Нил Шустерман - Непереплетённые
До Лева не совсем доходит, так что Уил объясняет, что самым биологически близким человеку животным помимо приматов является свинья.
— Пумы — наихудший случай, — говорит он. — Вид редкий, малочисленный, физиология сильно отличается от человеческой; к тому же хищники не созданы для долгой жизни, как травоядные, поэтому их сердца быстро изнашиваются.
— А кто у тебя дух-хранитель? — спрашивает Лев.
Уил смеётся.
— Со мной вообще завал, если мне понадобится орган! Мой дух — ворон. — Он на мгновение замолкает. Погружается в себя. Таким он становится, когда играет. — Все называют мою музыку божественным даром, но рассматривают её как обязанность. Я, видите ли, навлекаю на себя позор, если не отношусь к своей игре так, как им хочется! — Он сплёвывает на придорожный камень. — Я бы никогда не согласился на человеческий орган, братишка… однако в твоём мире есть много такого, отчего бы я не отказался.
— Как, например, овации толпы?
Уил на секунду задумывается.
— Как, например… когда тебя оценивают по достоинству.
4 • Уил
Уил понимает: он слишком многое открыл Леву. Всё должно быть наоборот: человек, спасающийся бегством от закона, должен открываться тем, кто его приютил, находя утешение в их доброте. Уил решает закрыть своё сердце на более надёжный замок.
На следующий день за завтраком когда Уил накладывает кашу себе и Леву, звонит отец. Ма поднимает трубку в кабинете, ожидая плохих известий, но внезапно ставит телефон на громкоговоритель — эту новость должны слышать все!
— Мы завалили пуму-самца через полчаса после начала охоты! — слышит Уил голос отца. — Пивани уже вынул сердце.
Облегчение прокатывается волной по всему дому. Даже Лева, встретившегося с дедушкой только один раз, охватывает радость.
— Уил, отправляйся к дедушке и расскажи ему, — велит ма. — Да поживей! Хоть и говорят, что дурная весть приходит быстрее доброй, на этот раз пусть всё будет наоборот.
Уил хватает гитару и спрашивает Лева, не хочет ли тот пойти с ним. Ради такого случая они даже съезжают вниз на подъёмнике, а не по верёвочной лестнице.
• • •— Ты такой упрямый, дедушка, но видишь — ты таки получишь сердце пумы! — говорит Уил, перебрасывая гитару со спины вперёд, готовый играть мелодии исцеления, даже не дожидаясь трансплантации.
— Упрямство — это наша фамильная черта, — сухо отвечает старик. Уил замечает, что дедушка смотрит на Лева — не потому, что хочет подарить мальчику своё внимание, а лишь затем, чтобы не встречаться глазами с внуком. Уил начинает что-то подозревать.
— Что-то не так, дедушка? Я думал, ты обрадуешься.
— И обрадовался бы, если бы сердце досталось мне.
— Что?!
Дедушка тычет пальцем в сторону группы посетителей, столпившейся около другой койки. Уил не обратил на них внимания, когда входил в палату — настолько он торопился сообщить деду прекрасную новость — но, по-видимому, Точо узнал обо всём ещё до прихода внука. Женщина на второй койке молода — ей около тридцати или чуть за тридцать. Родственники, собравшиеся около неё, похоже, веселы и счастливы, несмотря на то, что она в тяжёлом состоянии.
— Я отдаю сердце ей, — заявляет дед. — Я уже решил.
Уил вскакивает так резко, что стул опрокидывается.
— О чём ты?!
— Я могу не выдержать операции, Чоуилау. Слишком стар. А тут — молодая женщина, шансов выжить у неё гораздо больше. У неё тоже дух-хранитель — пума.
— Но сердце добыто твоими сыновьями! — взрывается Уил, и женщина на соседней койке слышит его. Вот и хорошо! Пусть все знают! — Это сделали твои сыновья, значит, оно твоё и ничьё больше!
Дед переводит взор на Лева, и внук злится ещё больше.
— Не смотри на него! — вскрикивает Уил. — Он не нашего племени!
— Мнение постороннего всегда объективно. Оно непредвзято.
Лев отступает на шаг назад. Уил не хочет, чтобы он принимал участие в этой дискуссии. Да и сам Лев не хочет этого ещё больше!
— Это ваше сердце. — Вот и всё, что он может сказать.
Уил почти что вздыхает с облегчением: молодец, Лев, поддержал! — но тут дед произносит:
— Видишь? Парень согласен со мной.
— Что? — спрашивают Уил и Лев в унисон.
— Это моё сердце, — поясняет дед. — А это значит, что я имею законное право решать, что с ним делать. И я отдаю его этой молодой женщине. И избавь меня от дальнейших дискуссий.
