Александр Розов - Мауи и Пеле держащие мир
— Вот я и думаю, как мне определяться в этой жизни, которая продолжается.
— Ты сам сказал: любимые люди, домашние дела. Может, тебе это и надо искать?
— Тут все иначе, — откликнулся Гремлин.
— Многое иначе, — поправила она, — там была Гайана и сельва, а тут Полинезия и атоллы.
Гремлин отрицательно крутанул головой.
— Не в том дело, сельва или атоллы, а в том, что люди другие. Я попробую объяснить. Там, в Гайане, мы все были одной семьей. Общий дом, общие идеалы, понимание с полуслова.
— А секс был у всех мужчин со всеми женщинами? — невозмутимо спросила Фоккер.
— У молодежи почти так, а у тех, кто постарше, были предпочтения, — сказал Гремлин.
— У тебя, — уверенно сказала она, — была одна любимая женщина, и ваши дети.
— Да. Как ты догадалась?
— Просто, женская интуиция.
— Понятно, Фоккер. А кто у тебя?
— У меня дочка, ей скоро 6 лет. Теоретически, в Австралии существует ее биопапа, но мы не сошлись характерами. Так что мы с дочкой живем на Вануату. А когда я далеко, моя дочка остается с семьей туземцев. Они работают по дому, но скорее это друзья, чем наемные люди. Знаешь, они замечательные, позитивные, и у них четверо своих детей. Как-то так.
— Это здорово, — он улыбнулся, — я рад, что у тебя есть родные люди.
— А я-то как рада. И, знаешь, Гремлин: вся твоя философия подождет, я тебя уверяю. Сейчас середина ночи. Ты мужчина, я женщина, зачем что-то еще в данный момент?
* * *…Ночь продолжалась, и завершилась, согласно правилам астрономии, рассветом.
Утро. Облака ползут по лазурному небу, как гигантские ленивые улитки-альбиносы.
Завтрак вдвоем за столиком под открытым небом — пока еще солнце не жаркое.
Потом — доеденная яичница, допитая кружка кофе, и…
— …Тебе точно надо так скоро улетать? — спросил Гремлин.
— Да, — Фоккер кивнула, — но мы ведь теперь друзья, так что будет случай, еще встретимся.
— Слушай, — сказала он, — а если мне понадобиться совет, я могу тебе позвонить?
— Хэх, — пилот-инструктор покачала головой, — позвонить-то ты можешь в любое время. Но, пригодятся ли тебе мои советы, вот в чем вопрос. Мы очень разные люди, ты заметил?
— Потому и пригодятся, что мы очень разные, — спокойно пояснил Гремлин.
* * *Пурпурный самолетик удивительно-легко оторвался от воды, и начал по ровной спирали подниматься в небо, будто стремясь покрутиться вокруг изящной стайки облаков. Фоккер догадалась, что Гремлин проводит ее взглядом, поэтому сначала развлекла его несколькими фигурами базового пилотажа, и только потом ушла на запад, в сторону Вануату. А Гремлин направился в кают-компанию, где доктор Протей без спешки завтракал, и одновременно смотрел свежие новости на экране ноутбука.
Увидев коммодора, вошедшего с палубы, доктор сделал пару глотков изумрудно-зеленого напитка из высокого прозрачного стакана, и произнес такую тираду:
— Странно, Гремлин. Прекрасная дама улетела, кажется, в восторге от проведенной ночи, и кувыркалась в воздухе, как птичка-колибри, а ты тут на грани депрессии. Присядь. Хочешь попробовать новый коктейль из водорослей для быстрого восстановления после стресса?
— Док, у меня не стресс, — буркнул Гремлин, усаживаясь за стол.
— Да. У тебя не стресс, но близко. Что же случилось между тобой и прекрасной дамой?
— Это не так просто объяснить, док. Мне не хватало нескольких деталей, чтобы собрать эту головоломку, и Фоккер мне их подарила.
— Гремлин, не говори загадками. Что за головоломка, что за детали?
— Понимаешь, Протей, мне все время казалось, что в воссозданном городе-деревне Li-Re на Сувароу не хватает чего-то очень важного, необходимого. И мне казалось, что дело в Джо-Джиме. Без его эмоциональной поддержки и без его советов очень трудно, ты согласен?
— Да, пожалуй, — ответил доктор, — а что теперь? Твое мнение изменилось?
— Изменилось. Я понял, что на меня влияет субъективный фактор.
— Уф… Я еще раз тебя прошу: не говори загадками.
— В общем, так… — коммодор хлопнул тяжелой ладонью по столу, — …Это воспоминания, от которых я не могу отвлечься.
— Иоланта и дети? — предположил доктор.
