Всеволод Глуховцев - Консорциум
По здравому размышлению Никонов и Лосев заключили, что закон больших чисел работает и здесь. Среди отобранных наверняка оказались и пустые люди. Ну, почти пустые. Какие-никакие данные у них есть, но… Что ж, придется признать ошибку и терпеть таких.
Лидеры не обошли вниманием вопрос о конспирации и пришли к выводу, что пока с этой стороны опасности ждать не стоит. Вряд ли кто из серьезных взрослых людей захочет навлекать на себя подозрительные взгляды баснями о каком-то там таинственном обществе. Расчеты оправдывались: желающих заявить о Консорциуме во весь голос или тайно по начальству не находилось.
Беда пришла с другой стороны.
Итак, Павел Бубнов. Тридцать шесть лет. Программист. Место работы — информационно-технический отдел колледжа. Когда-то, поступая на факультет информатики, Павел был преисполнен самых свирепых амбиций. Уж кто-кто, а он-то рожден для того, чтобы стать вторым Биллом Гейтсом!..
Жизнь, однако, быстро приткнула юношу на место. Однокурсники оказались не хуже и не глупее его, а главное — оказалось, что талантами в области точных наук он не блещет. Он учился очень старательно, корпел над учебниками… но не мог не видеть, что другие мигом хватают то, что он одолевал натужной зубрежкой. Этих других после выпуска влет расхватали крупные компании на солидные оклады, а Бубнову со скрипом удалось пристроится в колледж на тухлую зарплату. Сначала он еще хорохорился, но пошли, постоянно ускоряясь, год за годом, а он все оставался рядовым сотрудником, обслуживавшим компьютерные классы. О продвижении его по службе никому не было ни малейшего дела.
И это при огромном, болезненном самолюбии! Которое имело основания — Павел вовсе не был бездарен. Он тонко чувствовал природу, людей, точно улавливал мотивы их действий, предугадывал поступки. Все это было. Только никому не было нужно.
Павел осознал, что промахнулся с профессией, погнавшись за модой. И что теперь? Менять жизнь?.. Как-то неохота. Пристроился, пригрелся, худо-бедно зарплата, уют, стабильность… Так и не решился на резкий шаг, остался киснуть в своем информационно-техническом отделе.
Жизнь мотала его от надежд к отчаянию. Одно время он впал в едкий цинизм, изображая непризнанного гения, коему не нашлось места в мире, где все теплые места заняты блатными сынками… Надоело. Тогда натянул маску всепонимающего мыслителя, постигшего великую тайну: найти свою тихую норку, скрыться в ней, чтобы все бури этого мира проносились мимо, сметая тех, кто не понял главного в жизни. Философия премудрого пескаря, словом. Но и она оказалась непрочной: слухи об успехах его однокурсников, об их собственных домах и даже яхтах — враз и вдребезги разбивали эти хитромудрые умствования. И Павел Бубнов оставался наедине с бессильной завистью и мыслью о том, что он самый банальный неудачник, при всех своих талантах.
Годы все шли. Какая-то от них даже была польза: зависть и обиды на судьбу притупились. Павел стал равнодушнее, увяз в житейских мелочах, полюбил бесцельно шататься по городу…
И надо ли повторять, что его дар никуда не делся, что он мог так же видеть людей насквозь, угадывать, что человек сделает в следующий миг! И надо ли говорить, что блуждания привели его к одному из мест силы, где он и столкнулся с Кузьмичом…
От этой встречи точно второе солнце вспыхнуло в небе. Вот! Вот оно, то самое! Он задохнулся от счастья. Не мог же редкий дар остаться незамеченным?! Не мог. Есть в мире высшая правда! Эта группа, Консорциум, это же острие человечества. Первые. Высшие. Единственные!
Но Павел был не просто неглуп, а умен. Он сумел ничем не выдать радости. И на «первом съезде» держался как можно более скромно. И конечно, ощутил, как резко вырос его дар от общения с себе подобными. И решил, что теперь он должен стать первым — или никаким.
4Геннадий Тихонович прервался. Максим вдруг понял, что хозяин как-то особенно смотрит на Диму. И вслед за этим еще острее пронзила мысль, от которой Макс вздрогнул и внезапно выкрикнул:
— Димон! Ты… ты что-то знаешь?! И молчишь!
— Не молчу! — огрызнулся Дима. — Я сам только что… Только сейчас все срослось вот тут, — он ткнул пальцем в висок.
— Так говори!
— А я что? Говорю.
И заговорил.
Однажды вскоре после гибели Евгения Ильича в «Олимп» пришел клиент. Солидный, спокойный мужчина средних лет. Проявил интерес к недвижимости в разных районах, в том числе и в Димином — но ничего конкретного. Кольцов дал гостю визитку, на чем вежливо расстались.
