Далия Трускиновская - Дурни Вавилонские
Он показал — это кривобокие бронзовые кругляши, на которых выбиты или кувшин, или нога по колено, или человек с растопыренными руками и ногами. Бляшек мы сперва должны были получать одну в день, «кувшин», а потом, когда привыкнем к работе, — две и даже три. За «кувшин» в харчевне дают кувшин пива, или миску мясной похлебки, или три большие лепешки. Два «кувшина» можно обменять на одну «ногу», а «нога» — это уже самые простые сандалии, без бусин и медных полосок, которые недолго продержатся. Четыре «ноги» — это один «раб», цена простого плаща или простой туники. Хочешь тунику с ткаными полосками, чтобы нравиться девушкам, — плати три «раба», а то и четыре. Теплое одеяло из верблюжьей шерсти — тоже два «раба». А восемь «рабов» — уже целый настоящий сикль! Вот такие расчеты.
Он сказал — мы можем отказаться от бляшек, еще никто не умирал без пива и мясной похлебки, а он их будет записывать на наш счет, чтобы мы поскорее выплатили долг. Две большие миски жирной каши, утром и вечером, и сколько угодно воды — всегда достанутся тому, кто честно и трудолюбиво гоняет тачки.
Он повел нас за мастерские. В сарае стояли тачки, за сараем была большая гора глины. И нам приказали возить ее на третий ярус, где тоже была печь. Конечно, всю эту глину там не обжигали — приходили парни с шестого яруса и увозили ее на своих тачках. Они смотрели на нас свысока и называли земляными червями. Мы не обижались — что проку обижаться на городских?
Мы были из одной деревни и держались вместе — поэтому нас не очень задевали. Только мальчишки прибегали сверху и дразнили нас, кидались огрызками яблок. Ну да это ничего — мальчишки тоже городские, что с них возьмешь. И старухи, которые чистили овощи на больших кухнях, ворчали, что вот пришли опять какие-то деревенские дикари, которые не умеют держать в руке ложку. Мы действительно привыкли к большим ложкам, а тут, в Нашей Башне, даже для каши давали маленькие, на один глоток, и мы не сразу приноровились их правильно держать. По-городскому-то ложку не зажимают в кулаке.
Насчет денег мы решили так — работа тяжелая и непривычная, нам нужно побольше есть, чтобы справляться. А выплатить долг мы сумеем и попозже. Так что мы складывали шесть «кувшинов» в общую корзину и тратили их так: на два «кувшина» покупали шесть лепешек, на один — пиво, на три — три миски мясной похлебки, так что каждому доставалось по полмиски. Или брали поменьше похлебки, зато покупали огурцы с солью и маслом, которые мы впервые увидели в городе. Но огурцами мы увлекались в первый месяц — потом поняли, что в них одна вода и никакой силы.
Хозяин, тот человек в золотом обруче, держал три десятка тачек, и его люди работали от земли до седьмого яруса. Он нам объяснил — в день нужно перевезти двадцать тачек глины, и за это мы получаем еду и один «кувшин», но тот, кто наловчится и будет перевозить тридцать тачек, тот получит два «кувшина». Правда, для этого нужно не ходить с тачкой, а бегать, но мы научимся.
На самом деле мы зарабатывали по два «кувшина» в день, но один шел в зачет долга.
Прошло три луны, прежде чем самые выносливые из нас стали получать по два «кувшина» в день. Мы привыкли к нашим тачкам, стали толстые и довольные. Пояс, в котором я пришел, уже не сходился на брюхе. Если утром и вечером большая миска жирной каши, а днем — похлебка, которую приносит мальчик с четвертого яруса, то станешь крепким и счастливым. Дома такую пшенную похлебку только на свадьбах подавали.
Конечно, гонять тачки по темной норе — сомнительная радость, но через каждые сто шагов горел в настенном кольце факел, и внизу мы видели солнце, пока нагружали тачки, так что не сильно расстраивались. Хуже было другое. Мы ночевали в пещерах за большой печкой. Изнутри первые ярусы Нашей Башни были из земли и камня, который называется песчаник. Нам объяснили, как сделать постели на камне, а не на земле, и дали тюфяки из овечьей шерсти. Еще нас предупредили, чтобы мы не вздумали расширять пещеры и прокапываться в глубь Нашей Башни. Там, в наших жилищах, был настоящий мрак — без масляного светильника не обойтись. И по нужде ходить далеко — эти горожане додумались, чтобы все справляли свои нужды в одном месте.
Наша Башня была устроена очень разумно — снаружи было красивое жилье богатых людей, лавки, помещения стражников, дорогие харчевни, а внутри — склады, печи, жилища простых людей, границей же служила нора.
