Саймон Кларк - Чужак

Я невольно улыбнулся.

— И что потом?

— Они выскочили на сцену и попытались освободить щенка… моего чудесного, пушистого, воображаемого щенка. «Он не настоящий», — кричал я. Да, кричал. Ребята были крепкие, и каждый мог легко побить меня одним пальцем. «Мы слышали. Как бедняжка скулил», — повторяли они. Я понял, что надо спасать собственную шкуру и, выскользнув из пиджака, кинулся к выходу. Вернулся только через месяц. Шутки со щенком в моем репертуаре больше не было. — Он усмехнулся. — Нет, сэр. Вместо щенка появился котенок.

Я расхохотался. Зак тоже ухмыльнулся, и вскоре мы смеялись вдвоем.

Потом он вытер от слез глаза и сказал:

— Давай я помогу тебе с дровами. Еда, наверное, уже готова, а мне жутко хочется есть. Ну, Грег? Пойдешь сам? — Он сжал кулак в кармане. — Или мне придется помучить бедного щеночка?

Я вдруг услышал жалобный, протяжный писк. Причем Зак даже не пошевелил губами, а звук донесся откуда-то из глубины горла.

Мне ничего не оставалось, как кивнуть.

— Ладно, уговорил. Я иду.

Непринужденно болтая, мы вернулись к амбару. Настроение изменилось к лучшему. Тони разложил костер. В чистом небе сияло солнце. Микаэла и Малыш перебрасывались тарелочкой-фрисби, потом к ним присоединился Бен. Ловко поймав диск, он отбросил его Малышу. Над полем зазвенел беспечный детский смех.

Микаэла сотворила настоящее чудо, заставив Малыша забыть о страшном прошлом. Он смеялся, весело и беззаботно, и эти несколько счастливых мгновений надолго врезались в мою память. Хорошее проходит быстро. Вы не хуже меня знаете, что когда жизнь начинает улыбаться вам, самое время приготовиться к худшему.

24

— Смотри и учись… Я покажу, как печь хлеб. Это наш собственный хлеб, так что не жди аккуратных батончиков в разноцветной упаковке. — Тони повернулся к Бену. — Тебе тоже следует посмотреть. Через пару дней час попадешь на хлебное дежурство.

Бен подошел поближе к костру, горевшему в нескольких шагах от двери амбара. На огне стояла духовка, сделанная, как мне показалось, из стального ящичка для инструментов. Сажи на ней было столько, что ее, должно быть, собирали по всему аду. Я уже видел, как Тони вытаскивал эту штуку из коляски. Все остальные члены группы занимались своими делами: проверяли мотоциклы, подкачивали шины, чистили оружие. Некоторые расположились в тени под навесом и чинили потрепанную и порванную в отдельных местах одежду. Пятнадцатилетняя девушка с мелированными волосами подбивала полуотвалившийся каблук. Только Зак ничем не занимался. Взобравшись на тюк сена, он улегся на спину и уснул сном мертвеца, закрыв лицо черным стетсоном. Храп его долетал даже до костра.

Сняв с ящика крышку, Тони помахал ею над угольями, пока те не раскалились добела под самодельной духовкой.

— Печь надо ставить на камни, кирпичи или что-то другое, чтобы между ее дном и землей получился небольшой зазор. Здесь должен быть жар, видишь? Теперь зачерпываем миску муки вот из этой красной кастрюли и высыпаем ее в чашку. Кастрюлю сразу закрываем крышкой, чтобы муку не размело ветром. Любая мука в наши дни на вес золота. — Он взял кружку. — Добавляем в чашку две кружки воды. Хорошую щепотку соли. Перемешиваем… Когда смесь дойдет до консистенции грязи, начинаем разминать ее руками.

Бен нахмурился.

— А дрожжи? Когда ты добавляешь дрожжи?

— Дрожжей у нас нет. И никогда не было.

— Тогда на чем же тесто поднимается?

— А оно и не поднимается. Такой хлеб делали в старые времена. В библейские времена. Так пекли хлеб в Древнем Египте. Все верно, ребята, мы живем в прошлом. Наш хлеб получается плоским, как бабушкины оладьи, и на вкус напоминает туалетную бумагу, но, поверьте мне, желудок им набить можно.

Бен взглянул на меня. Я знал, о чем он думает: чтобы выжить, нам придется вернуться в Каменный век.

Тем временем Тони продолжал:

— Ну вот, теперь, когда тесто размято, делим его на лепешки размером с гамбургер. Потом выкладываем их на противень и задвигаем духовку на тридцать минут. Вот так. — Он улыбнулся нам улыбкой телеведущего кулинарной программы. — Ничего особенного, верно? Конечно, на первых порах успехов ждать не стоит. Хлеб иногда будет подгорать, а иногда, наоборот, получаться непропеченным, сырым. Он будет падать в грязь, и тогда вы услышите такое… — Тони покачал головой. — Почему я так говорю? Да потому что со мной бывало всякое. Но, в конце концов, освоите и вы.

— Не знаю, — неуверенно сказал Бен. — По-моему, у меня никогда ничего не получится.

— Тогда все останутся голодными.

У этих людей уже существовало свое небольшое производство, работавшее, как хорошо отлаженный двигатель. Правда, производили они только один-единственный продукт — выживание. По одной порции в день. Поддержание в рабочем состоянии мотоциклов, починка одежды и обуви, приготовление пищи — этим они занимались постоянно, как только выпадало свободное время. Но, конечно, производство висело на волоске. Можете назвать меня пессимистом, но я не мог не задаться вопросом, а что случится, если завтра кончится бензин или мука?

