Гэлакси Крейз - Последняя принцесса
— Где вы были?! — закричала сестра, переводя глаза то на меня, то на Джейми. — Я везде вас искала. Поезд уходит через час. Неужели вы забыли, что мы сегодня возвращаемся?
— Мэри, я…
— Джейми! Ты же знаешь, что выходить из комнаты нельзя, — сказала она, не обращая внимания на мой протест. — Ты должен беречься!
Мэри развернулась ко мне и прищурилась:
— Как ты могла это допустить?
— Знаю, виновата, — проговорила я, борясь с желанием рассказать ей обо всем случившемся. — Мы хотели порадоваться последнему дню…
— Нет, это моя вина, — перебил Джейми. — Я упросил Элизу разрешить мне покататься верхом.
— Пока я, как обычно, занималась уборкой и сборами. — Она вздохнула. — Надеюсь, вы не приближались к лесу?
— Конечно нет! Мы были в поле. — Я не любила врать Мэри, но иногда выбора не было.
Сестра посмотрела на меня, и складка на ее лбу исчезла.
— Знаете, каково мне все время заботиться о вас?
— Ты не наша мама! — сердито процедила я и тут же об этом пожалела.
— Кто-то же должен ее заменить, — тихо ответила Мэри.
Я захотела извиниться, но она уже уехала.
На пути к замку я увидела Джорджа, смотрителя парка. Он отпер металлическую дверь сарая и размотал толстую цепь. Внутри стояли резервуары с горючим. Их охраняли овчарки: без электричества невозможно обеспечить защиту надежнее.
Рядом с сараем стоял черный джип, на котором мы обычно ездили на станцию. Я смотрела, как Джордж с мрачным видом засовывает конец шланга в бак. Даже с того места, где я стояла, было слышно, как медленно капает бензин.
— Почти кончился.
Джордж обернулся, и я впервые заметила, как он постарел за это лето. Щеки ввалились, глаза будто потухли под тяжестью забот.
— Скоро уже починят, — сказал Джордж.
Но мы все знали, что это ложь.
— Можем поехать на лошадях, им не нужно горючее. — Я попыталась шутить, но он не засмеялся.
— На эту поездку хватит. Дороги слишком опасны, чтобы отправляться в открытой повозке и рисковать лошадьми — их могут украсть.
Я покосилась на пуленепробиваемый джип. Джордж снабдил окна дополнительными стеклами. Шины были защищены металлическими щитами, крышу и борта покрывали острые шипы. Еще он стер букву W — знак династии Виндзоров. Без нее, догадалась я, никто нас не узнает. С тех пор как умерла мама, отец не разрешал нам появляться на публике и даже запретил распространять портреты членов королевской семьи. Народ знал лишь наши имена.
— Бродяги? — спросила я.
— Они не выходят на дорогу.
— Тогда зачем все это?
— Для вашей безопасности. Не забивай свою хорошенькую головку дурными мыслями.
Старик отвернулся, чтобы залить в бак остатки бензина.
Я пропустила его совет мимо ушей, зная, что Джордж не хочет меня обидеть.
— Кто был на кухне вчера поздно вечером?
Смотритель удивленно взглянул на меня:
— А что?
— Кто-то из слуг назвал Джейми обузой. И он все слышал. Выясни, кто это был. Пожалуйста, — добавила я, стараясь говорить вежливо, как «настоящая принцесса». — Малыша это просто убило.
Дверь в мою комнату распахнулась со скрипом. Девочка, сидевшая за моим письменным столом, обернулась, изумленно вытаращив глаза.
— Элиза! — Полли соскочила со стула, пряча за спиной лист бумаги. — Я думала, ты катаешься верхом.
Голос ее дрожал от невыплаканных слез.
— Что стряслось? — Я подошла к ней.
Рука, в которой она держала бумагу, задрожала.
— Ничего. — Полли заставила себя улыбнуться. — Просто я писала тебе прощальную записку. Еще не закончила.
— Я буду так скучать по тебе, Полли…
Смаргивая накатившие слезы, я крепко обняла свою лучшую подругу.
Стали слышны приближающиеся шаги. Через некоторое время в комнату вошла Клара.
— Элиза, милая, пора ехать.
У нее была с собой корзинка еды и одеяло.
— Вот, приготовила тебе бутерброды в поездку.
Я потянулась и обняла маму Полли. Она стала мне второй матерью с тех пор, как наша мама умерла. В объятиях этой женщины, прижавшись щекой к грубому шерстяному свитеру, я чувствовала себя в безопасности.
— Элиза! Скорее! — донесся со двора голос Мэри.
Мы с Полли взглянули друг на друга. Я схватила вещи, понеслась по лестнице — и вдруг засмеялась.