Ярость и скорбь охватывают Уила. Он вылетает из кардиологического корпуса, но сбежать ему не удаётся. Новость о решении деда уже известна всей семье, и в тот момент, когда Уил выносится на улицу, игнорируя попытки Лева удержать и успокоить его, к зданию уже подходят остальные родственники: родители Уила, затем дядя Пивани и его семья. Уил видит ближайших друзей Точо. А вот и Уна. Их всех позвали, чтобы попрощаться со стариком. Они все пришли проводить его.
— Сделай это для него, Уил, — мягко просит ма, ступая на порог. — Пожалуйста, сынок, сделай это для него.
Уил ждёт снаружи, пока все не входят в корпус, включая и Лева. Потом он медленно шагает по коридору к круглой палате. Мимо него катят женщину с синюшными губами, за ней гурьбой следуют её родичи. Больную начали готовить к операции.
В палате все уже расселись на стульях и на полу. Лев придержал стул для Уила. Усталые глаза деда прикованы к лицу внука. Тот садится и начинает играть. Сначала звучат мелодии исцеления, но в слишком скором темпе. В игре Уила чувствуется отчаяние. Но его никто не останавливает. Постепенно музыка переходит в скорбные погребальные тренодии: звуки призваны облегчить переход из этого мира в следующий.
Уил играет несколько часов. Он с такой полнотой растворяется в музыке, что забывает обо всех присутствующих. Юноша почти не слышит слов, с которыми его родные прощаются со стариком, не слышит, как его дед говорит о переходе духа из его разрушающегося храма в иное царство. Он не обращает внимания на Лева, который сейчас кажется ещё более чужим, чем обычно. Уна присела у окна рядом с Левом; она слушает игру Уила, но он не смотрит на неё. Уил скользит взглядом по лицу отца — оно торжественно-печально. На отце по-прежнему охотничий костюм, на дяде Пивани тоже, только дядина одежда запятнана кровью пумы. Снаружи, из-за стен корпуса, доносится запах костра: там семья спасённой женщины поёт духам благодарственные песни.
День перетекает в сумерки, и Точо тоже почти растворяется в них, готовый уйти по зову из запредельной страны. Но тут, совсем на краю, он вдруг протягивает руку, останавливает Уила и подзывает его к себе.
У него есть к внуку последняя просьба, и он шепчет её ему на ухо, медленно, с трудом выговаривая слова. Уил соглашается: у него нет сил спорить о том, что произойдёт завтра, потому что у его дедушки есть только сегодня.
Обещание дано, и Уил снова погружается в музыку. Он не замечает, как ма, одетая в свой белый халат, щупает больному пульс и качает головой. Уил играет, и дыхание деда замедляется. Уил играет, не слыша тихих рыданий дяди Пивани. Уил играет, звуки его гитары обволакивают душу деда и уносят её в далёкое, незримое нечто. И когда Уил отрывает пальцы от струн, остаётся лишь оглушительная тишина.
5 • Лев
Кладбище Людей Удачи расположено в самом центре резервации, далеко от населённых мест. Многие семьи хоронят своих покойных в гробах, на западный образец, но другие, придерживающиеся традиций племени, зашивают тела в саван, а некоторые проводят самый древний ритуал из всех существующих. Хотя в семье Уила все обычаи перемешались причудливым образом, дедушка был приверженцем старых традиций. Поэтому его будут хоронить по древнему обычаю.
Тело Точо, покрытое ветвями можжевельника, лежит на высокой деревянной платформе. На шестах подвешены тростниковые корзины, украшенные зубами пумы; они полны пищи, которая понадобится покойному на том свете. Зажигается огонь, взвивается дым. Лев внимательно смотрит, стараясь сохранить в памяти всё разворачивающееся перед ним действо.
— Наши предки считали, что дыхание мёртвых переходит в Нижний Мир, — поясняет ему Уна.
Лев потрясён.
— В Нижний Мир?!
— Нет, не в преисподнюю, — успокаивает его Уна, поняв, о чём он подумал. — Просто там пребывают души умерших. Наверху или внизу — неважно, понятия верха-низа в загробном мире не существует.
Лев замечает, что Уил стоит в стороне от других, как будто он здесь посторонний.
— Почему Уил не принимает участия в церемонии? — спрашивает он.
— Уил следовал нашим обычаям, потому что любил своего дедушку. А теперь он должен сам решать, придерживаться ему традиций или нет. Ты тоже, кстати, должен выбрать.
Леву кажется, она шутит.
— Я?
— Когда заявление о твоём праве на поселение будет одобрено, ты станешь приёмным сыном племени. Вдобавок к тому, что ты будешь защищён от расплетения, резервация официально станет твоим домом. И как всякий живущий здесь ты должен будешь решить, по какую сторону стены находится твой дух.
