Пепельные цветы - Алексей Анатольевич Притуляк
Выйдя из клиники он сразу отправился в ближайший мужской магазин и купил себе кепи. И бритву. Кепка изумительно сидела на голове. Бритва отлично с ней сочеталась (Ллойд потратил не меньше получаса выбирая подходящую по цвету рукоять). Поэтому он не стал снимать новый головной убор, когда пошёл бриться.
Хозяин пансиона поселил его в прачечной. Это показалось Ллойду немного странным и непривычным, но он не знал, как следует вести себя в ситуации, когда хозяин говорит тебе: "Будешь жить в прачечной, я сказал! А не хочешь – убирайся. Паром пойдёт обратно через полтора часа". Говорил он громко, что само по себе выводило из равновесия, мешало сосредоточиться и спокойно подумать. Ллойд не переваривал подобных людей: громкоголосых, грубых, массивных, с лицом, словно вырубленным тупым топором престарелого папы Карло, чья рука уже растеряла былую сноровку, а глаз утратил прежнюю зоркость.
В прачечной не было зеркала, поэтому бриться он намеревался в гостиной, там, где стояла в углу старая-престарая металлическая раковина с большой вмятиной и висело над ней мутное-премутное зеркало.
Пансион пустовал. Это совершенно точно. Поэтому тем более было непонятно решение хозяина, предоставившего Ллойду сырую, хотя и приятно пахнущую, прачечную вместо обычной сухой комнаты. Ну что ж, в конце концов может быть так, что все комнаты уже раскуплены заранее, что называется – забронированы. Поэтому счастье ещё, что хозяин вообще согласился пустить его на постой.
Ллойд бросил на плечо полотенце (про полотенце профессор ничего не говорил, поэтому оно было старым, оставшимся ещё от тётушки Несты) и вышел из комнаты.
Он жил здесь второй день и пока плохо ориентировался в дверях, коридорах и лестницах. Собственно, коридор был всего один, как и лестница. Но вот дверей действительно было много – не меньше восьми-десяти.
Странно, что люди не обращают внимания на то, как меняется мир при каждом их движении. Они так привыкли к этому, что смотрят на происходящее сквозь пальцы. А Ллойд всегда поражался переменчивости мира. Ведь когда ты выходишь за дверь, ты поворачиваешь направо, чтобы пройти к лестнице вниз. И каждый раз, возвращаясь, тебе приходится некоторое время внутренне готовить себя к тому, что сейчас произойдёт. Ведь, как это ни странно, чтобы войти в ту же самую дверь, из которой ты вышел час назад, нужно будет повернуть уже не направо, а – налево! И каждый раз Ллойд чувствовал себя букашкой, затерявшейся в лабиринте коварного, безликого, изменчивого и жестокого мира, в котором никогда нельзя вернуться назад тем же путём, каким уходишь, и который постоянно ставит тебя перед выбором правильного пути, стремится разрушить твоё "я" своей загадочной непредсказуемостью.
И это не говоря о зеркалах! Зеркало, в которое ты смотришь, когда бреешься, обманывает тебя совершенно неприкрыто, нагло. Оно даже не пытается скрыть свою к тебе нелюбовь. И каждый раз, когда тебе кажется, что ты видишь в нём себя, – это обман. Ты видишь в лучшем случае – своё отражение. Которое может быть вовсе не твоим. А может быть и вовсе не отражением.
Ничего не поделаешь, мы живём в мире, полном обмана, лжи, неприязни и страха.
Он прошёл полутёмным тесным коридором в жилые помещения. Благо, прачечная располагается на первом этаже, что избавляет его от необходимости сталкиваться с лестницей. Лестница – это ещё одна, острейшая, грань коварства, но о лестницах лучше сейчас не думать.
Дремотная тишина и тёплый аромат пыльного дерева успокаивали, так что он даже остановился и постоял немного, всей грудью вдыхая запахи тишины и покоя. Замечательный пансион! Как здорово, что он отправился именно сюда! Удачное место, чтобы начать новую жизнь. Вот только… хозяин был бы поинтеллигентней.
Надышавшись, быстро шмыгнул в общий коридор, из которого лестница уводила на второй этаж. Старательно не глядя на неё, скользнул на цыпочках к двери в гостиную.
Уф! Без происшествий.
Теперь нужно было ещё не позволить зеркалу обмануть себя, запутать, напугать. Нужно было стать предельно собранным и осторожным. Нужно, чтобы никто не помешал.
Он проследовал через скудно обставленную гостиную в угол. Покосился на шпаги, перекрещенные на стене, под рогатым шлемом. На камин, оскаливший свою чёрную беззубую пасть. Быстро выдавил на ладонь крем из тюбика, принесённого в кармане. Размазал, растёр по лицу, вдыхая запах мяты и кожаного ремня, обволокший лицо. Раскрыл бритву, опасливо держа в стороне от шеи, поглядывая на отточенное лезвие, блекло отразившее тусклый свет трёхрожковой люстры.
Едва поднёс бритву к щеке, как хлопнула входная дверь.
Ну вот, не успел.
В его понимании гостья была далеко не красавицей. Он не любил такой тип женщин – худощавая, смуглая, с чем-то неуловимо испанским в лице и высокомерием во взоре. Такие женщины его подавляли, ему казалось, что они сразу, с первого взгляда, различат всю ту неуверенность, которую он испытывает рядом с ними.
– Здравствуйте, – она бросила на Ллойда оценивающий взгляд. Вот и всё: несомненно она поняла всю его суть. – У вас сдаётся комната.
Ллойд и так знал, что комнаты наверняка сдаются, она могла бы и не говорить ему.
– Здравствуйте, – произнёс он, на всякий случай отводя бритву подальше от себя. – Вы цыганка?
Если она цыганка, ей ничего не светит – хозяин вышвырнет её из гостиницы в две минуты. У него какая– то мания относительно цыган.
Она бросила на него удивлённый взгляд, минуту подумала.
– А что, вы сдаёте комнаты только цыганкам?
– Я их вообще не сдаю, – пожал плечами Ллойд.
– Вот как! – растерянно воскликнула она. – Значит, меня обманули?
– Понятия не имею.
Странная дама. Откуда ему, Ллойду, знать, обманули её или нет.
– Хм, – она недоуменно пожала плечами. – Но это же гостиница?
– Что именно?
– Я спрашиваю, это гостиница? – уже немного нетерпеливо повторила она.
– А я спрашиваю, что именно? Поставьте себя на моё место, – на всякий случай добавил он, чтобы она вдруг не рассердилась. – Поставьте себя на моё место: я же понятия не имею, о чём вы говорите.
– Кажется, я спросила, – чётко и чуть ли не по слогам произнесла она, – является ли вот это заведение гостиницей.
– То есть, вы сами не уверены?
Ллойд задумчиво сложил бритву. Но как бы задумчив он ни был, сложил он её очень аккуратно – двумя пальцами, чтобы случайно не пораниться. Жизнь достаточно учила его на ошибках, которые он совершал. Теперь ей, жизни, было не так-то просто поймать его на незначительном промахе.
– Не уверена? – ошарашенно повторила дама. – В чём?
– Ну-у, – пожал он плечами, – в