Мэри стояла у двери джипа, нетерпеливо притопывая ногой. Интересно, почему наш конюший Оуэн сидит на переднем пассажирском сиденье рядом с Джорджем?
— Зачем он здесь? Мы же не берем лошадей, — шепнула я, проскальзывая вместе с Джейми на заднее сиденье.
— Я попросила Оуэна поехать, — пробормотала Мэри, и я еще больше удивилась, заметив, что она краснеет. — Поможет нам нести чемоданы.
Я едва не сказала, что обычно нам вполне хватало Джорджа. Но вместо этого откинулась назад и закрыла глаза, прислушиваясь к рокоту мотора, словно недовольного разбавленным бензином. Джордж ради экономии подливал в топливо кукурузное масло. Белла запрыгнула ко мне на колени. Я погладила мягкую темную шерсть.
— Стойте!
Раздался стук, и я открыла глаза. Полли бежала за машиной и махала мне. Я быстро опустила оконное стекло, и она бросила мне на колени белый конверт.
— Чуть не забыла тебе отдать, — выдохнула Полли.
Я прижала конверт к груди.
— Прочту в поезде! До свидания!
Повернувшись к заднему стеклу джипа, я махала в сторону уменьшающейся фигурки, пока та не исчезла в дымке.
4
После Семнадцати дней отец велел вывести из подземных тоннелей музейный экспонат — паровоз Викторианской эпохи. Однажды мы приезжали посмотреть на него. Я тогда была совсем крохой: помню, карабкалась за Мэри по красным бархатным сиденьям, потом пила чай в вагоне-ресторане — стены в нем были обшиты темными панелями. А теперь это не просто единственный в стране поезд на угольном топливе — это вообще единственный поезд на ходу. В нем было несколько пассажирских вагонов, но в основном на паровозе доставляли в Лондон тяжелые ящики с углем, металлоломом, битым стеклом, деревом — всем, что могло пойти в переплавку или хоть как-то пригодиться.
Красивые вагоны старого поезда скрывало ограждение из колючей проволоки. Наверху сидели мужчины в сетчатых масках. Они целились в толпу из ружей и держали наготове огромные трезубцы для вылавливания безбилетников. На платформе толкались люди: у некоторых были билеты, другие пытались обменять банки консервов, сушеное мясо — даже одежду и перчатки — на место в вагоне.
— Только по билетам! — кричал кондуктор. — Остальных вышвырнут сразу, как поймают!
Я крепко схватила Джейми за руку; Джордж и Оуэн потащили нас сквозь людское море к королевскому купе.
Когда поезд тронулся, мы сидели тихо-тихо. Джейми рисовал человечков на запотевшем стекле и стирал их рукавом. Белла свернулась калачиком на коврике у моих ног. Я смотрела на мелькающие за окном покинутые города. Закатное солнце бросало неверные отсветы на заброшенную детскую площадку. С ржавых качелей срезали цепи — видимо, переплавили на оружие, или бродяги связывали ими пленников. Я вздрогнула, вспомнив, как мы с Джейми едва не попали в беду.
Взошла луна. После Семнадцати дней даже она изменилась: сероватая, в пятнах, словно тоже покрытая налетом пепла. Джейми однажды спросил меня, не заболела ли луна, как и он сам.
В вагоне стемнело. Мэри потянулась к угольной лампе — жаропрочной стеклянной колбе с прессованной золой. Черный холмик медленно посинел, потом покраснел, окутавшись золотистым светом. Сестра достала из чемодана два бальных платья и набор для шитья. Джейми вытащил книжку кроссвордов, цветные карандаши и стал рисовать разноцветные поезда. Я смотрела на платья, струящиеся по коленям Мэри. Одно цвета вина, с вырезом, обшитым стеклярусом, другое — простое, персикового оттенка, с оборками на рукавах.
— Какое наденешь? — спросила я, вдруг осознав, что еще не думала о завтрашнем бале.
— Красное. Другое штопаю для тебя. Очень пойдет к твоим глазам.
— Спасибо, Мэри, — тихо сказала я.
— Это мамино. Тебе будет в нем хорошо.
Сестра старательно работала иглой. Когда-то давно у нас был целый штат швей, но после катастрофы Мэри многому научилась.
— Нашла их в хранилище. Помнишь, как мама разрешала нам там наряжаться? Это платье было на ней в тот вечер, когда она познакомилась с отцом.
В Букингемском дворце было столько платьев принцесс и королев прошлого. Великолепные белые свадебные наряды их высочеств Дианы и Кейт, подбитый мехом коронационный плащ ее величества Елизаветы. Однако история персикового платья вылетела из головы.
Я заставила себя улыбнуться, хотя душа болела. Мэри довелось узнать маму куда лучше, чем мне, а Джейми ее и вовсе не видел.
Он отвлекся от блокнота и беспокойно смотрел своими голубыми глазами то на Мэри, то на меня.