— Да. Иоланта и дети. Их нет, поэтому мир кажется мне неполным. Мир будет казаться мне неполным, даже если станет идеальным. Так что впредь, оценивая что-либо, я буду вводить поправку на эти мои воспоминания, как поправку на ветер при стрельбе, вот и все.
— Что ж, Гремлин, это разумно. А теперь отвлекись от воспоминаний. Есть новость, которая бесспорно касается твоей работы. Я включаю запись.
*** CNN, 30 марта. Новый лидер Конвента Меганезии провел сетевую конференцию ***
Сегодня Сэм Хопкинс, вставший во главе Конвента после отстранения Угарте Армадилло, сделал ряд заявлений на своем блоге, и ответил на вопросы прессы. Он подтвердил, что 1 мая Конвент будет упразднен, а исполнительная власть в Меганзии перейдет конкурсному правительству, выбранному по правилам Лантонской Хартии. Хопкинс также заявил, что оставшегося времени ему достаточно для завершения работ по прототипу «гипер-пушки» с дальностью стрельбы до 7 тысяч миль, способной выстрелом из акватории Меганезии поразить любую точку Земного шара. Как несколько раз повторил Хопкинс, это не оружие агрессии, а оружие сдерживания. Для журналистов его слова не выглядят убедительными, что отразилось в вопросах, которые задавала пресса на прошедшей сетевой конференции.
* * *Первым стал вопрос о высокообогащенном уране, несколько центнеров которого, согласно неофициальным данным, оказались в руках военных инженеров Народного флота. Хопкинс косвенно подтвердил информацию об уране, однако добавил, что Меганезия не нуждается в обычном атомном оружии, поскольку в ближайшее время будет обладать гипер-пушкой. На вопрос корреспондентов о классе снарядов для гипер-пушки, Хопкинс ответил: «я сообщу только, что при малом размере, эти снаряды могут поражать значительные площади».
* * *Независимые эксперты не исключают возможности существования гипер-пушки подобной дальности, с малыми снарядами, поражающими значительные площади. Пока основными версиями относительно класса заряда являются: микробиологическая и субатомная. Под «субатомным зарядом» эксперты понимают заряды на принципе холодного атомного генератора Росси. О субатомной реакции Росси известно с 2011 года, но это устройство не признавалась реально действующим. Но, как считают военные аналитики, в ходе военной конфронтации в Океании в начале года, возможно, были применены именно такие заряды.
* * *Мы продолжаем следить за ходом расширенного совещания Совбеза ООН по обеспечению противодействия меганезийской угрозе миру и стабильности в Азиатско-Тихоокеанском и Американо-Тихоокеанском регионах.
* * *Доктор Протей дождался, пока собеседник прочтет статью, и подмигнул ему:
— Ты все еще думаешь, что тебе нечем будет заняться в, КАК БЫ, мирный период на посту коммодора Западного фронта?
— Уже не думаю, — ответил Гремлин, пытаясь понять, радоваться ли, что работы хватит, или расстраиваться, что период получается не по-настоящему мирный, а только КАК БЫ. Но главным итогом сегодняшнего утра для Гремлина было другое. Он ощутил радость от того, что задача, поставленная в июле прошлого года, и казавшаяся запредельно-амбициозной — решена. Город-деревня Li-Re построен, и живет. Значит, не зря все было.
Что же касается доктора Протея, то он, конечно, понимал: уверенность Гремлина вызвана иллюзией. Иногда подсознание генерирует картины, которые отличаются от реальности, зато позволяют человеку гораздо комфортнее чувствовать себя в этой реальности, и мыслить адекватнее, чем если бы он видел именно реальность, без иллюзий. Так что, Протей не стал разубеждать Гремлина. Для себя же доктор Протей считал, что у поселка на Сувароу мало общего с исходной идеей Li-Re, но, может, оно и к лучшему? Ведь, когда мечта сбывается в точности, это, как правило, значит, что она беззащитна перед реальным миром. А здесь, на Сувароу, и вообще в Океании мечта СБЫЛАСЬ ЧАСТИЧНО. Получилось что-то наподобие мифического кентавра, у которого хрупкие идеалы гуманизма (человеческая голова и торс) органично сочетаются с разрушительной мощью стихии (полновесным конским «шасси»).
Тут доктор Протей вспомнил сайберский стишок — одну из типичных присказок Махно (касающихся, как раз, сложных взаимоотношений человека и коня в контексте мифа).
Yesli b ya imel konya,
Bil bi molodets.
Yesli b kon imel menya,
Bil bi mne pizdets.
В смысле лингвистического анализа, доктора Протея забавляло последнее слово в данном четверостишье. Оно иногда переводилось в литературе, как «the end», но обладало более широким спектром значений. Этим словом можно было обозначить как финишную черту мотогонок, так и полновесный апокалипсис. Впрочем, это уже совсем другая история.
