Павел Комарницкий - Прошедшая сквозь небеса
В общем, выкупил дед родную винтовочку, офицерам это разрешается, а в Приграничье даже приветствуется, и давай шастать по тем же джунглям, которые прежде облазил вдоль и поперёк. С той только разницей, что вместо полудюжины бойцов за спиной одна котомка, кайло да винтовка дулом вниз. Построил хижину возле ручья, из камыша да листьев кость-дерева, чтобы было где обсушиться после дождя… Ходит-бродит, сон-яви мелькают одна за другой, а находит сущую мелочь. То камень поделочный, то друзу пьянящих грибов… ну, пожрать там плодов или улиток древесных… В общем, никакого просвета. На плечах рванина, на ногах опорки из коры сплетённые — справную форму, в которой демобилизовался, дед мудро в сундучок, свинцом обитый поклал, да камнями тот сундучок завалил в месте укромном. В хижине, понятное дело, бесхозно разве только горшки глиняные оставлять можно…
Не сразу, ой, не сразу понял мой дед, как везёт ему. Добыча ничтожная, это верно, да только куда более добычливые коллеги один за другим бесследно исчезают, а ему хоть бы хны. Плюс на патронах немалая экономия — можно верить, можно нет, а только ни разу не пальнул дед с того самого разговора у болотца. Не побаловался даже дичиной, по его словам — крепко засело в мозгу пророчество.
В общем, прошло сколько-то сон-явей, и остался он один в живых из всей компании, с кем начинал. Уже и кличку дали ему — Некусай. Ни он не кусает, стало быть, ни его… Но только всему приходит предел, и дедову терпению тоже.
И вот как-то раз оставил он винтовку в укромном месте, а сам в джунгли подался. Нарочно, заметь. Идёт и идёт, пока силы есть. Знаю, невероятным это покажется, в джунглях и с винтовкой в одиночку ой как непросто ходить… но что дед рассказал, то и говорю.
В общем, опомнился он у того самого болотца, куда убитых сородичей Водяные поклали. Возле речного берега. Ноги сами принесли, что ли… Сел слегка передохнуть, а встать не может. Всё, кончились силёнки. Пошарил в мешке, где лепёшка последняя оставалась да горсть грибов сушёных… пусто. Когда прореха в дне мешка образовалась? А тут ещё дождь пошёл, для джунглей обычное дело — но для деда как последняя капля. Плакать бывшему офицеру вроде как не к лицу, да и кому это помогало? Ну, значит, дед напился воды из фляги, сорвал веточку да и баландает ею в воде, какое-никакое занятие, а то когда ещё смерть придёт. Совсем как тогда… Вспомнил про головастика игривого, улыбается. Вдруг за спиной плеск, как будто по луже кто ногой топнул. Дед мой оборачивается так неспешно — а чего спешить, ежели винтовки при себе нету? — и видит, стоит Водяной. Молодой совсем, недоросль.
«Привет» — шелестит в голове у деда. — «Не узнал?»
«Отчего не узнать» — отвечает. — «Вон ты какой вымахал… Знаешь, я рад, что всё тогда так хорошо вышло. Хоть одно стоящее дело в жизни вышло у меня хорошо».
А тот молчит, таращится, всматриваясь в деда, как будто сквозь мутную воду дно углядеть пытаясь… ну, кто с ними дело имел, поймёт, о чём речь.
«Я, конечно, не Видящий, но… Твоя нить жизни длинна, и не заканчивается здесь».
«Ещё чего!» — возмутился дед. — «Никуда отсюда не двинусь. Чтобы я ещё и за своей смертью бегал — не чересчур ли будет? Пусть сюда приходит и точка».
«Но отчего ты не хочешь жить дальше? Нет на тебе злодеяний, что тяжким камнем тянули бы в пучину Небытия. И здоровье твоё пока вполне крепко, и вообще ты не стар».
«Боюсь, тебе не понять. Это вам, Водяным, под каждым деревом и стол и дом… ничего не надо… Короче, устал я. Такая как сейчас мне жизнь ни к чему, выхода же я не вижу».
Долго, долго молчал Водяной, ну то есть голос в голове затих, удалился. Сел рядом с дедом и молчит, только дождь шумит в ветвях. Деду всё это окончательно надоело, лёг он на спину и глаза закрыл, чтобы не видеть больше бурого неба и бурого мира[1].
«Жди здесь» — шелестит вдруг в голове у деда. Открывает он глаза, а молодой Водяной уж на берегу реки ласты распускает. Бултых и нету, только круги на воде… Дед пожал плечами и обратно глаза закрыл — он так и так никуда отсюда двигаться не собирался. Дождь тем временем стих понемногу, и потянуло деда в сон… не особо удобно на мокром мху почивать, ну да всё равно ему уже было.
Допив отвар, Клик-Клак сунул кружку в воду, поболтал за бортом, изображая таким способом мытьё посуды. Аккуратно упрятал посудину в дорожный мешок.
