Рейчел Уорд - Числа. Трилогия
А в дальнем конце набережной что-то двигалось, перекатывалось от куста к кусту. Сперва я подумала, что это какой-то зверек, потом пригляделась: человек на четвереньках. Жук.
Он уходил вверх по склону, вправо. Когда кусты кончились, распластался на животе и пополз по-пластунски. Я поднялась и зашагала по дороге в том же направлении. Прихрамывала, но боли даже не замечала. Не сводила глаз с Жука и вскоре поняла, что он тоже на меня смотрит. Я подняла два больших пальца, он сделал то же. Добравшись до конца набережной, он поднялся и перепрыгнул через забор.
Кто-то заорал издалека:
— Эй! А вон и второй! Держи его!
Жук бросился бежать, я тоже — ну, если только это можно было назвать бегом. Некоторое время мы бежали рядом, потом он исчез из виду, скрылся за деревянным забором. Мы снова поравнялись на переходе через пути, в нескольких сотнях метров. Он схватил меня за руку, и мы понеслись дальше, вслепую, куда глаза глядят.
22
Багажа у нас больше не было, ничто не мешало, а адреналин так и бил. Несколько изгибов и поворотов дороги, и мы оказались в городском парке. Самое то: вокруг почти никого, разве что несколько старушенций с собачками. Мы пошли по дорожке, подыскивая, где бы спрятаться. Жук постоянно гонял меня в просветы между кустами:
— Слазай посмотри, чего там!
— Сам лезь!
— Не торгуйся. Ты меньше меня. Иди, разведай.
Я раздвинула ветки и начала протискиваться внутрь.
— Такие, как ты, сто лет назад гоняли таких, как я, чистить трубы. Только потому, что я мелкая, — сказала я напоследок.
— Не, чел, сто лет назад какая-нибудь фифа, вроде той, которая нас подвозила, наняла бы нас обоих мыть ей полы, или чистить обувь, или подтирать задницу. Особенно меня. Я был бы чьим-нибудь рабом.
Я врубилась.
Тот просвет нам не подошел, но через пару минут мы обнаружили другой. Наклоняешься, подползаешь под куст с плотными, будто резиновыми листьями, а там прогалинка возле какой-то старой стены. Места достаточно, чтобы нам обоим усесться, земля сухая. Никто нас не видит. Можно передохнуть.
Мы сели рядом, прислонились спинами к стене. Только я опустила задницу на землю, как все силы куда-то ушли. Устала жутко. Я закрыла глаза.
— Курнешь?
— Не, не хочу.
Мне не хотелось ни думать, ни чувствовать, ни видеть. Не хотелось бежать и скрываться.
— Ты как там? — Голос долетел из какого-то густого тумана. Я, похоже, задремала, вот так вот, в одну минуту. А теперь открыла глаза.
— Просто устала.
Он обнял меня, притянул поближе.
— Слышала, что сказал этот гад?
— Про твою бабулю?
— Да. Я должен был его убить, Джем, возможность-то была. А я так озверел, что кинулся на него как попало. Просто забыл, что у меня есть нож, надо было вытащить и покончить с этим придурком.
— И какой бы от этого был прок? Убил бы — и что? Только вляпался бы еще сильнее.
— А плевать. Он, гад, ничего другого не заслуживает. Какое он имел право…
— Знаю. А только я рада, что ты его не убил. В любом случае…
Я чуть не сказала: «В любом случае он сегодня умрет», но вовремя остановилась. Уж всяко если Татуированному суждено умереть, он должен умереть: Жук ли пырнет его ножом, размозжат ли ему голову во время драки с полицией, попадет ли он под поезд. Я ведь помню его число, помню, что это сегодня. Нет, до конца я все равно не врубаюсь. Как оно на самом-то деле — числа все-таки моя выдумка или они реальны? Если я сама их придумала, тогда класс: можно не обращать на них внимания, менять их как захочется. Я могу остановить часы, прекратить обратный отсчет жизни Жука. С другой стороны, если они реальны, значит, с бабулей его все в порядке — ей еще жить да жить. В голове у меня все перемешалось. Ладно, как бы там ни было, успокоить Жука я могу только одним способом:
— Бабуля твоя в порядке, Жучила.
— Ты так думаешь? А я даже не знаю, жива ли она.
Я повернулась к нему лицом:
— Жук, я знаю, что она в порядке.
— Число, да?
— Да.
— А если не ты одна видишь числа? Если кто- то тоже видит, но совсем другие? Если ее число взяло и поменялось?
— Числа не меняются. — Я помедлила, еще раз проверила число Жука — да, на месте и то же самое. — Они не меняются.
— Выходит, день твоей смерти определяется в день твоего рождения. Ты это хочешь сказать?
