Владимир Швырёв - Дом
Очкарик не отвечает! — ревел Сержант. Отсекайте пехоту, я попытаюсь сжечь танк.
Слепень, приросший к пулемётной турели, увидел, как по его флангу на сумасшедшей скорости мчится в атаку пехота противника. Они бежали под действием мышечных стимуляторов, совершая во время бега невероятные по силе и высоте прыжки. При этом они успевали, довольно прицельно, обстреливать позицию Сержанта, который, отбросив бронированную крышку люка бункера, выбрался наружу с ручной противотанковой установкой. В наушник что-то бессвязно орал Очкарик. Он ворочался в блестящем мешке, создавая множество помех, заглушал команды и не давал сосредоточиться на бое.
Слепень сделал себе инъекцию, и время замедлилось для него. Его турель заработала в полную силу, кроша наступающую пехоту. Танк вспыхнул на дальнем холме. Турель Слепня работала ещё какое-то время, пока он не убедился в том, что фланг чист, и в его секторе обстрела нет ни одной живой цели. Слепень оставил турель. Он взял в руки автоматическую винтовку со слабым оптическим прицелом и в пять выстрелов добил тяжелораненых солдат противника. Их легко было вычислить на поле. Действие стимулятора на них закончилось. Теперь они испытывали сильнейшую боль от ран, не совместимых с жизнью. Они стонали, хрипели, звали на помощь. Они просились домой. Крупный калибр турели никому не оставлял шанса выжить. Слепень добивал их скорее из жалости. Он не испытывал ненависти к ним.
Бой прекратился так же неожиданно, как и начался. Слепень покинул свою позицию и поднялся на верхний этаж бункера. Он не успел дойти до позиции Очкарика, когда услышал пистолетный выстрел, потом ещё один, и ещё. Слепень увидел, как Сержант расстреливает кутающегося в блестящий мешок Очкарика и глаза у того совершенно безумные. Рука у Сержанта дрожала, только поэтому Очкарик был всё ещё жив.
— Я хочу домой! — визжал он и тянул руки к Сержанту.
— Что ты делаешь! — закричал Слепень.
— Он не выполнил приказ, — ответил Сержант. Он, наконец, добил Очкарика с четвёртого выстрела. Очкарик замолчал, мучительно скрючился и замер набетонном полу — Зачем ты это сделал? — спросил Слепень.
— Он не выполнил приказ! Или у тебя есть возражения? — И Сержант направил дрожащий ствол пистолета в сторону Слепня.
— У меня есть, — злобно прошипел Махсуд и нажал на курок. Пока Сержант разбирался с Очкариком, а потом переключил своё внимание на Слепня, Махсуд тихо подкрался к нему со спины и одним выстрелом, практически в упор, свалил его.
— Что происходит? — спросил Слепень. Он ничего не понимал.
— Я говорил тебе, что давно ждал чего-то подобного, — ответил Махсуд, копаясь в нагрудном кармане мёртвого Сержанта.
Он достал пластиковый тюбик с жидкостью, похожей на ртуть.
— Только я забыл сказать тебе, откуда у меня это предчувствие, — улыбнулся Махсуд. — Сержант обманывал вас всех. Он говорил, что у него полно инъекций «Дома». Говорил, что их хватит на всех. А вот я узнал от Стероида, что «Дома» смогут побывать только двое. Одну дозу использовал он. Может быть, поэтому он и застрелился. Вторую дозу использую я. Тебе подсказать, кто остался лишним?
Махсуд направил ствол пистолета на Слепня.
— Извини, но мне очень надо «Домой». Я не могу без этого жить. Я становлюсь слабым от этого разрушенного, умирающего мира. Мне нужен отдых. Прости…
Рёв приближающегося выстрела огнемётного танка заглушил его слова. Слепень кинулся головой вниз в сторону своей ячейки, Махсуд, бережно прижимая «Дом» к груди, прыгнул к себе. Слепень ударился плечом о бетонный пол и, перекатываясь, пополз подальше от огня. Взрыв потряс здание бункера. Потом последовала череда взрывов силой поменьше от детонирующего боезапаса.
Провалявшись несколько часов без сознания, Слепень пришёл в себя. Он бродил по обломкам бункера, пока не нашёл тело Махсуда. Бетонная плита упала на него, раздавив его больную голову.
В руке Махсуда была зажата последняя инъекция «Дома». Слепень с трудом разжал его пальцы и, устало присев рядом с раскрытым командирским сейфом Сержанта, в котором было полным-полно разных боевых стимуляторов, вколол себе в шею дозу «Дома».
Слепень вернулся в свой родной город, которого больше не существовало на самом деле. Он долго бродил по нему, наслаждаясь чистым небом и настоящей весной. А потом он вошёл в свой знакомый с детства подъезд, быстро взбежал по ступеням на пятый этаж и с радостным криком: «Я дома!» — переступил порог. Месяц он жил как в раю, встречаясь со всеми, кого он так давно не видел. Отсыпаясь на чистом белье, отъедаясь настоящей домашней пищей, моясь в горячей и холодной воде по нескольку раз на день. Когда месяц отпуска подошёл к концу, он попрощался с фантомами своих родных, которых больше не было в этой жизни, и вернулся обратно в руины бункера.
Слепень мутными глазами посмотрел на часы. Прошло всего тридцать минут и ни одной минутой больше, но как много он успел пережить за это короткое время. Пальцы на его руках всё ещё продолжали непроизвольно шевелиться, как будто он играл сложное произведение на клавишах музыкального инструмента.
Возле сейфа Сержанта копошились незнакомые ему люди. Они выгребали из него все боевые стимуляторы, которые там хранились.
— Пусто, — сказал один из них. — У них нет больше «Дома». Тут они обратили на него своё внимание.
— Тебя как звать?
— Слепень, — ответил он, с трудом разлепив насухо слипшиеся губы.
— Ну, что Слепень. Хочешь домой?
— Хочу.
— Тогда собирайся и пойдём с нами. Тут неподалёку есть один бункер, который надо отбить. Птичка нашептала, что там у них полно «Дома». А это несправедливо.
Слепень поднялся на ноги, чья-то рука помогла ему забраться на броню полярного танка. Его приняли к себе люди, которые ещё недавно были для него врагами, потому что хотели забрать у него «Дом». Теперь Слепень стал одним из них, таким же бездомным солдатом.
Удаляясь от свое го разрушенного бункера, он думал о том, что эта война никогда не закончится. Мир разрушен. После всех энергетических войн на земле нет больше мест, пригодных для прежней довоенной жизни. А это значит, что такому бездомному, как он, некуда больше возвращаться. Ведь любая война не закончится и будет продолжаться до тех пор, пока каждый выживший солдат не реализует единственное заслуженное им право. Право вернуться к себе домой.
