Брайан Олдисс - Мрачное общество
— Карх гарантирует. Трубку не клади.
Раздался звук, похожий на клокотание пламени. Дед невольно отвел трубку подальше от уха. Вдруг он увидел перед собой какие-то прыгающие искорки. Он очень удивился и лежал не шевелясь. Комнату заполнил какой-то туман, который стал стискивать и пощипывать деда Николу. Кругом появились расплывчатые светящиеся облачки. Они приблизились к деду и даже слегка коснулись его, а потом удалились извилистыми путями к стенам. Внезапно полумрак длинными росчерками пересекли от окна к двери тонкие золотистые нити. Они остались висеть в воздухе и трепетали, будто на ветру, а светлые облачки засновали между ними. Дед Никола зажмурил глаза — захватило дух, словно он поехал на санях с огромной горы…
***Наступило утро. Сосед барабанил в дверь и нетрезво гнусавил, требуя телефон. Дед вынес ему аппарат, и Жека, прислонясь к стене, стал набирать номер непослушным, срывающимся с диска пальцем. “Ч-черт! Ди-авол!.. — ругал он не пойми кого, шмыгая распухшим носом. — З-з-заступлю! З-заступлю с-с обеда, сс-атана!” Дед предложил ему капли, но Жека брезгливо отказался.
— Напрасно, — улыбаясь, сказал дед Никола. — Капли — кванты сути.
Евгений дыхнул одеколонными парами и, трясясь, ушел к себе досыпать.
Вдоль улицы мела легкая поземка. Дед плотнее закутался в шерстяную кофту, с тревогой подумав о предстоящих зимних холодах. Первый снег, впрочем, его почему-то обрадовал. Он ощущал себя отдохнувшим и вдруг сообразил, что не помнит, когда последний раз такое с ним творилось. Он заметил, что не зябнет, как это бывало обычно по утрам. Ему хотелось двигаться, он чувствовал голод. Дед потянулся и с хрустом распрямил сутулую спину, удивляясь, почему раньше ему не приходило в голову разогнуться. Глянув на себя в зеркало, он увидел, что за ночь щеки и подбородок успели зарасти добротной черной щетиной. Он заметил, что лицо посвежело, кожа слегка разгладилась и порозовела. Прислушавшись к своему телу, дед неожиданно пришел к поразительному выводу: у него ничего не болело! “Ну, Карх…” — дед от удивления развел руками. Он хотел немедленно позвонить полярному роботу, но тут некое туманное умозаключение, которое оставалось пока неосознанным и не оформилась вполне, вызвало беспокойство у деда, и он решил повременить со звонком.
Настроение его все улучшалось: дед даже несколько раз принимался напевать оптимистические марши. Днем ему принесли пенсию. К этому времени дед успел с чувством большой ответственности побриться, и почтальонша задержала на нем свой взгляд несколько дольше, чем требовалось для совершения обычных финансовых операций. Этим она произвела бурную мобилизацию сил деда и так воодушевила его, что немного позже в продуктовом магазине он решился на покупку сразу десяти килограммов картошки.
Весь день он был занят полезными делами: сварил борщ, подмел в комнате, устроил небольшую стирку и прочитал три газеты. Потом, пока было светло, дед Никола гулял: интересовался многообразными проявлениями общественной жизни, бурлящей вокруг. На пути — чаще возле магазинов — встречал незнакомых, таких же не спешащих стариков, охотно вступал с ними в беседы, перекидывался несколькими фразами, выслушивал какой-нибудь стародавний анекдотец и сам рассказывал что-либо из новостей уличного или всемирного масштаба. Он внимательно рассматривал витрины, читал рекламы, изучал афиши: обнаруживал много интересного и непонятного. Приглядываясь к прохожим, дед приметил, что одеты они не так, как он, и что усов “щеточкой” теперь совершенно никто не носит. Мода раньше не занимала деда, но теперь он вдруг почувствовал желание приобрести какую-нибудь вещь, соответствующую современной эпохе: ему очень понравилась замшевая шапка вроде жокейки с длинным козырьком и блестящими заклепками по бокам, которую он увидел на продавце пирожков. Вечером дед посетил кинотеатр, но кино его огорчило: показывали ракетную перестрелку в океане, скалящихся парней с гранатометами и таких же парней с простреленными головами.
По дороге домой он вдруг заметил, что не хромает. Один раз он даже осторожно прокатился по застывшей на тротуаре ледяной луже, накатанной до глянца детворой.
