Ольга Морозова - Люди и драконы

Я осмотрел ногу парня. Она была в ужасном состоянии. Страшно опухла, кость оголилась, мне показалось, что началась гангрена, потому что краснота почти достигла колена. Я ощупал ногу, парень издал громкий стон. Мы достали мази и притирки, и я сделал перевязку. Фиона укрыла его потеплее, и это все, что мы могли для него сделать в тот момент.

На следующее утро остальные узнали о нашем госте и были страшно недовольны. Нас оставалось всего пять, включая меня и Фиону. Они требовали отнести его обратно в лес, но Фиона была непреклонна. Она решила, что он останется здесь, и отступать не собиралась. Мне пришлось поддержать ее, потому что она пригрозила, что уйдет навсегда. Таким образом, нам пришлось смириться с его присутствием. Фиона ухаживала за ним все время его болезни, и вскоре он пришел в себя. Я помогал, чем мог. Постепенно ему становилось лучше, но нога внушала мне тревогу. Спавшая было краснота опять начала проявляться. Он не хотел признаваться, но я видел, что он временами превозмогает сильную боль. Я боялся сказать ему, что ногу нужно ампутировать, а когда решился, он и слышать об этом не захотел. Его звали Савелием. Между ним и Фионой возникла симпатия. Они подолгу шептались о чем-то, тихо смеялись. Я решил не мешать и посмотреть, что из этого выйдет. Он стал немного ходить, совсем чуть-чуть, так, вокруг пещеры. Боль не отпускала его. Я заметил, что он тоже тревожится по поводу ноги, но старается не подавать виду. Испарина на лбу и вздувшиеся вены на висках выдавали, как ему трудно. Я молчал. Не зная, как облегчить его страдания, я решил предложить ему наш напиток. Я сам изобрел его, там не очень сложная рецептура, но он поднимает температуру тела, что для драконов порой просто необходимо. Кстати, вы его пробовали. Твоя мама, Василиса, тебе его готовила. Это благодаря нему ваша температура начала расти, и процесс запустился.

— А откуда он у моей мамы? Час от часу не легче! — Василиса фыркнула.

— Потом. Так вот. Я угостил его напитком. Думал, ему будет легче. Напиток еще имеет легкое обезболивающее действие. Результат превзошел ожидания. Парень расцвел на глазах. Боль прошла, он стал чувствовать себя намного лучше. Появился аппетит. Я наконец услышал, как он смеется. Они с Фионой стали уходить на охоту, пока недалеко. Где-то в это счастливое время они и поддались страсти. Фиона сказала мне об этом. «Странно, — прибавила она, — но он ничего не почувствовал. Нам было так хорошо, как будто он настоящий дракон. Может, оставим его у себя?» Я пожал плечами. Время покажет. Но наша радость оказалась недолговечной. Лечение, как оказалось, имело побочный эффект. Все процессы активизировались под воздействием температуры, и опухоль начала расти с новой силой. Савелию пришлось опять лечь в постель. Нога горела, как в огне. Краснота дошла до самого верха, и я не знал, что теперь делать. Нутро у него тоже горело, видимо, от избытка настойки. Людям много нельзя. Потом нога стала чернеть внизу, и я понял, что началась гангрена. Фиона рыдала, парень чах на глазах. Через день он весь почернел, а еще через три умер. Фиона до последнего держала его руку в своей. Ее горю не было предела. Она ушла в тайгу и не показывалась три дня, а когда пришла, то ни с кем не разговаривала. Через месяц она сообщила мне, что беременна. Я был счастлив, а она снова вернулась к жизни. Теперь нашей основной заботой было сохранить малыша. И мы это сделали. В одно время с ней еще одна наша драконша, Фрося, тоже сообщила о беременности. Это было неожиданно. Фрося и ее муж, Силантий, жили уже давно, но детей у них не было. Мы очень надеялись на них, ведь они оба были настоящие драконы, но, увы. Потом надежды оставили нас, и мы просто доживали свой век. Я, Фиона, Фрося, Силантий и мой племянник Мефодий. А тут такая радость! Счастье просто повалило к нам в дом! Через год они снесли по яйцу и положили их на сохранение, в теплое место. Когда появились младенцы, мы были вне себя от счастья. — Тут старик сделал паузу и торжественно посмотрел на Василису и Германа. — Это были вы, мои дорогие.

— Мы? Но как мы оказались там? — Василиса многозначительно ткнула пальцем в сторону выхода.

Старик вздохнул.

— Мы решили не оставлять вас в семье. Так было нужно. Драконам надо было выходить в мир, и подходящий момент настал. Мы разработали план, который и выполнили с большой точностью. Опять Фиона помогла. Все сложилось очень удачно, так удачно, как мы даже и не мечтали. Правда, пришлось подождать несколько месяцев, но в конце концов все срослось. Незадолго до того, как вам нужно было, э-э, вылупиться, Фиона устроилась на работу в роддом. Твоя семья, твоя будущая семья, Герман, жила тогда недалеко отсюда. Мама твоя рожала в небольшом роддоме, куда Фиона устроилась санитаркой. Персонала вечно не хватало, и ей удалось это без труда. Фиона просто хотела осмотреться, поработать немного, а потом принять решение. Но судьба помогла нам. Мать твоя рожала трудно, ее привезли поздно ночью, в канун Нового года. Был всего один доктор, да и тот успел принять на грудь. Он никого не ожидал, и твои свалились на него как снег на голову. Роды были преждевременными, ребенок родился слабым, но живым. Врач кое-как принял роды, омыл младенца и велел медсестре отнести его в детскую. Ребенок был весь синий, но они не обратили на это внимания. Сестра положила младенца, велела Фионе присмотреть за ним, а сама поспешила к роженице, у той открылось кровотечение. Фиона отправила мне сигнал, мы заранее договорились, что если что-то срочное, я беру ребенка и доставляю в больницу. Мне удалось уловить этот сигнал, и я все понял — медлить нельзя. Я взял мальчика, он вылупился пару дней назад и был еще слаб. Очень похож на недоношенного — драконы рождаются маленькими. Кстати, у твоей матери тоже был мальчик. Так вот. Я завернул младенца, взял на руки, и, воспользовавшись темнотой и пургой, полетел. Прилетел я еще затемно. Врачи и медсестра спали, роженица тоже спала в палате. Фиона встретила меня и сказала, что я как раз вовремя. Ребенок умер. Нет, нет, она не имела к этому отношения. Упаси Бог. У него было слабое сердце, а в той больнице не было никакой современной аппаратуры. Врач, подогретый парами алкоголя и утомленный трудными родами, спал, а Фиона не смогла бы ему помочь. Мы положили тебя, Герман, в кроватку, а трупик забрали с собой. Это был уникальный случай. Никто ничего не заметил. Вот и все. С тех пор ты там.