Вечером, когда мы выполняли дневной урок, нас отпускали в город. Сперва давали провожатого, чтобы мы не заблудились и не влипли в неприятности. А это было совсем легко — особенно на речном берегу, где рыбаки продавали свежую рыбу. Правда, к нам приставать с глупостями опасались — мы все шестеро всегда держались вместе.
Мы обошли город, но у нас не было денег на развлечения, и прогулки стали не так занятны.
— Давай вечером залезем повыше, — предложил Гамид. — Найдем выход к окнам и посмотрим на столицу. Мы тут уже сколько живем, а ни разу не посмотрели.
— И увидим одни крыши, — сказал на это Левад. — Лучше пойдем к храму Аштарот смотреть на девиц.
— Какая радость на них смотреть? Самая тощая стоит не меньше десяти «рабов», и то еще может не взять бляшек, им сикли подавай. На крыши смотреть — для здоровья полезнее, не портишь себе настроение.
— На крышах женщины по вечерам отдыхают, — заметил Абад. — Можно найти хорошеньких…
— А давай с ними по-умному договоримся, — предложил Левад. — Они дорого берут, потому что там за ними смотрят младшие жрицы и забирают деньги на храм. А если позвать их сюда, то возьмут подешевле… мы можем два дня обойтись без лепешек, а потом — два дня без пива…
— Не пойдут. Нам их и уложить некуда, — сказал Тахмад. — У кого из вас есть чистое одеяло?
Мы промолчали.
— Ну так идем, — сказал Гамид. — А то даже как-то дико — трудимся в башне, а выше третьего яруса не бывали.
Мы не пошли за чистыми плащами, а отправились наверх в чем были, и не по лестницам, а по норе.
Ночью, когда по ней не гоняли тачки с глиной и кирпичами, приходили люди с повозками — такими, каких мы в Субат-Телле не видали. Это были бочки на колесах, и они воняли и смердели. Мы познакомились с хозяином такой повозки, и он объяснил — господа, что живут наверху, редко спускаются вниз, и если не забирать то, что извергают их тела, то там скоро не останется пустого места. Так что мы шли осторожно, чтобы не задеть такую повозку. Кроме того, ночью привозили камни, большие и маленькие, и с ними было много хлопот — они сыпались с телег и раскатывались по норе. Заслышав голоса камневозов, мы искали какую-нибудь дырку в стене норы, чтобы спрятаться и переждать это бедствие. Еще ночью затаскивали длинные и толстые бревна и самые большие камни — те, что тянут канатами, подкладывая катки. От них тоже следовало держаться подальше.
Но мы недалеко ушли — нас остановила стража. Мы и не подозревали, что дорогу охраняют.
В общем, наверх нас не пустили, да еще обозвали землезадыми глиноедами.
— Понагнали вас, работаете за бляшки, — бурчал старый одноглазый стражник. — Пошли отсюда!
Мы и пошли вниз. Но ушли недалеко. Нас окликнул господин, который вышел на шум из своего жилища. Это был какой-то важный чин у стражи нижних ярусов — он мог их послать ловить ворон, и они с поклонами отступили вверх по норе.
И он был пьян. Человек, который тащил вслед за ним факел, осветил его, и мы поняли, насколько он пьян. Нам с жидким пивом никогда не достичь такого блаженства — вот что мы поняли.
— Ступайте сюда, парни, — сказал этот господин. — Не бойтесь, я вам кое-что скажу. Вы — счастливые люди, парни. Вам ни о чем не приходится думать. Вы полагаете, что наверху рай? Нет, то же самое, что внизу. Тоже гоняют свои тачки, обжигают таблички и кирпичи, пекут лепешки, ткут покрывала, но там, наверху, страшно — что, если завтра не привезут рыбу и зерно? Не отрывайтесь от земли, парни, вот что я вам скажу. Вы всегда можете спуститься в город, а те, что наверху, не всегда. Уже растут дети, которые не бывали внизу Вот, держите «раба» и пропейте его вместе за мое здоровье.
Слова такого важного господина с завитой бородой — приказ, а целый «раб» — царский подарок, так что мы три раза поклонились и пошли в таверну за городской стеной. Она была открыта по ночам, чтобы перед рассветом туда пришли камневозы и те, кто возит смрадные бочки.
— А в самом деле, это же страшно — когда всё доставляют снизу, — Левад почесал в затылке. — Но, с другой стороны, тем, кто гоняет вверх тачки с зерном, платят больше, чем нам…
— А что бывает, если столкнутся две тачки, мешок упадет, порвется, и зерно вывалится? — спросил умный Тахмад. — Мы-то соберем нашу глину с пола, ничего ей не сделается. А зерно испорчено, и возчик не получает дневной платы.
Мы немного поспорили — на какой срок нас продали вербовщики, и к кому идти, если мы захотим поменять хозяина. А потом легли спать.
