Владислав Задорожный - Защита от дурака

Если раньше нескольким умным агломератам доводилось вести борьбу с бесчисленным множеством дураков, то теперь наоборот — море умных ополчилось на каплю: единственного Дурака.

Как это ни прискорбно, появление Дурака раз в сто ступеней — явление статистическое, и поэтому возможно прожить и сто, и двести, и даже больше ступеней без появления Дурака (как нам повезло жить до сих пор со дня Духовной Революции, то есть с момента последней прививки последнему агломерату), но потом он неизбежно появится, а значит, мы не имеем права расслабляться ни на одну ступень. За ликвидацией одного Дурака может последовать по теории вероятности неожиданно скорое появление следующего и уж только потом — целые пробы спокойной жизни.

Запомни правила для ежечасной жизни.

Если агломерат ошибся и понял свою ошибку или ему указали на его ошибку, то он должен немедленно признать свою неправоту и произнести: «Вина моя и только моя, воистину вина». В противном случае его следует направить на Г/А. Дурак никогда не признает своей ошибки.

Каждый отрезок от рассвета до рассвета — это лишь попытка принести как можно больше пользы обществу. Пятьдесят попыток складываются в пробу стать лучше, умнее и полезнее. Десять проб, или пятьсот попыток, образуют ступень, на которую агломерат и все общество поднимаются в результате своих усилий. Сто ступеней складываются в пролет лестницы к совершенству. Это и есть лестница в будущее. Ты проживешь 80 ступеней (если не попадешь на Г/А). Из агломераша ты превратишься в агломера, потом в агломерата, а за несколько недель до переставания быть — в агломеруна, и твоя голова станет черной от старости. Твое детство, юность, зрелость и короткая старость должны пройти в лояльности, в подчинении установлениям Защиты, и тогда твоя жизнь сложится счастливо, а твое спокойствие будет незыблемо.

Если ты станешь нарушать семь условий Победившего Разума, тебя ждет Г/А. Если ты станешь сомневаться хоть в чем-нибудь, то тебя ожидает позорное изгнание в Аграрную Зону. Лишь твои дети смогут вернуться в Агломерацию.

Агломераш! Запомни это назубок. Вряд ли ты сейчас поймешь даже половину послания. Но рано или поздно ты поймешь и одобришь все. Жизнь в Агло, — куда ты несомненно переедешь, ибо Аграрная Зона — это место прозябания, там нет даже ЗОД и жители брошены на произвол Дурака, — пояснит тебе то, что ты недопоймешь.

Для того, чтобы ты был лично вооружен против Дурака, ты должен пройти курс самообороны против Дурака, как только переедешь жить в Агломерацию — вершину, предел достижимого Победившим Разумом.

А пока мы открываем тебе три «экстренных выхода» — три средства защиты, которые кроме тебя будут принадлежать еще трем-четырем агломератам во всей Агло (что исключает статистически ваше столкновение). Твои «экинвы»:

1. В обуви каждого жителя Агло на левой туфле справа есть выступ, ударив по которому дважды, ты парализуешь хозяина ударом тока на четыре дольки времени.

2. В любой шимане слева от Напоминающего Время есть треугольник, после нажатия на который все внутреннее пространство наполняется газом, скрывая все от глаз. Через три дольки времени шимана распадается на куски.

3. В любом помещении есть «темная горошина», тронув которую, ты включишь автоматическую оборону от Дурака.

Эти экинвы ты, в своих же интересах, не должен никому открывать».

Хочу в Агло. А то тут скучища. Ближайший хутор целую попытку на телеге трястись. Я в Агло не пропаду. Я грамотный. Перед Праздником наезжал учитель — заикистый такой.

Мы его бы крысу за воротник, но удивил — и полюбили. На первом же уроке читал букварь да как вдруг вскочит, как заорет, забрызжет слюной, глаза дурные, как у навалерьяненного кота:

— Первое условие Победившего Разума гениально! Глубже и высокоумнее ничего человек не производил! Так, агломераши! Именно так! Слушайте первые и остальные условия — куда тянешься, скот! — запомните этот момент вашей жизни, потому что отребье, которое вы называете своими родителями и родственниками, наверняка скрыло от вас великие истины, провозглашенные Предтечей! — Ты, носастый, еще раз вякнешь, знаешь, что будет? Внемлите условиям Победившего Разума, по которым мы будем учиться грамоте:

Вы несомненно, безвозвратно, безызъянно умны.

Прежде поступка — «зачем?» и «к чему приведет?».

Если «зачем?» смутно, поступок не рождается.

Если «к чему приведет?» смутно, поступок не рождается.

Сокрытие ошибки страшнее наказания за него.

Невнимание к чужой ошибке — ошибка.

Не отвечает этим условиям только одно живое существо — Дурак.

