Мастодонт - Нина Пеункова
Фая выпрямилась и обернулась. Все окна колледжа были ярко освещены, было видно, что в зале уже кружились пары, и только у крайнего, раскрытого на одну створку окна стояла от всего отрешённая Лариса. У парадного подъезда швейцары распивали бутылочку.
Фая медленно пошла по узкой аллее. Поравнявшись с огромным сухим дубом, она подняла голову и в голых, корявых, широкораскинутых ветвях увидела сгусток тьмы, очерченный в птицу. Бесплотная иссиня-чёрная птица растопорщила крылья, потом сложила их, нахохлилась и моргнула фосфорическими глазами.
От испуга Фая попятилась и побежала, но не к корпусу колледжа, а к воротам. Чугунные ворота были чуть приоткрыты. Сидя на корточках, привратник спал, но секиру держал в руке крепко. Фая вышла за ворота, пересекла дорогу и двинулась по тротуару вдоль жилых домов.
Сзади раздался вой сирены, несколько полицейских машин промчались мимо, но одна остановилась, и из неё выскочили трое.
Фая свернула за угол, быстро побежала и наткнулась на малярную лестницу, приставленную к стене здания с небольшой нишей для статуи. Она взлетела вверх по лестнице, оттолкнула её от себя ногой — и лестница с грохотом упала на асфальт. Фая встала в углубление стены и затаилась. Свистя, пробежали мимо полицейские. И всё неожиданно стихло.
Человек, что-то тихо насвистывая, не спеша приближался к дому с нишей. Фая сначала замерла, потом, когда он был совсем рядом, крикнула:
— Эй!
Мужчина остановился и посмотрел вверх.
— Помоги мне слезть отсюда.
Он молча поднял лестницу, приставил её к стене — и, когда Фая спустилась до половины, протянул ей руки. Опираясь о его плечи, Фая прыгнула. Он легко подхватил её и не сразу выпустил.
— Кто такая?
Где-то недалеко раздался полицейский свисток, за ним топот ног.
— Бежим! — сказала Фая.
— Куда? — спросил мужчина.
— К тебе, конечно.
Она схватила его за руку, и они побежали. С визгом пронеслись патрульные машины. Зашумел мелкий конденсат, и в воздухе зарябило.
5
Комната могла бы казаться чистой, если бы не стены: сальные, изрисованные чёрной краской, с пробоиной, заколоченной фанерой. За стеной были отчётливо слышны бой барабана, топот, крик, скрип и сладострастные стоны.
Седые волосы хозяина опускались до плеч, но он не был стар.
Фая спросила:
— Говоришь, это общежитие для нищих? А кто разрисовал стены?
— Те, кто здесь жил до меня.
— Ты не сказал мне, как тебя зовут. Ах да, вспомнила! Ты — мусорщик по кличке Мастодонт, или попросту Маста. Как я тебя сразу не узнала. Ты же чистишь помойки. Не так ли? — Фая села на диван. — Хорошо или плохо, когда женщина всё знает?
— Значит, ты всё знаешь? — Маста зажёг керосинку, притулённую в углу. — Сейчас я приготовлю кофеёк. Значит, ты всё знаешь? — повторил он и хитро прищурился. — А что такое ветер, знаешь?
— Нет.
— А дождь?
— Нет.
— А снег?
— Нет. А ты знаешь?
— Не знаю, — печально вздохнул он.
— Зачем же спрашиваешь у меня? — рассердилась Фая. — Меня не учили разгадывать загадки, на которые нет ответа.
— А чему тебя учили? — примирительно спросил Мастодонт, доставая из старого буфета металлическую кофеварку с деревянной ручкой.
— Меня учили искусству танца и искусству любви, — и, не меняя интонации, добавила: — Здесь очень экзотично. Ты не будешь возражать, если я останусь у тебя до утра?
— Конечно, нет. Располагайся и будь как дома.
Фая встала, прошлась по комнате и, пока Маста стоял к ней спиной, склонившись над керосинкой, подошла к стене с заплатой, чуть сдвинула фанеру в сторону и заглянула в щель. В прокуренной комнате несколько крепких парней, скрестив по-турецки ноги, сидели на полу. Перед ними была водка, картошка и хлеб. Они о чём-то спорили. Ещё один парень бил в барабан, заглушая женские стоны: за пустым книжным стеллажом, похожим на решётку, двое обнажённых, он и она, ласкали друг друга на скрипучей койке без одеяла и без стеснения. Посреди комнаты трое мужчин плясали какой-то дикий танец.
— Посмотри, какой красивый у меня буфет, — громко сказал Маста, повернувшись к Фае с кофеваркой в одной руке и с полотенцем в другой.
Застигнутая врасплох Фая вздрогнула, задвинула фанерой дыру и с чувством неловкости отошла от стены.
— Каждое утро я говорю ему: «Буфет, я люблю тебя!» — договорил Маста как ни в чем не бывало.
— Завтра ты ему это тоже скажешь? — с показной развязностью пробормотала Фая.
— Обязательно. А что бы ты над нами не смеялась, я шепну ему это на ушко.
— Интересно, где у буфета уши? — поддержала разговор Фая, присаживаясь к столу.
— Догадайся.
— А если я недогадливая?
— Твои проблемы, — сказал Маста, выставляя на стол угощения: сахар, баранки, сухари. — Он налил и пододвинул ей полную чашку дымящегося кофе.
— А как же мы с кофейком уснём? — спросила она.
— Э-э-э… что с кофейком, что без кофейку — спать не придётся.
— Это почему же?
— Соседи гудят. Разве не слышно?
— Да-а-а… жизнь тут, конечно, весёлая. Ты, наверно, никогда не скучаешь?
— Нет. От скуки мне не подохнуть. Подыхаю от веселья.
Они замолчали. Фая взяла кусок сахару, опустила его в чашку. Мастодонт смотрел, как она медленно размешивает сахар, как медленно подносит чашку ко рту, как делает первый глоток. Смотрел и улыбался: она напоминала ему гибкую ветку берёзы с набухшими почками.
— Страшно… здесь… — сказала она потупясь.
— Бойся на свете двух вещей: холеры и Государя, а всё остальное — ерунда, — сказал он.
Фая резко подняла голову и внимательно посмотрела на него, оглаживая взглядом седые волосы, размётанные по плечам, и тонкие бледные губы. Он тоже смотрел на неё. Потом спросил:
— Сколько тебе лет?
— Семнадцать. А тебе?
— А мне — сорок.
— А что случилось с твоими соседями?
— А что с ними могло случиться? — переспросил Мастодонт. Прислушался и удивился: за стеной было тихо.
Поднявшись из-за стола, он подошёл к заплатанной дыре, сдвинул фанеру и заглянул в щель: комната была пуста.
— Отлично! Они куда-то ушли.
— Я устала. Где я буду спать?
— На диване.
— А ты?
— Не переживай. Я найду себе место. Раздевайся, я выйду.
Когда погасили лампу, лунный свет отпечатал на полу квадрат окна.
Засыпая, Фая подумала: « Маст… а он… красивый…»
Девушка ровно дышала, когда Мастодонт вернулся в комнату. Он бросил на пол фуфайку и лёг, подложив под голову
