Джефф Лонг - Год зеро
— Я тебя замучилась искать, — сказала Голдинг. — Пока шеф охраны вашего корпуса не подсказал.
— Капитан Иноут?
— Пожилой такой дядечка. Индеец. Сказал, никому за тобой не поспеть.
— Капитан переживает за меня, — рассмеялась Миранда. — Прямо как вы. Зачем пожаловали?
— С тобой увидеться.
Миранда любезно приняла лесть, а затем пояснила:
— Я имею в виду Лос-Аламос, вы ведь уже были здесь неделю назад.
— Я приехала повидаться с тобой, — сказала Голдинг с серьезным видом.
Миранда опустила глаза, и, видя ее радость, Голдинг почувствовала себя счастливой и любимой; в то же время ей было грустно. Эта красивая молодая женщина так много значила для стольких людей. Их притягивали не только таланты Миранды. Они верили в нее. А та ничего не замечала — в этом была она вся. У такой непременно должны быть любовники, однако Голдинг была твердо уверена: еще не было ни одного. У Миранды наверняка есть подружки, партнеры по утренним пробежкам и книжным клубам. Она должна участвовать в групповых вылазках на фестивали в Санта-Фе, разбивать сердца юношам и вести сокровенные беседы за обедом. Должно быть все это. Но она одинока. Не считая отца, единственный, кто заменял Миранде семью, — хрупкая пожилая леди, появляющаяся в ее жизни раз в год по обещанию.
— Все хорошо? — спросила Миранда.
Все было нехорошо. Мало-помалу они дойдут в разговоре и до этого.
— Бога ради, чем ты тут занимаешься? — спросила Голдинг. — Капитан сказал, в последнее время ты отсюда не вылезаешь.
— Есть идея, — призналась Миранда.
— С удовольствием выслушаю.
— Отлично. Только подождите минуточку, ладно? — Она убрала прядь волос за ухо. — Я как раз заканчиваю.
— Не торопись. Я ничего тут трогать не буду.
— Ой, да кости безопасны, — сказал Миранда.
Голдинг походила немного между столами. Приглядевшись к костям, она стала замечать повреждения. Травма не была ее специализацией, но хорошо различимые отметины и переломы говорили сами за себя. Некоторые из этих людей прожили жизни, полные жестокости и насилия. На тех местах, где срослись переломы и трещины, образовалась костная мозоль. Ранения же, не подвергавшиеся лечению, сразу бросались в глаза. Элис обвела взглядом просторное помещение. Смерть этих людей на Голгофе была ужасной.
Она была осведомлена об этих костях. Да все о них знали. Визитеры предполагали, что повреждения были нанесены в ходе великого сражения. Но, прохаживаясь вдоль столов, Голдинг отмечала, что немногие из ранений ассоциируются у нее с древней битвой. Черепа не проломлены. По состоянию шейных позвонков нельзя было говорить о перерезании глоток или отсечении голов. Ключицы не перерублены мечами или топорами. Она читала, что у воинов старых времен, как правило, находили больше повреждений на левой половине тела, а раны обеих рук встречались довольно редко.
Незалеченные переломы собранных здесь костей имелись почти исключительно на нижних конечностях: пробитые гвоздями пяточные кости, изрубленные и переломанные длинные кости ног. Странное повреждение, о котором ученые и помыслить не могли до этого открытия, — рассечение передней части коленной чашечки. Разрежьте надколенное сухожилие — и получите тот же результат: разрушение бедренной кости, но с гораздо меньшим усилием. Какой ужас, подумала Голдинг. Смерть на крестах в Риме и Иудее наступала от асфиксии. Страдания этих несчастных длились долго: часами они силились хоть чуть-чуть подтянуться и вздохнуть. Наверняка многие пытались повиснуть и оборвать мучения смертью. Но тела все равно брали верх над рассудком. Жизнь упорно не хотела сдаваться.
Миранда задвинула ящик и подошла к Элис.
— Здесь приблизительно девять тысяч фрагментов костей. Я все еще пытаюсь разобраться, кто есть кто.
— Ты собираешь их одна?
Миранда наклонилась и подровняла несколько фаланг пальца кисти.
— Люди иногда заглядывают. Для них это вроде большого общего пазла. Каждый посильно принимает участие — вставляет свой кусочек. Потом приходит еще кто-то и вносит свою толику.
Они приблизились к металлическим стеллажам. Это был миниатюрный музей орудий казни: ржавый боек молота, гнутые гвозди, деревянные дощечки, на которые опирались конечности подвешенного на столбе, дабы предотвратить от разрыва мышцы ног и рук.