Тони оставил меня заниматься хлебом — раздувать угли, подбрасывать щепки, поддерживать жар, что оказалось не так-то легко, — а сам забрал Бена и повел туда, где стояли мотоциклы, чтобы показать, как управляться с «харлеем». К ним подошли еще двое-трое, похоже, решивших, что новичок порадует их падением с седла. Если дело обстояло именно так, то ребят ждало разочарование — Бен показал себя настоящим мастером и быстро освоился за рулем.

Я ломал прутики, подбрасывая веточки на угли, дул на них, махал руками. Но выходило все равно плохо. Пальцы только что не выскакиали из суставов, а огонь все слабел и слабел.

— Что это ты делаешь, Валдива? Уж не отбиваешься ли от человека-невидимки?

— Можно и так сказать. И результат примерно тот же. — Я поднял голову и. прищурившись, взглянул на подошедшую Микаэлу.

— Возьми, так будет удобнее. — Девушка протянула мне картонку.

— Спасибо.

— Учишься? И как, получается?

— Ты имеешь в виду умение выпекать хлеб? — Я пожал плечами. — Пока вроде бы ничего. Как Малыш?

— Сейчас уже в порядке. Но расстроить его легко. Еще не оправился после того, что произошло с сестрой.

— Та девушка была его сестрой? Не знал.

Микаэла опустилась на землю рядом со мной, сорвала стебелек травы, задумчиво пожевала.

— Какое-то время они спасались от шершней вдвоем. Мы почти ничего не знали ни о нем, ни о его прошлом, ни даже откуда они пришли. Он не хочет ничего вспоминать, в том числе и свое имя. Мы нашли его в доме, где девушку убил улей.

— Хочешь сказать, он там жил?

Микаэла тяжело вздохнула.

— Не жил, лежал на лестнице, на самом верху. Если бы мы его не нашли, он бы умер. Обезвоживание зашло так далеко, что нам казалось, его уже не спасти.

— Бедняга.

— Думаю, это шок. Видеть, что сделала эта тварь с родной сестрой…

— А что с ней случилось?

Девушка посмотрела на меня своими черными, как уголь, глазами.

— Так и будешь расспрашивать меня об улье, да? Похоже, не отстанешь.

— Ты сама обещала все рассказать.

— В обмен на еду?

— С тех пор кое-что изменилось. Насколько я понимаю, теперь мы с Беном зависим от вас, не так ли?

— Еще.

— Что?

Они кивнула в сторону духовки.

— Не забывай поддерживать огонь, иначе хлеб не пропечется. Добавь еще веточек.

Я положил пару сухих сучьев и сунул их под печь, пока Микаэла обмахивала угли картонкой.

— Хорошо, я расскажу тебе об ульях. Но прежде хочу кое в чем сознаться.

— В чем же?

— Мне известно о них очень мало. Понимаю, ты ждешь информацию, ты ее прямо-таки жаждешь, и, конечно, эта информация должна быть точной. Извини, но, боюсь, я использовала тебя. Эксплуатировала твое любопытство, чтобы получить продукты. — Девушка слегка улыбнулась. — Подумала, что если не поймать тебя на крючок, то ты не принесешь еды.

— Но хоть что-то ты о них знаешь?

— Мало. Очень мало. — Она отвела взгляд. — По крайней мере, недостаточно, чтобы удовлетворить твое любопытство.

— Ладно, выкладывай, что знаешь.

— Умеешь же ты попросить, Валдива.

Я пожал плечами и в этот самый момент услышал радостные крики и аплодисменты. Бен объехал вокруг амбара и теперь, раскрасневшийся и возбужденный, принимал поздравления по случаю победы над железным монстром. Кто-то хлопал его по спине, кто-то ерошил ему волосы, а он, заглушив мотор, улыбался в ответ.

Я снова повернулся к Микаэле.

— Ну, хорошо. Итак, улей? Что это?

— Не удивлюсь, если тебя станут называть Мистером Упрямство. — Она картинно вздохнула и кивнула. — Хорошо. После начала этой кутерьмы прошло месяца три, когда мы получили предупреждение от какого-то радиолюбителя. Этот человек — мы не знаем, кто он — советовал всем, кто его слышит, остерегаться того, что он назвал ульем. По его описанию выходило, что это нечто вроде желеобразной массы, наполненной частями человеческого тела, которые находятся в ней как бы в подвешенном состоянии. Поначалу мы решили, что парень либо пьян, либо совсем рехнулся. — Микаэла смотрела на огонь, продолжая помахивать картонкой, но я понимал, что она вспоминает нечто ужасное. — Впервые мы увидели улей, когда нашли Малыша. Мы обыскивали дом в поисках пищи. Конечно, к тому времени там уже никто не жил. А шершни как раз взялись за полное разрушение. Понимаешь, когда они убили всех, кто не заражен трясучкой, то начали уничтожать все, что принадлежало убитым. Ты находился на острове и, вероятно, этого не знаешь, но они заходили в дом, забирали всю еду, а потом крушили мебель, били посуду, рвали в клочья одежду и поджигали квартиру. По-моему, военные называют это «тактикой выжженной земли». Уничтожай все, что может пригодиться врагу. — Она перевела дыхание. — Ну вот. Короче, мы вошли в дом, где нашли Малыша. Там же увидели улей и то, что он сделал с его сестрой.