В парадном дед заглянул в почтовый ящик и неожиданно обнаружил письмо. Дед подумал, что произошло какое-то недоразумение: ему не от кого было получать писем. На конверте были красиво выведены его фамилия, имя и отчество. Отправителем письма значилась пионерская организация районной школы. В конверте оказался двойной тетрадный лист. “Уважаемый Николай Кириллович! Приглашаем Вас на торжественную пионерскую линейку, посвященную встрече ветеранов! У нас Вы увидитесь со своим старым другом Геннадием Петровичем Заботиным, которого мы смогли разыскать. Надеемся, что Вы чувствуете себя хорошо, и очень просим Вас подготовить выступление, в котором Вы расскажете нам что-нибудь познавательное из своей трудовой жизни. Адрес вашего друга…”
Дед Никола от удивления тряхнул головой: из письма следовало, что они с Генкой Заботиным живут в одном городе. Генка Заботин пропал в первые дни войны. “По всему Союзу искал!” — поразился дед. “Как они сумели?” — подумал он о пионерах. Потом нахмурился: искать-то искал, однако с тех пор прошло лет двадцать… Потрясенный, дед Никола медленно побрел вверх по лестнице, не отрывая глаз от конверта, который держал перед собой в вытянутой руке.
Только в комнате он сообразил, что прочитал письмо, не надев очки. Дед стал прикрывать ладонью то один, то другой глаз и, глядя на полку с книгами, убедился, что стал действительно лучше видеть: запросто прочитывал названия на книжных корешках. Открытие так изумило деда Николу, что он в растерянности опустился на диван и подумал, что надо бы принять капли на всякий случай, поскольку шокирующие неожиданности непременно должны отразиться на самочувствии. Но болезненных симптомов не было и тогда он встал и пошел к телефону.
— Почтеннейший Карх! От меня вам поклон. Чувствую себя замечательно. Сегодня не принимал лекарств.
— Станет лучше, — заговорщицким тоном пообещал полярный робот. — Карх указал структуре программу метаморфоз. Жди. Станет лучше.
— Благодарю, благодарю, — сказал дед.
— Если надо, Карх может еще что-нибудь сделать.
— Спасибо, в другой раз, — отказался дед, чувствуя, что ему надо побыть немного в покое. Он вдруг нахмурился.
— Кстати… Я вот спросить хочу… Долго ли будет продолжаться мое облегчение, уважаемый Карх?.. Если оно всего лишь на день—другой, то лучше не дразните меня и оставьте следовать путем, предначертанным судьбой. Тем более что за долгие годы я успел более-менее примириться с неизбежностью стандартного финала…
— Система Никола будет функционировать верно, пока Карх исправен или пока Карха не отзовут из этой галактики. Карх не знает, когда это может произойти.
— То есть как отзовут? Кто?..
— Свои.
Дед задумался.
— Эх, елы-палы… — вздохнув, сказал он. — Чему быть, того не миновать.
Он еще раз поблагодарил Карха и попрощался.
— Позванивай, — сказал Карх. — Двадцать два часа, ноль минут, ноль секунд.
Дед Никола подошел к окну. В ночном небе кружился снег, подсвеченный фонарями.
Глядя на коловращение снежинок, дед неожиданно для самого себя стал думать о полях и квантах, об атомах и о всякой диковинной мишуре, которая, должно быть, вот так же крутилась и вертелась во Вселенной, а всемогущее Время подхватывало эту чудесную пыль горстями, и тогда получалось то одно, то другое: то дед Никола, то Жека, то птица или дерево, а то какая-нибудь звезда или планета. А когда Время разжимало пальцы, вселенский ветер опять подхватывал пылинки и кружил их в черной космической бездне…
“Что ж я? — опомнился дед. — Хотел же Геннадию звонить!”
Он набрал номер: трубка отозвалась частыми короткими гудками. Он перезвонил еще три раза, но телефон Заботина был постоянно занят. Дед стал расхаживать по комнате, время от времени останавливаясь у окна и выглядывая на улицу. “Неужели они нашли именно моего Геннадия?” — вдруг усомнился он и позвонил в адресное бюро. Через несколько минут ему сообщили место жительства Заботина Геннадия Петровича, точно соответствующее указанному в письме. Еще четверть часа дед беспощадно эксплуатировал телефон, но подключения к аппарату Заботина не добился. С огорченным выражением на лице заметался по комнате. “Ну, нет! Так дело не пойдет!” — рассердился он и резко остановился. Часы показывали одиннадцать. “Все равно! — Дед решительно сдернул с вешалки шарф и обмотал им шею. — Никакого торжественного собрания ждать невозможно!” Он шаркнул сапожной щеткой по ботинкам, надел пальто, нахлобучил на голову линялую шапку-пирожок, проверил наличие денег в кошельке, телефон вынес в коридор для Жеки и вышел из квартиры.