Он пытается сбить меня с толку. Я-то хотела его немножко утешить, а он лезет с дурацкими вопросами. На которые у меня нет ответа.
— Ничего я не хочу сказать. — В голосе, помимо воли, звучала злость. — Это ты что-то такое несешь.
— Я хочу услышать это от тебя, потому что, на мой взгляд, это полная чухня.
— Что именно?
— То, что все определено заранее. Получается, что бы я ни делал, это не имеет значения, конец все равно один.
— Может, так и есть. Хрен его разберет.
— Я хотела замять разговор, но ничего не вышло.
— Так все известно заранее? Будет так, как будет?
— Не знаю.
— Бомба должна была взорваться. Этот подонок должен был избить бабулю. Но как же так, Джем? Это же несправедливо. — Он почти кричал. Снял руку с моего плеча и принялся ею размахивать, В тесном закутке он, казалось, стал еще больше.
— Конечно несправедливо.
— Все это какая-то чушь. — Его слюна попала мне на лицо. Эк он разошелся.
— Так я то же самое и говорю.
— Что?
— Вся наша жизнь — полная чушь. Полная бессмыслица. Родился, пожил, умер.
Вся моя философия в трех словах.
Это ненадолго заткнуло ему рот. Мы сидели плечом к плечу, упершись спинами в стену, скрестив руки. Правда, я сидела неподвижно, а Жук без остановки мотал головой из стороны в сторону, от этого все его тело сотрясалось, и он подталкивал меня плечом. А я ведь теперь знала, каким спокойным он может быть, когда счастлив и безмятежен, и видеть его возбуждение было мучительно. Чувствовалось — он сам не свой от волнения. И мне показалось: вина за это на мне. Захотелось достучаться до него, как-нибудь снять этот стресс.
— Жук, послушай. Может, я и не права.
Мне самой было страшно от того, что я собиралась произнести. Слова выползали изо рта, как тихие мышки.
Он продолжал дергаться, погрузившись в свой собственный темный, безумный мир. Я встала на колени, лицом к нему, положила руки ему на плечи.
— Жук.
Он меня не слышал. Я дотянулась до его лица, крепко взяла обеими руками, замедлив, но не прекратив тряску.
— То, что я сказала. Это тоже неправда.
Наконец он, похоже, услышал. Лицо застыло, он поднял на меня глаза — затравленные, горестные.
— Почему?
— Не может все быть полной бессмыслицей. — Я глубоко вздохнула. — Потому что было же мне суждено встретить тебя, а тебе — меня.
Глаза его наполнились слезами. Без единого слова он отцепил руки от своей грудной клетки и опустил мне на талию, зарывшись лицом мне в плечо. Стоя на коленях, я прижимала его к себе и гладила — спину, волосы, — и мы вместе плакали. Не было таких слов, чтобы высказать наши чувства, слезы всё выразили за нас: ужас, облегчение, любовь, печаль, всё вперемешку с солью.
Прошло время — очень долгое время, — прежде чем мы расцепились и сели прямо. Смеркалось, в нашей затененной листвою пещерке Жук теперь стал лишь смутным силуэтом.
— Нужно сматывать, Джем, — сказал он. — Это же постараться надо привлечь к себе столько внимания.
— Да, знаю.
У меня совсем не осталось сил. Болело колено, болела рука. Мне совсем не хотелось, чтобы нас поймали, но было бы так просто сейчас свернуться у Жука в объятиях и просто дожидаться неизбежного.
— Лучший способ свалить отсюда по-быстрому — добыть еще одну машину.
— И что потом?
— Поедем в Вестон. Мы, наверное, уже от него в двух шагах. Тебе там понравится.
Хотя и было темно, я поняла, что он опять улыбается. Я хотела разделить его радость, честно хотела, но не могла. В груди были холод, затравленность, испуг.
— А что мы будем делать в Вестоне, Жук? Там, вообрази себе, тоже есть и телевизоры, и газеты, а кроме того — полицейские, собаки-ищейки и…
Он прижал длинный палец к моим губам.
— Я тебе уже говорил. Будем есть мороженое, рыбу с жареной картошкой и гулять по взморью.
Он говорил это так, будто верил. А может, и правда верил.
Я мягко отвела руку, прижатую к моим губам, положила на раскрытую левую ладонь и принялась поглаживать его худые пальцы.
— Ты чего делаешь?
— Ничего. У тебя руки красивые.
— Ладно, хватит сопли разводить. — Он наклонился и нежно поцеловал меня. — Так, — добавил он, похоже, приняв какое-то решение. — Я знаю, ты устала, так что посиди здесь, а вот когда я за тобой приду, будь готова еще побегать. Тачку я добуду, не переживай. Скоро вернусь.
Он полез наружу.
— Жучила.
— Ну?
