Мэри Расселл - Дети Бога
Осмотрев персональное оборудование Сандоса, Шон Фейн теперь разглядывал Кандотти — как и Джозеба Уризарбаррена, прислонившегося к невысокой перегородке, которая отделяла квартиру от лестницы, спускавшейся к гаражу. Дэнни Железный Конь тоже взглянул на Джона, но ничего не сказал, наблюдая, как Сандос, сердитый и взвинченный, мечется по пустой комнате.
Не выдержав, Джон опустил глаза:
— Я просто не мог…
— Проехали, — оборвал Сандос. — Господа, сегодня в девять утра я перестал быть иезуитом. Меня уведомили, что, хотя я волен выйти из Общества или компании или что оно там сейчас черт возьми, представляет из себя, я тем не менее остаюсь священником навечно. За исключением экстренных случаев мне не разрешается отправлять церковные службы, если только меня не назначат епископом в какую-нибудь епархию. А этого я не буду добиваться, — сказал он, окинув всех взглядом. — Таким образом, я объявлен скитальцем, священником без полномочий и власти.
— Формально, с момента поражения в правах многие из нас пребывают примерно в том же статусе. Конечно, иной раз мы весьма широко трактуем понятие «экстренный случай», — благожелательно заметил Дэнни. — Итак, что вы намерены делать?
Морская свинка, разбуженная шагами Эмилио, принялась пронзительно свистеть. Сходив на кухню, он принес кусок моркови — едва ли сознавая, что делает.
— Останусь здесь, пока не оплачу все счета, — сказал он, уронив морковь в клетку.
Железный Конь невесело улыбнулся.
— Позвольте мне угадать. У старика имеется детальный список, восходящий к вашему первому дню в семинарии? Дружище, вы вовсе не обязаны за это платить.
— И платить за эти затейливые скрепы он тоже не может вас заставить, — добавил Шон, улыбаясь тонкими губами. — Нынче в компании отлично налажена страховка. А вы застрахованы.
Сандос с минуту смотрел на Дэнни, а затем на Шона.
— Спасибо. Йоханес Фолькер проинструктировал меня насчет моих прав.
Услыхав это, Джон Кандотти распрямился, но, прежде чем он успел что-то сказать, Сандос продолжил:
— Однако есть долги, за которые я чувствую ответственность. И намерен их оплатить. Это может занять некоторое время, но я сохраняю пенсию и договорился, что, пока длится этот проект, буду получать такой же оклад, как профессор лингвистики в Фордхемеком университете.
— Значит, вы остаетесь — во всяком случае, пока. Отлично, — удовлетворенно заметил Джозеба. Но уходить явно не спешил.
Дэнни Железный Конь тоже тут пообвыкся, ухитрившись с комфортом устроиться на маленьком деревянном стуле.
— А чем займетесь после к'сана? — спросил он у Сандоса. — Вы ведь не можете прятаться вечно.
— Не могу.
Повисла пауза.
— Когда закончу с этой работой, возможно, прогуляюсь в Неаполь и созову пресс-конференцию, — с веселой бравадой продолжил Сандос. — Признаю все. Объявлю, что ел младенцев! Может, повезет, и меня линчуют.
— Эмилио, пожалуйста, не надо так! — сказал Джон, но Сандос, словно не замечая его, распрямился.
— Господа, — произнес он, возвращаясь к прежней теме, — я не просто ухожу из активного священства. Я — отступник. Если при таких обстоятельствах вы не захотите со мной общаться…
Дэнни Железный Конь равнодушно пожал плечами:
— Лично мне все равно. Я здесь, чтобы изучать языки. Вскинув брови, он посмотрел на других, кивками подтвердивших его слова, затем снова взглянул на Сандоса. Прерывисто втянув воздух, тот слегка расслабил мышцы. Несколько секунд постоял неподвижно, затем сел на край кровати, молча глядя перед собой.
— Классные шмотки, — заметил Дэнни спустя некоторое время.
Захваченный врасплох, Сандос издал нечто вроде удивленного смеха и оглядел себя: голубые джинсы, белая рубашка с узкими голубыми полосками. Ничего черного.
— Выбор синьоры Джулиани, — сообщил он смущенно. — Похоже, все мне велико, но она говорит: это такой стиль.
Обрадовавшись смене темы, Джон подтвердил:
— Точно, теперь всё носят свободным.
Конечно, на почти лишенном мяса костяке Сандоса едва не все смотрелось бы слишком большим, осознал Джон с некоторым испугом. Эмилио всегда был маленьким, но сейчас он опять выглядел костлявым — почти так же скверно, как в первые дни, когда его привезли из больницы.
По-видимому, следуя той же линии рассуждений, Железный Конь заметил:
— Дружище, вам не мешает слегка набрать вес.
— Не начинайте, — раздраженно сказал Эмилио, вскидываясь. — Все нормально. Перерыв окончен. Пора за работу.