— А я? — подала голос Василиса. — А что со мной?

— Сейчас, передохну немного. — Старик встал, жадно выпил молока из кувшина и опять уселся на пол. — Почти то же, но немного не так. Когда первый этап нашего плана удался, как нельзя лучше, мы возликовали. Фиона наблюдала за роженицей и ребенком, но та ничего не заметила. Она спокойно кормила тебя, очень ласково целовала, и Фиона успокоилась. Ей было очень жаль сына, но она знала, что так будет лучше. Она очень любила тебя, Герман. Ведь ты плод ее любви. В тебе течет и человеческая кровь, не забывай это. Но видя сейчас твои крылья и хвост, я с гордостью осознаю, что Фиона тебе много дала. Ты больше ее сын. Такие великолепные крылья в наше непростое время вырастают не у каждого. Ты даже можешь попробовать полетать. Они практически окрепли, их нужно испробовать. Кстати, знаете, откуда у людей причуда приделывать крылья на спину и пытаться прыгать со скал? Они очень хотели иметь хоть малую толику наших способностей, вот и стремились подражать. Жалкие идиоты! Они думали, что прицепив искусственные крылья, можно научиться летать. Мне было, право, смешно на них смотреть! Рожденный ползать летать не может. Это ваш писатель сказал. Даже некоторые люди это понимали тогда. Хотя, надо признаться, сейчас это скорее смех сквозь слезы. Самолеты, вертолеты и так далее. Можно только приветствовать людей. — Старик замолчал ненадолго. Этим воспользовалась Василиса.

— Ты упомянул про сигнал, который тебе подала Фиона. Как она могла сообщить тебе за несколько километров? Сотовых тогда, как я помню, не было?

Старик посмотрел на нее исподлобья.

— Ты очень внимательна. Молодец. Это не имеет значения, но я отвечу. Телепатически. Передала мысли на расстоянии. В древности драконы часто этим пользовались. Сейчас дар постепенно утрачивает силу, но если напрячься, то еще можно им воспользоваться. Особенно хорошо получается, когда ты напряжен и находишься в тонусе. Ну, я хотел рассказать о тебе. Ты дочь двух драконов. Не знаю, может Фрося и ходила к людям. Она была гораздо больше похожа на дракона, чем Фиона, и стеснялась показываться на люди. Но чем черт не шутит? Она иногда пропадала на пару дней, когда ссорилась с Силантием. У нее были хорошие крылья, и она могла далеко улететь. А там? Не буду врать, не знаю. Скажу только одно, она очень хотела детей. Когда она узнала о беременности Фионы, то не находила себе места. Она была мрачнее тучи. Как-то ночью я вышел из пещеры, посмотреть на звезды и подышать воздухом. Погода стояла великолепная. Было ясно, луна была огромной и желтой, я невольно залюбовался. Сильный мороз довершал общую картину. Мне захотелось размять крылья. Я давно не летал, и не смог преодолеть искушение. Стояла глубокая ночь, кто в такой мороз будет бродить в темноте? Подгулявшим гражданам все равно не поверят, так что я ничем не рисковал. Я скинул рубаху, надел тулуп поверх и расправил крылья. Я летел совершенно бездумно, просто так, не разбирая дороги. Я специально набрал высоту побольше, чтобы труднее было меня различить. Прямо подо мной раскинулась небольшая деревенька. В маленьком домике на отшибе горел свет. Мне, по непонятной причине, стало любопытно, и я спустился пониже. Свет странным образом влек меня, и я решил рискнуть. Мы, драконы, обычно доверяем своей интуиции. Она у нас прекрасно развита. Я покружил над избушкой, посмотрел, что вокруг никого и опустился на землю. Укутался плотнее в тулуп, чтобы, если кто и увидит, принял за деревенского жителя. Подошел к окошку и потихоньку заглянул. Я был ошарашен увиденным. Посередине избы стоял стол с остатками еды и бутылкой самогона. На кровати с огромной периной на спине лежал мужик, на котором во всей своей красе, совершенно голая, восседала Фрося. Она расправила крылья, хвост ее бил по полу, видимо, в любовном экстазе, груди тряслись. Она закатила глаза и громко стонала, поминутно облизывая красные губы. Мужик был дюжий, со здоровым крупным телом. Кровать под ними прогибалась и жалобно скрипела. Он закатил глаза, но временами открывал их, охал и впивался ручищами в грудь Фроси. Казалось, что кроме этой груди он больше ничего не видел. Взгляд его был немного безумным, и я понял, что она навела на него морок. Мне стало неловко подсматривать, и я улетел оттуда, решив никому ничего не говорить. В конце концов некоторые вольности никому не возбранялись.