— Сколько проспал он, самому невдомёк, а только проснулся будто от толчка, и видит перед собой её. Ту самую Водяную, стало быть.
«Ну здравствуй, Видящая» — улыбнулся дед, и отчего-то хорошо ему так на сердце стало. — «Вот и опять встретились мы… а я уж и не чаял. Балует меня жизнь-жестянка под самый конец».
«Не спеши умирать» — чуть улыбается она в ответ. — «Возьми вот» — и протягивает ему горсть Кристаллов Удачи. Дед рот открыл и головой трясёт от обалдения.
«Это… мне?!»
«Ну а кому же ещё?» — смеётся Водяная. — «Только самый большой не продавай, держи при себе всегда».
«Как же мне благодарить тебя, и что я должен буду взамен?»
«Ну вот…» — теперь её огорчение было неприкрытым. — «Отчего вы все так глупы, сухокожие? Впрочем, оставим… Ничего ты не должен, бывший воин. Ты хотел богатства и удачи — вот они».
Клик-Клак наклонился, пропуская над головой низко нависающий каменный уступ.
— В общем, коренным образом жизнь дедова перевернулась. Вернувшись к хижине, достал он спрятанный сундучок, переоделся в приличную одежду да и двинул в Столицу. И как попёрло ему, как попёрло… Лавку купил на главной улице, торговля сразу в гору. Женился на хорошей девушке из приличной семьи, родились у них дети — две девчонки и парень, отец мой. Всеобщее уважение, дом полная чаша, в лучших семействах принимают хоть в явь, хоть в сон… В общем, жить бы да жить. Самый большой Кристалл Удачи из подаренных дед, как было велено, на шее в мешочке носил, так что удача ему была неизменна.
И вот однажды решил он сразу громадный куш огрести — а к тому времени дела с ним вели такие раханы, что искоса и глядеть опасно. В покои к самому Повелителю вхожи… И вдруг чувствует однажды дед, нежась в постели, как на груди его будто огнём жжет. Он хвать за мешочек, а кристалл уж не светит ровно, как водится — мерцает-полыхает. Мигнул в последний раз и погас. Кончилась его сила, стало быть, вся вышла. А может, превысила его колдовскую защиту тяжесть, что навалили — дело, что дед с компаньонами затеял, непростое было…
В общем, дело то рухнуло с треском, и дед, естественно, крайним оказался. Из всего имущества осталось то, что на нём надето. Жена, раз такое дело, с детьми в родительский дом подалась, дед по старой памяти права было качать решил, но тут уже тесть подсуетился, и вместо восстановления семейных уз получил бывший хозяин постановление о запрете проживания в Столице. Могли и вовсе в кандалы да на рудник, очень уж злы были на деда моего могущественные компаньоны. Ну да всё ж таки внуков жалеючи… короче, выбили за ворота пинком под зад — гуляй не хочу.
Клик-Клак вновь замолчал, на этот раз надолго.
— Ну, стало быть, вернулся дед в Пограничье, нашёл свою старую хижину, подправил и продолжил жить, как и не было куска счастливой жизни. Как будто долгий-долгий сон привиделся, а проснулся — и вот она, обычная мерзкая явь… Тростниковая хижина, каша из варёных корневищ в закопчённом горшке, грибы, улитки, и то и дело ливни, так что тряпьё просыхать не успевает. Тем бы всё и кончилось, и однажды околел бы дед в своём гнилом шалаше — как то и положено неудачливому старателю.
Да только как-то раз просыпается он и видит — стоят перед ним тесть и мальчишка, уже подросток почти. Не вдруг признал дед в нём отпрыска.
«Чем обязан?» — спрашивает. А тесть весь дрожит, и куда прежний гонор девался — бух ничком.
«Прости, Чинга» — так моего деда звали. — «За себя не прошу, не вправе, но сына своего ты спасти обязан!»
Ну, слово за слово, и выяснилась сквернейшая история. Оказался каким-то боком впутан в заговор дворцовый тесть… даже не то чтобы впутан, а просто тесные связи имел с теми могущественными Владыками. И когда раскрыла Тайная служба заговор, то Повелитель велел всех под корень, с родными-знакомыми… ну очень широкий круг вышел. Так надёжнее.
Снова воцарилось долгое молчание. Контрабандист угрюмо разглядывал тёмную текучую воду, неспешно несущую надувное судёнышко в неизвестность.
— Как именно спаслись они в ту страшную явь, когда всех заговорщиков, а также и отчасти причастных, и непричастных вовсе резали без разбору, отец рассказывать очень не любил, отмалчивался глухо. Зато говорил, как они бежали через Границу. Бежать от гнева Повелителя вообще-то можно… вот только некуда. В Страну Дождя, или к пустынникам, или в Страну Тьмы, или на Острова Мертвецов… есть и другие места, хорошо приспособленные для скорейшего окончания жизни. Тестя в первую же явь сожрал здоровенный кранг — цап и нету… Сына дед мой не отпускал от себя ни на полшага, самого же его джунгли всё ещё щадили — видать, крепок завет Видящей Водяных…