— Меня каждый раз в дрожь бросает, — сказала Миранда, достав маленький терракотовый сосуд из коллекции тридцати — сорока таких же. — Пузырек для слез. Женщины казненных оставляли их возле крестов. — Она вернула его на полку. — Пыталась делать соскобы: взять образец.
— Образец?
— Ну, для генетической пробы. Женской. Единственное, что накопала, — соль. — Затем пробормотала смущенно: — И горе…
— А что ищешь?
— То же, что и все. Пациента Зеро.
Голдинг не надо было переспрашивать, что это за Пациент Зеро. На менее значительные инфекции никто уже даже внимания не обращал. Пессимисты предсказывали, что эпидемия, пришедшая с Корфу, может оказаться значительнее той, что была вызвана бактерией Yersinia pestis. Они явно недооценивали опасность. С тридцатью пятью процентами летальных исходов, согласно статистике, Черная Смерть была не страшнее насморка в сравнении с тем, что нес миру этот неизвестный вирус.
— С каких пор ты присоединилась к «эпидемикам»?
— Это они в определенном смысле присоединились ко мне, — ответила Миранда. — Из других отделов просили кое в чем помочь.
— Не вижу связи. — Лаборатория «Альфа» специализировалась на изучении генома и клонировании, а не на охоте за микробами. — Полагаешь, вирус может все еще жить в костях?
— Уже нет. Мы точно знаем, что в этих костях он отсутствует. Отдел молекулярной патологии набросился на них, как полчища термитов, прогрызая дыры всюду, вдребезги кроша образцы. Они закончили свои исследования месяц назад и свалили все на хранение сюда.
Вот что означали слова Миранды «кости безопасны».
— Они все еще пытаются прибрать к рукам другой генетический материал того же периода, — сказала Миранда. — Но он будет не из Иерусалима. Из-за того, что случилось с этими молодыми людьми из ВМС.
«Молодыми людьми». Она говорила как столетняя бабка. Несколько моряков, скорее всего, были ее ровесниками. Остальные вояки-ветераны и ученые, мужчины и женщины, — в два и более раза старше ее. Эта операция стоила жизни нескольким близким друзьям Голдинг.
Три месяца назад командование ВМС отправило группу авианосцев в Средиземное море. На кораблях находился необычный альянс специалистов из Центра контроля заболеваний, Национального института здоровья и Института медицинских исследований инфекционных заболеваний армии США. Миссию транслировали по телевидению, в стиле Войны в заливе. Предполагалось, что она продемонстрирует славную и скорую победу американского ноу-хау над вирусом, пришедшим с Корфу, этим «концом всему», как окрестили его некоторые таблоиды.
Люди всего мира следили за тем, как разворачивалась операция. Репортажи, в которых ощущался едва уловимый драматизм, были наполнены бесконечными подробностями противоэпидемического обеспечения, лечебного процесса и мер профилактики при уходе за больными. На палубах экипаж нес вахту в марлевых масках, бумажных бахилах и латексных перчатках. Корабли расположились в кризисной зоне, каждый с определенной боевой задачей. Они подошли к портовым городам Греции, Израиля, Ливана и Египта, будто вот-вот должна была разразиться Третья мировая война. Но колыбели цивилизации были безлюдны.
Военные корабли дежурили на рейде, а бригады вирусологов, ветеринаров, энтомологов, терапевтов и зоологов, по воздуху переброшенные на берег, приступили к методичным поискам. С экранов телевизоров города напоминали опустевшие съемочные площадки. Мир казался сюрреалистичным. В Иерусалиме стены Старого города пылали на летнем солнце, как расплавленное золото. Несчетные стаи морских птиц кружили, выискивая, чем бы поживиться. Никто теперь не вел сражений за Святые места. Не было паломников, предсказателей, торговцев, детей. Только туристы-исследователи, одетые в «лунные» костюмы биохимической защиты.
Цель их была проста: найти вирус или прион — чем бы ни предстал микроб Корфу. Должен же быть у вируса природный источник скопления, место рождения. Пока что возможность отыскать подобный естественный резервуар представлялась чистой воды научной фантастикой. Эпидемиологи тем не менее проследили путь заразы до особняка экстравагантного греческого миллионера на Корфу. По освященной веками традиции заболевание получило имя места своей вспышки. Теперь стало известно, что грек коллекционировал и вскрывал христианские реликвии, регулярно отсылая их содержимое в различные лаборатории на анализы. Благодаря принятым учеными мерам предосторожности и оперативной реакции правительства первые проявления болезни Корфу ограничились городами, в которых находились лаборатории. Исследователи быстро сравнили записи и обнаружили источник: стеклянный пузырек времен Римской эпохи с частицами останков человека. Больного человека. Но все оказалось куда сложнее. У этого источника был свой источник.