А назавтра мужчина позвонил:
— Дмитрий, здравствуйте. Я хотел бы с вами встретиться, но в нейтральной обстановке…
Никонов усмехнулся, перебил:
— А звали этого мужчину?..
Дима уставился на Геннадия Тихоновича как школьник на волшебника:
— Ярченко…
— Игорь Сергеевич, — докончил Никонов.
— Да, — кивнул Дима.
Игорь Сергеевич Ярченко предложил Диме встретиться на улице — в уютном месте на бульваре. Ладно, встретились. Тут-то Ярченко и преподнес риэлтору первый сюрприз.
Он вынул из кармана плотную красную книжечку. «Федеральная служба безопасности» — Дима обомлел. Посланник же спецслужб заговорил приветливо, даже слишком как-то медово… «Вербовать будет», — догадался Кольцов.
Ярченко сообщил, что события вокруг «нехорошей квартиры» Кузьмича заинтересовали компетентные органы. Три странные смерти!.. Конечно, милиция и прокуратура занимаются своим чередом, но милиция милицией, а наша контора свои ходы пишет. Мне поручено провести негласное расследование, и я решил, Дмитрий, привлечь вас, как человека, владеющего ситуацией. Что?.. Нет, что вы! Никаких расписок, никакой бюрократии. Чисто джентльменское соглашение. У вас, знаете ли, устарелые представления о наших методах, хе-хе… А что касается материального вознаграждения, то это вполне приветствуется, и опять-таки без лишней формалистики. Извольте!
И на свет явилась пара крупных купюр.
Деньги лишними не были, но не они прельстили молодого человека. Спецслужбы! Таинственный, скрытный мир… И купился на это.
— Поверили? — с грустной иронией спросил Никонов.
— Тогда — да, — хмуро буркнул Дима.
— А потом?
А до «потом» надо было еще дожить. Сначала же Дмитрий был очень вдохновлен поручением. Ну как же! Прикоснулся к тайнам. И когда Сергей открылся ему, он в тот же день отзвонился Ярченко. Тот сразу потребовал встречи, несмотря на поздний час.
Дима постарался доложить о беседе с Сергеем максимально подробно. Ярченко слушал с огромным вниманием, кивал. Диме казалось, что он старается скрыть азарт и даже восторг… Конечно, он не веселился не плясал, напротив, явно сдерживал себя, но вот это как раз и насторожило внимательного Диму. С чего бы вдруг такие детские чувства у матерого чекиста?.. Впрочем, тот выслушав, похвалил и деловито распорядился продолжать наблюдение, ни в коем случае не обнаруживая себя перед Сергеем.
Дима все выполнял в лучшем виде, исправно докладывал куратору. Тот слушал, глубокомысленно кивал, выражался сентенциозно…
И вот тогда странность, почудившаяся Диме, стала перерастать в беспокойство. Он впустил в себя мысль, что этот офицер что-то не договаривает или скрывает. И у него идет такая партия, которой Дима не знает, а кормят его легендой.
Но дергаться поздно, коготок увяз. Оставалось лишь двигаться вперед. Он и двигался, до того самого дня, когда Сергей пропал.
Это случилось — и Дима увидел, что его старший товарищ из ФСБ не слишком удивлен, тем более не огорчен. А чего-то похожего и ожидал. Эксперимент идет по плану. И теперь Диме было предложено наблюдать, что будет дальше, кто придет на место Сергея и т. д.
— Значит, действовал по заданию, — в голосе Максима можно было услышать упрек.
— Нет! — отрезал Дима. — То есть… не совсем так. Я решил сыграть в свою игру.
— Сыграл, — буркнул Макс. — Чуть живы остались…
Наедине с собой Дима рассудил: пусть Ярченко не договаривает. Ладно! Но и я не буду болванчиком в этих раскладах. И решил раскрутить новичкам-риэлтора на интерес к тайне. И самому пойти в загадочное место. И пошел.
Геннадий Тихонович прошелся по комнате. Круто обернулся:
— Ну-с, а теперь, юноша, понимаете, что крылось за этим?
— Ваш Консорциум, теперь-то ясно…
Никонов помолчал и ответил:
— Консорциум-то Консорциум. Да не наш.
Глава 5
1Когда Бубнов освоился, узнал людей, выяснил диспозицию, он серьезно задумался. А чем я хуже? — острым шильцем поддевала мысль. Какого черта я должен плестись за этими хрычами, что старым, что молодым?.. Нет уж, не дождетесь, теперь я сам буду все решать!
Он слишком долго был никем. И вдруг мир для него сорвался со всех орбит — в этом мире он хотел стать всем. Все и только всем. Все или ничего! — от этой мысли уносило так безбрежно, что он и сам пугался этого, но как-то сладко, по-сумасшедшему пугался, было весело и жутко.