя выдал? Кажется, нет! Мы сидели все вместе за столом и я, в основном, говорил с друзьями. Потом Женя вообще увела Катю к себе и я ее больше не видел. Женя вернулась, когда уже все стали расходиться и сказала, что поселила Катюшу в комнате на первом этаже.
Я вернулся в спальню, взял на столике часы, зажег спичку. Было около четырех. Тихонько, чтобы не разбудить жену, снова лег. Но она не спала.
— Я знала, — услышал я ее голос из темноты, — что этим все кончится!
— Чем?
— Не придуривайся! — ее голос звучал зло. — Зачем ты ее привел?
— Ах, ты вот о чем! Привел так привел. Завтра уедет…
— Никуда она не уедет. А если и уедет, то скоро вернется!
— Почему ты так думаешь?
— Ради бога, не притворяйся и не принимай меня за дуру! Я что, слепая? — Она снова начала всхлипывать. — Все вы мужики одинаковые. Только напускаете на себя вид добропорядочности…
— Да успокойся! С чего ты это взяла? И перестань плакать — молоко пропадет! Оленьку нечем кормить будет.
— Не пропадет! Выросли, как у коровы! — и она снова залилась слезами.
В таких случаях лучше не возражать. Надо дать высказаться, не подливая масла в огонь оправданиями и возражениями. Действительно, плач вскоре прекратился, но тема еще не была исчерпана. Я уже примирился с мыслью, что поспать не удастся. Завтра предстоял напряженный день. До рассвета оставалось часа четыре. «Если она уложится в час, до трех еще можно вздремнуть…» Я подумал о Кате. «Спит, наверное, и седьмой сон видит».
— Вот и сейчас ты о ней думаешь!
— Думаю! — признался я. — Думаю, что она давно уже спит, а ты мне не даешь…
— Прости, — она повернулась ко мне спиной и затихла.
Сон, однако, пропал. Я поворочался с боку на бок, стараясь принять удобную позу, но никак не получалось.
— Не спишь? — послышался шепот. Я промолчал.
— Ты не спишь?
— Нет!
— Знаешь, это я во всем виновата!
— А…
— Помнишь ту ночь после сражения? Знаешь, почему я тогда пришла к тебе?
— Ммм…
— Если бы я не пришла, то пришла бы Наталья!
— Да?
— Да! Я ведь не спала в ту ночь на автобазе… И все слышала.
— А!
— Паскевич был уже потом, а сначала… В общем, она считала, что я перебежала ей дорогу, а у нее было больше прав.
— Прав?! — возмутился я.
— Ну, да. Ты ведь подобрал ее на дороге первую…
— И что из этого?
— Как что? Она считала, что вы уже…
— Чушь! Почему любые хорошие отношения к женщине должны кончаться постелью?
— Вы многое не понимаете. Даже самих себя. Мы, женщины, вас лучше понимаем. Может быть, за это вас и любим… Вы, мужчины, иногда смотрите далеко, но часто не видите того, что у вас под самым носом! Вас надо как щенков тыкать носом в блюдечко с молоком, чтобы вы, наконец, сообразили, что вам следует делать!
— Не слишком ли?
— Может быть. А ты знаешь, что девочки из стационара считают тебя импотентом? Они говорят, что я скрываю это потому, что стыдно признаться. И еще говорят, что твоя первая жена ушла от тебя потому, что ты ее не удовлетворял как мужчина!
— Вот как?
— Ты сам знаешь!
— Но разве я один? Алексея они тоже таким считают?
— Алексей реабилитировал себя…
— Это его личное дело.
— Уже с месяц. Он только боится отца. Тот у него старомоден.
— А жена?
— Жене сообщили в первую очередь!
— И что она?
— Проплакала всю ночь и успокоилась! Куда денешься?! При таком «соотношении сил», как говорит Катюша…
— Катюша?!
— Да! Мы с ней обо всем успели поговорить! Она так и сказала — «лучше я, чем какая-то бывшая наркоманка или наложница бандитов». Я с ней согласилась.
— Без меня?
— А что тебя спрашивать? У тебя все на лице написано!
— Не понял…
— А что тут понимать? То, что я согласилась? Да? Я же не дура какая-то. Рано или поздно этим бы все кончилось. Я и так удивляюсь, что ты так долго продержался. Если я удивляюсь, то понятно, что думают другие. Мне даже стыдно было перед ними. Доказывать, что это не так! А потом… Катя, действительно, прелесть. Я думаю, что мы с ней подружимся! Во всяком случае, она лучше других…
— Чего же ты тогда плакала?
— Чтобы легче стало! Я все-таки женщина и должна быть ревнивой!
— Тебе не придется ревновать! И плевать я хотел на то, что обо мне болтают дуры!
— Ну, уж нет! Этого я допустить не могу. Мне совсем не безразлично, что говорят о моем муже!
— Не пойму я тебя!
— А что тут понимать?
Она подвинулась ближе ко мне и я почувствовал прикосновение ее губ. Было уже шесть часов.