Тут он упал на стул и несколько долек времени отдыхал. Потом говорит:

— Вот ваша азбука, другой не надо.

Семь условий мы зубрили из попытки в попытку, пока они не стали сниться. В моем прошлом меня смущало одно: что я не сказал лиловым о крамольных речах Примечания.

Это тягчайшая ошибка, которая страшнее наказания? Но он был так ласков со мной, болтал, никто, кроме него, не дарил мне удочек и не обещал сеть… в будущем нужно быть более жестоким.

Возле ближней рощи, поодаль от поселка, стоит заброшенный было красный домик. Его когда-то спроворил покойный Бирюк — лишь бы не жить рядом с другими, а теперь там живет Примечание. Меня всегда оторопь берет, когда я начинаю связно выражать свои мысли. Это редко случается. Не знаю, почему Примечание назвали Примечанием. А теперь вона какие фанерки. Но он классный, хотя мерзавец. У меня есть старший брат, но его я никогда не видел, как и сестренку. Брат родился и вырос в Агло, дедка на все мои расспросы тяжело вздыхает и молчит. Почему Примечанию прилепили эту кличку, не знаю, он — что надо, но пилит сук под собой. Бабка говорит, что он проходимец — пилит сук под собой. Дедка вполголоса о нем: «Шут его знает, может он и нонфуист». Они ссорятся, но как-то ласково ссорятся. Всякий раз, когда мы режем свинью, дедка отбирает связку колбас: «Пискун, снеси-ка Примечанию.» Бабка ворчит. Дедка толкает меня в спину: «Иди… Надо уважать — агломерат бесхозяйственный… Вдруг он нонфуист. Чужая душа — потемки.» Бабка мягчает: «Может, и впрямь нонфуист, кто знает. Беги, Пискун.»

Примечание — особняком. Красный домик. Ветхий, крыша протекает, он взял да и прикрыл корытом. Переспорил дождь. Мы с ним часто рыбу. Он меня по голове, как бабка:

— Ты славный агломераш. Сметливым тебя не назовешь, но есть что-то в тебе… Ты злой, подлый, тупой, и все-таки…

После Праздника позвал к себе. Говорит: прочел? — Да.

— То, что там написано, агломераш, вовсе не… как бы это …в общем, не совсем… Словом, ты лучше то не запоминай, а запомни, как я тебе расскажу.

И давай рассказывать. Час, два. Задремал я. Он такую чушь порет. Проснулся. Гля: он плачет, рассказывает, не видит, что я дрыхну, и плачет. Ну, я ему спасибо. А потом вышел от него, набрал камней и все окна перебил. Пусть знает, как разные слова про Послание Разума говорить!

Через неделю на рыбалку. Примечание не догадался, кто окна. Я вдруг расскажи про то, как хотел, чтобы я запомнил. Он давай. Ну я его незаметно в воду пхнул. Вылез — мокрый. То-то. Вона, какие у нее фанерки. А в баньке-то — ну так у меня в кишках и загудело. Во фанерки — да! Он с тех пор часто мне свою чушь порол. А я ему взамен подлянки делал, иногда прямо, чтобы он видел, как я его разговоры презираю.

А глаза у него чудные. Несерые вроде бы. У всех серые, а у него плывут и выбегает Лохматый, а сам почесывается и ласкатель в трубочку фанерки. Ради глаз и ходил к нему. У Фашки вот такие же. Птичьи, круглые. И груди круглые. Фа-а-ашка! Построить без роздыху обормот болото глазищи проход банька несерые…

— Они просто не понимают, — говорит Примечание, — хуже чем не понимают — не понимают, а воображают и делают вид, что понимают!

Это он об Агло. Свинья.

Свинью в тот день зарезали. Ступень тому. Фашка по грибы. Одна, я подсмотрел.

«Не надо, — кричит, — не надо! Не трогай!» А я ее на опушке. Лукошко смяли. «Я тебя не люблю!» А я ей раз, раз по лицу. Смотрю — кровь. Кровь — не кровь. У всех серая, а у нее сквозит красным. В траву вжал. «Больно». Тебя бы в мешок — и об столб, а то — «больно!».

— Подонок! Пу-пусти!.. А-а!..

(Самое обидное чего ради старался бил царапал рвал валил никакого в этом удовольствия просто долька времени да и все чего она не хотела такой пустяк и ничего в нем приятного).

На следующий вечер Фашка внезапно собралась и уехала в Агло. Никому про меня. Молодчина. Фашка в Агло. В Агло Фашка.

Без нее стало никак. Примечанию сказал про то как Фашка: «Больно!», — а он мне по лицу. Я ему за это удочку поломал.

— Фашка тебе долго не простится, — проорал Примечание. — Ты, видно, и впрямь дрянь, ошибся я в тебе, в тебе ни грана…