Он направился к стене, заставленной звукоанализирующим оборудованием, ясно давая понять, что желает остаться один. Джозеба встал, а Шон двинулся к лестнице. Джон тоже поднялся, но Дэнни Железный Конь сидел, точно каменный, закинув руки за голову.
— Сандос, у меня нога весит больше, чем вы, — сказал он, озирая Эмилио флегматичными темными глазами, казавшимися маленькими на его рябом лице. — Вы хоть что-то едите?
Джон замахал Дэнни, пытаясь удержать от опрометчивого проявления заботливости, но Сандос развернулся на пятке и со звенящей отчетливостью произнес:
— Да. Я — ем. Отец Железный Конь, вы здесь, дабы изучать руанджу и к'сан. Я не помню, чтобы вас нанимали в качестве медсестры.
— И хорошо, потому что меня эта работа не прельщает, — охотно согласился Дэнни. — Но ежели вы едите и при этом так выглядите, то мне интересно, не подхватили ли вы заразу, от которой умирал на Ракхате Д. У. Ярбро. Ведь Энн Эдвардc так и не выяснила, чем он болен, до того как их обоих убили, верно?
— Господи, Дэнни! — выпалил Шон, в то время как Джозеба молча на него смотрел, а Джон кричал:
— Ради бога, Дэнни! Что вы делаете?
— Ничего! Я лишь говорю…
— Меня несколько месяцев продержали в карантине, — произнес Сандос, побледнев. — Меня бы не выпустили, если бы что-то было. Или выпустили бы?
— Конечно, нет, — сказал Джон, метнув в Дэнни убийственный взгляд. — Эмилио, тебя прогнали через все тесты, известные современной науке. Они не позволили бы тебе выйти, если б имелась хоть крохотная вероятность, что ты привез на Землю нечто опасное.
Пожав плечами, Дэнни поднялся на ноги и махнул рукой, тоже отметая эту идею.
— Кандотти прав, — проворчал он. — Простите мою бестактность.
Но было слишком поздно. Осознав возможные последствия, Сандос тихо ахнул.
— О господи! Селестина и… Боже, Джон. Если я что-то с собой принёс, если она заболеет…
— О нет, — простонал Джон и взмолился: — Эмилио, никто не болен! Пожалуйста, успокойся!
Но к тому моменту, когда он пересек комнату, Сандос окончательно утратил контроль над собой, и тут ничего нельзя было поделать, кроме как ждать, пока это пройдет. Джозеба и Шон чувствовали себя крайне неловко, а огромный Железный Конь молча сидел на маленьком деревянном стуле.
— Я… не хочу, чтоб еще кто-то… умер из-за меня, всхлипывал Сандос. — Джон, если Селестина…
— Не говори, — перебил Джон, опускаясь рядом с ним на колени, и неприязненно покосился на Железного Коня. — Даже не думай. Я понимаю. О боже… Я понимаю! Но никто не умирает! Успокойся. Слушай меня… Эмилио! Ты слушаешь? Если б ты принес с собой что-то, Эд Бер или я уже заразились бы, верно? Или кто-нибудь из больницы, когда ты только прилетел на Землю, правильно? Ведь так? Эмилио, никто не болен!
Сандос задержал дыхание, пытаясь прийти в себя, пытаясь думать.
— Была сильнейшая диарея. У Д. У., имею в виду. Очень сильная. Энн говорила: похоже на бенгальскую холеру. А он говорил, что во рту металлический привкус. Ничего такого у меня нет.
— Это не болезнь, — настаивал Джон. — Ты не болен, Эмилио! Ты просто худой.
Джозеба и Шон посмотрели друг на друга широко открытыми глазами, а затем выдохнули воздух, задержавшийся у них в легких, как им показалось, на несколько часов. Стряхнув вызванную смущением оцепенелость, Джозеба отыскал стакан и принес воды; Шон огляделся в поисках носового платка, но удовольствовался тем, что вручил Сандосу туалетную бумагу. Все еще поддерживаемый Джоном, Эмилио неловко высморкался и, сделав глубокий вдох, поднялся на дрожащие ноги. Высвободившись из рук Кандотти, он подошел к столу, рухнул напротив Дэнни на стул и опустил голову. На какое-то время в комнате стало тихо. Джон Кандотти мысленно составлял ядовитое предостережение отцу Генералу касательно своего брата во Христе, Дэниела Железного Коня, который не выглядел ни удивленным, ни расстроенным из-за того, что он спровоцировал, и следил за приступом депрессии Сандоса с бесстрастным эолитическим интересом инженера-строителя, наблюдающего, как рушится мост.
— Не поймите меня превратно, дружище, скажу как метис метису, — обратился Дэнни к Сандосу. — Никогда раньше не видел, чтобы индеец вдруг так побелел.
